Когда профессор Синигибский постучал в дверь кабинета, я откланялась: мы с ним категорически не могли находиться в одном помещении больше пяти минут, тут же начинали ссориться из-за чего угодно, от закрывания форточки до произношения полной формулы титулования Императора Чинского.
Жанна остановила меня, когда я вышла в приемную, и, краснея, спросила:
— Простите, госпожа профессор, а… где вы красились? Такой цвет замечательный, вся Академия обзавидуется!
Я могла только глубоко вздохнуть и воспользоваться советом Кайонна, ответив:
— Знаешь, Жанна, это у меня, наверное, цвет волос изменился от переживаний!
Глава 31
Зеркальное стекло растаяло, будто было ледяным.
Брашер качнулся вперед, потом, будто не веря собственным глазам, протянул руку и пощупал край рамы.
— Ну же, Теодор, скорее! — подбодрил его Кайонн. — Мы не знаем, сколько продержится этот, условно говоря, портал.
Это подействовало: тот метнулся к столу, схватил толстый том и пару тетрадей и выпрыгнул из золоченой рамы. Будто только этого кто-то и ожидал, в раме стало вновь появляться зеркальное стекло, сперва совсем тоненькое и полупрозрачное. Это было больше всего похоже на то, как схватывается льдом вода в проруби. Еще несколько мгновений, и перед нами вновь было зеркало, исправно отражающее обстановку зала.
Брашер бросил на пол свои тетради и схватил меня и Кайонна за руки.
— Все-таки получилось! — бормотал он, — боги всемилостивые, все-таки получилось! Друзья мои, скажите что-нибудь, я столько лет не слышал человеческого голоса! Самое ужасное, что там было — это абсолютная тишина. Вы спасли меня!
Он кинулся обнимать меня, потом Кайонна, потом снова меня…
— Знаете, давайте продолжим разговор у меня в кабинете, — предложил ректор. — Или, хотите — пойдем в сад?
— Сад? Ох… Я забыл, совсем забыл, что бывают сады, леса, деревья, реки… Море, я ведь могу отправиться к морю! — бормотал Брашер, не в силах выпустить мою руку.
Хорошо, что портал в кабинет ректора я уже открывала без лишних жестов, он был попросту привязан к ауре — так же, как переход откуда угодно в мой особняк или в приемную Службы безопасности. Мы втроем просто выпали из светящегося овала, и через минуту Жанна внесла поднос с чайником, чашками, пирожками в корзинке, прикрытой белой салфеткой, и большим термосом с травяным отваром для Кайонна.
Брашер бросился к окну, распахнул его и застыл, глядя во двор Академии. Там как раз завхоз распекал нерадивого орка-дворника, используя при этом выражения настолько непарламентские, что я заслушалась. Но Брашер впитывал эти звуки, словно сладчайшую музыку. А уж когда колокола прозвонили полдень — сперва на Башне Святых сердец, что на холме Мучеников, а потом и в других храмах центра Лютеции, — он вцепился в подоконник так, что пальцы побелели.
— Теодор, — я положила ладонь на его руку. Он вздрогнул. — Пойдемте, выпьем чаю и освободим господина ректора от нашего присутствия. Хотите, я с вами прогуляюсь по Лютеции, покажу, где что. Вы ведь давно здесь не были…
Сознаюсь, последняя фраза прозвучала по-идиотски, но я пока не знала, как и о чем с ним разговаривать. К счастью, мои моральные мучения Брашер прекратил сам, и наилучшим образом: он поцеловал мне руку, сел в кресло, спокойно налил себе чаю и взял пирожок.
— Итак, друзья мои, я был в заключении больше трехсот лет по вашему ходу времени. Для меня прошло около ста, и, честно говоря, если бы я знал заранее, какие будут эти годы, я бы покончил с собой сразу. Я… мне столько всего нужно сказать, сделать, узнать сразу, что я даже не понимаю, с чего же начинать, — чашка в руке Брашера опасно задрожала, и он поставил ее на стол.
— У меня есть предложение, — начала я одновременно с Кайонном. Мы рассмеялись, и он жестом предложил мне продолжать. — Сейчас мы с вами отправимся в мой дом, чтобы вы могли переодеться в современную одежду и слегка осмотреться. Потом погуляем по городу, пообедаем и я отвечу на те из ваших вопросов, на которые смогу. А завтра мы отправимся кое на кого посмотреть…
— На кого? — заинтересовался он.
— Вам понравится, обещаю! Еще момент: думаю, пока будут утрясаться всякие формальности с документами, работой, деньгами на жизнь и прочим, вы можете остановиться у меня. Особняк большой, я через неделю-другую отправлюсь в Степь и мешать вам не буду.
— Лавиния, спасибо! Я… приду в себя и пойму, как мне жить дальше. Знаете, пока я был… там… — Теодор голосом выделил это слово, — я думал только о том, как выбраться. Всегда, в любую минуту. И еще не привык к тому, что нужно теперь придумывать, как жить.
— Разберетесь, не маленький, — хмыкнул Кайонн. — И, Теодор, очень важный момент: вы уже поняли, что магия времени как направление у нас просто исчезла? Вам придется — ну, разумеется, когда вы наладите свою жизнь — взять на себя развитие этой области. Вы согласны?
— То есть, вы от лица Академии вот так, с ходу, предлагаете мне работу? — Брашер поднял левую бровь.
— Работу, достойную зарплату, учеников, лабораторию, квартиру в общежитии для преподавателей… Темный, да вы будете основателем новой ветви в современной магической науке! — Кайонн вскочил и заходил по кабинету. — Я не понимаю, как, каким образом, почему ни один из магических университетов не стал тогда продолжать эту вашу работу!
— Я этого тоже пока не понимаю, — кивнул Теодор. — Да, исследования были сосредоточены в Пражском университете, но ведь и в Медиолануме, и в Виттенберге тоже изучали эту тему! В Медиолануме, сколько я помню, даже кафедру собирались организовать. И потом, у нас в Праге, даже если я исчез, испарился — оставались мои ученики. Яначек… ох, попался бы мне этот мальчишка, шею бы свернул! Ладно, Темный с ним, с Яначеком. Но ведь был Шимон Врожецкий, была, в конце концов, Марта!
— Насколько нам известно, Шимон Врожецкий погиб при взрыве своей лаборатории в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году от Открытия дорог, — сказала я. — И занимался он в эту пору разработкой универсального путевого заклинания. Понимаете? Не временными порталами, даже не окнами в прошлое, а всего лишь универсальным порталом. А вся информация о Марте Яначек заканчивается сообщением о ее защите диссертации, под вашим руководством. Сами понимаете, это еще на сто пятьдесят лет раньше. И все, Теодор, и все!
— Вот, значит, как… — медленно проговорил Брашер. — Марта должна была стать моей женой, а за неделю до свадьбы я и… пропал.
Мы с Кайонном переглянулись.
Может ли быть, что неустановленный пока Герберт, племянник Яначека — это сын Брашера? И если так, то чью сторону примет в результате спасенный нами маг?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
