Тут же все будто стихло вокруг.
Я положила руку на спутанную массу черных волос и повернула ее лицом ко мне. Ее плечи были еще теплыми и влажными от пота, но голова легко откинулась назад, потому что была сломана шея. Лицо искажала гримаса ужаса, а крик, казалось, еще дрожал в горле. Верхняя часть головы представляла собой жуткую массу раздробленных костей, но кровь больше не текла. Глаза так сильно закатились вверх, что видны были только белки.
Я осторожно опустила голову Данди и одернула задравшуюся юбку. Она лежала в странной, неестественной позе: плечи и голова — в одну сторону, ноги и бедра — в другую. Ее спина была так же изломана, как и ее шея. Она лежала как кукла из драгоценного китайского фарфора, поломанная неосторожным ребенком. И только в углу рта запеклась капелька крови.
Конечно, она была мертва. Она была мертвее всего, что я когда-либо видела. Моя любимая, единственная, сверкающая улыбками, как капля росы, так хитроумно интриговавшая сестра была теперь далеко отсюда. Если она вообще где-либо была.
Я взглянула вверх. Джек пытался расстегнуть пояс, но, видимо, его руки так дрожали, что он даже не мог удержать пряжку в пальцах. Когда наши глаза встретились, его рот приоткрылся, будто он хотел мне пожаловаться на то, что он сделал.
Я встала.
Толпа подалась назад от этого моего движения. Я ясно видела их взволнованные лица, двигающиеся рты, но я не слышала ни звука.
Ри стоял рядом со мной. Когда я обратилась к нему, мой голос звучал совершенно спокойно.
— Последи, пожалуйста, чтобы ее сожгли по всем правилам, — попросила я. — Как принято у нашего народа.
Он кивнул, его лицо было желтым от ужаса.
— Чтобы сожгли всю ее одежду и тарелку ее разбили, — продолжала я. — Не фургон, фургон принадлежит Роберту, — все так же ровно говорила я. — Но все, что она носила, одеяла, постельное белье тоже надо сжечь.
Он опять кивнул.
— И ее расческу. Ленты. И маленькую подушку.
Я отвернулась от изуродованного тела и сделала два шага. Там был Роберт, он протягивал ко мне руки. Но я взглянула на него так, будто никогда прежде не видела. И опять обернулась к Ри.
— Смотри, чтобы никто, кроме тебя, не прикасался к ней. — Тут я несколько встревожилась. — Это правильно, Ри? Таков обычай нашего народа? Я не знаю точно, как это делается.
Ри пытался мне ответить, но губы его дрожали.
— Я все сделаю как положено, — наконец удалось ему выговорить.
Я кивнула и пошла через арену. Вверху все еще боролся со своей пряжкой Джек, но я не смотрела вверх. Я пошла мимо Роберта и почувствовала, как он попытался остановить меня. Я сбросила его руку, даже не взглянув в его сторону, и подошла к двери, у которой стояла, как дура, когда Данди, смеясь, летела к своей смерти. Потом вышла наружу и отправилась к лошадям.
Я навьючила седло на спину Кея, и он подставил мне голову для уздечки. Я видела, как блестят металлические защелки, но не слышала их щелчка. Затем я затянула подпругу и повела его через поле к нашему фургону.
Постель Данди все еще пахла ею. Сладким запахом, не то подсолнуха, не то свежескошенной травы. Кругом были разбросаны ее одежда, заколки для волос, ленты, коробочки с пудрой и пустой флакон из-под духов.
Я сняла с себя костюм и вынула из волос ленты. Вместо этого я надела свою старенькую рубашку, безрукавку и бриджи. У меня была пара старых ботинок Джека, и я без колебания сунула в них ноги. Потом полезла под матрац и достала свой кошелек с гинеями, одну из них я положила Кэти на подушку. Она честно ее заработала, оставив Джека для Данди. Я сунула кошелек в карман бриджей и привязала его тесемку к поясу. Затем из дыры в матраце я вынула шнурок с золотыми застежками и надела его на шею. Сверху я накинула старенькую шерстяную куртку Роберта, а оказавшуюся в кармане кепку надела на голову, спрятав под нее волосы. В дверях фургона внезапно возникла Кэти.
— Меня послал Роберт, — прошептала она еле слышно. — Он говорит, чтобы ты шла в его фургон и полежала, пока он придет. Сейчас он выводит зрителей из амбара. — Тут она на минуту заколебалась. — Ри остался с телом Данди. Он накрыл ее накидкой.
У нее вырвалось короткое рыдание, и она протянула ко мне руки.
Я озадаченно посмотрела на нее. В жизни не могла бы себе представить, чтобы она из-за чего-то плакала.
Я прошла мимо, стараясь не коснуться ее, и постояла мгновение на ступеньке фургона. Увидев меня, Кей поднял голову, и я стала разбирать поводья.
— Что ты делаешь? — встревожилась Кэти. — Роберт сказал, что ты должна…
Она замолчала с приоткрытым ртом, когда я села в седло.
— Меридон…
Я глянула на нее, мое лицо было словно стянуто морозом.
— Куда ты собираешься? — спросила она.
Я повернула Кея и поскакала к краю поля. Люди расступались передо мной, их лица светились интересом, они узнали меня даже в этом наряде. Что ж, сегодня они насладились редким зрелищем. Лучшим, которое мы когда-либо показывали. И определенно будоражащим нервы. Все-таки не каждый день можно увидеть, как девушка разбивается о каменную стену. За это стоило заплатить и дороже.
Когда я подскакала к воротам, толпа отхлынула по обе стороны. Кей немного помедлил, выбирая дорогу. Тот пляж, на котором мы были утром, находился к югу от нас. Я повернула коня к северу, и его копыта тихо застучали по влажной земле. Солнце медленно клонилось к розовому горизонту. Кей шел спокойно, и я отпустила поводья.
Я не рыдала. Я даже не пролила ни слезинки. Мы осторожно объезжали людей, возвращавшихся домой и обсуждавших высокими, взволнованными голосами, какое они видели ужасное событие! И ее лицо! И этот страшный крик! Я молча миновала их, и наконец мы выехали из деревни и направились по дороге, ведущей в Лондон. Мы все еще скакали на север, когда небосвод стал шафрановым. Мы скакали на север, когда вечерние птицы стали выводить свои трели. Мы скакали на север, и я не уронила ни одной слезы. Я едва могла дышать.
ГЛАВА 17
Еще не начало смеркаться, когда мы достигли дороги, идущей вдоль берега. Кей свернул направо, и я позволила ему идти, куда ему заблагорассудится. Это значило, что мы едем на восток, и я была рада этому. Мне не хотелось скакать лицом к солнцу, так как его свет резал мне глаза и они слезились, будто от плача. Но я знала, что я не плачу и никогда не заплачу впредь. Тот уголок моего сознания, который занимала любовь к Данди, умер так же скоропостижно и бесповоротно, как умерла она. Я никого больше не смогу полюбить, я знала это. И я даже была этому рада.
В противоположном направлении, видимо в Чичестер, мимо нас прогрохотал почтовый дилижанс, и солдат, сидевший на запятках, весело протрубил в рожок при виде меня. Меня пронизывал холод, и поднятый воротник куртки не спасал от него. Руки мои дрожали, но я постаралась овладеть собой и пристально смотрела на них, пока они не успокоились. Слева от нас, низко над горизонтом стоял тоненький серп месяца, очень белый и чистый в вечернем потемневшем небе. Казалось, что он смотрит прямо на меня.
