Пешт остался доволен собой. Переговоры с позиции силы всегда были его любимым коньком.
– Существуют разные пути, – согласился саньо, опуская глаза к столу. – Они существовали всегда. В нашей власти возвести вас в самый высокий сан нашего ордена. Вы можете стать адептом второго уровня, полным саньо.
– Я не уверен, что мне понравится быть священником, – усмехнулся Пешт. – Я хочу большего. Может быть, даже больше, чем вы способны мне дать. Кто в вашей иерархии выше вас?
– Нет никого, кто стоял бы выше меня. Разве что самые великие философы и мудрецы, заложившие основы нашей религии.
– Тогда я стану одним из них и скажу вам, что и когда надо делать. Это будет и приятно, и справедливо.
– Но это даст вам такую власть, какой еще никто не обладал в этом мире!
– Не совсем так. Вы забыли о парне, который придумал эту приманку для дураков. Право, жаль, что все эти ребята уже отдали концы. Или, может быть, они никогда и не существовали?
– Они не только существовали, но и были исполинами силы и простоты духа. Они были мыслителями.
– Следовательно, пришло время сменить ориентиры. Пришло время человека действия! Действовать я умею, можете мне поверить. Я займусь этим, когда Аматуказ станет единственной силой на этой планете. Боюсь только, что вы, ребята, так долго протирали себе штаны, что вообще разучились что-нибудь делать. Послушайте, Чи. У меня есть возможности, у вас – желание сделать нечто такое, о чем все ваши мудрецы не додумались за пять столетий. Сейчас мое время. Проглотите свой гонор или что там у вас есть и взгляните правде в глаза. Сделайте меня глашатаем вашего Бога. Поверьте, я прошу совсем немного.
– Мне придется подумать об этом, – отвечал саньо, поднимаясь со своего места, – и хорошо подумать. Ставка в игре – будущее Аматуказа. Но мне кажется, что существует возможность прийти к согласию.
Пешт снизошел до того, что лично проводил гостя до двери. Коридор был пуст, и саньо удалился никем не замеченный. Закрыв за посетителем дверь, Пешт довольно ухмыльнулся.
– Ты думаешь, он клюнул на твою удочку? – спросил Сиагровс, появляясь в дверях спальни.
– Полагаю, что ты не пропустил ни единого слова из нашей беседы. Как ты относишься к его идейке быть простым и бедным? Лично я с трудом удержался от того, чтобы не расхохотаться парню прямо в лицо.
– Мне понравилась мыслишка о том, как нам с тобой стать столпами религии, – заметил Сиагровс после того, как, проглотив то, что осталось от будошу в одной из маленьких чашечек, щедрой рукой наполнил для себя душистым вином более вместительную посудину. – На мой взгляд, ты вполне сгодишься на роль Конфуция или как его там. Хорошо, допустим, тебе удастся залезть на самый верх кучи. Что остается мне?
– А чего ты хочешь? В моих силах сделать тебя кем угодно. Как насчет того, чтобы сидеть справа от меня и быть гласом Божьим?
– По-моему, их религия не предусматривает существования Бога, – произнес Сиагровс с сомнением. – Хотя, конечно, я могу и ошибаться. У них место Бога занимают несколько давно отдавших концы недоумков, успевших в свое время наболтать кучу всякой чепухи.
– Пусть так. Но мы-то с тобой живы. Уж мы сумеем извлечь все выгоды из нашего положения. За себя я спокоен. Если найдутся идиоты, готовые сидеть у моих ног и смотреть мне в рот, не сомневайся, я найду что сказать. И они еще будут прыгать от радости, едва, я открою свою пасть и начну выдавать непререкаемые истины. Хуже будет, если они сами начнут задавать вопросы.
– А как Озио? – прервал его Сиагровс. – Пора бы появиться их представителю.
– Чего ты от них хочешь? Дикари они и есть дикари.
Пешт вылил остатки вина в свою чашку.
«Какой дурак придумал эти наперстки? – подумал он раздраженно. – Даже не успеваешь распробовать, что пьешь. Вот еще одно дельце, которым мне предстоит заняться. Какой смысл пить вообще, если сосуд настолько мал, что тебе сразу же приходится наливать второй».
– Проблема с Озио, – объяснил он, – состоит в том, что у этих парней рабские натуры. Военная система для того и существует, чтобы воспитывать в людях это качество. Они обещали все, что я только захочу. Даже предложили мне стать их королем. Объявили, что установление монархии – давняя сокровенная мечта граждан Озио. Но я пока еще не разговаривал с тем малым, кто сидит наверху кучи. Может быть, он может предложить мне императорский титул. В любом случае спорить он не станет, так что местечко за мной. Кое-кто предлагал мне замочить его. Понятно, что они употребили другое выражение, но смысл от этого не изменился.
Но видишь ли, в этой схеме есть один недостаток. Мочить королей может войти в привычку. Сколько времени им потребуется, чтобы найти нового парня, готового занять мое место? Я уж не говорю о том, что схожая мыслишка может постучаться в голову любого болвана, хотя бы одному из вас. Мне придется заняться ликвидацией кучи народа, прежде чем они додумаются заняться мной. Не думаю, чтобы мне понравилось править таким способом. Да и вы для меня слишком ценны, чтобы ни за что ни про что взять и перерезать вам горло.
Сиагровс с сомнением посмотрел на Пешта.
«Копьеносец» считался слабейшим из трех оставшихся роботов. Какие основания имелись у этого человечка с крысиным лицом претендовать на роль лидера?
– Мне больше нравятся парни из Усугумо, – произнес Сиагровс не совсем уверенно. – Мне кажется, я и в дальнейшем останусь при своем мнении.
– Я подумаю над твоими словами, – улыбнулся Пешт, – прежде чем приму окончательное решение. Не куксись, парень. При любом раскладе ты остаешься главной частью моего плана. Только представь себе, ты станешь почти Богом, если мы решим отправиться в Аматуказ.
XXXIV
Такуду разбудил аромат кофе, проникший сквозь дверь в его подземную спальню. Некоторое время он продолжал лежать в темноте с закрытыми глазами, позволяя знакомому запаху воскресить в его памяти воспоминания о минувших днях и мирах, оставшихся в прошлом. Такуда в первый раз попробовал кофе у одного из своих знакомых, получившего воспитание за пределами Синдиката Драконов, и с тех пор стал его ревностным поклонником. Чай, традиционный напиток жителей Синдиката Драконов, никогда особенно не привлекал его.
С тех пор как Бюсто перешел в группу Арсенольта, Такуда сам варил свой любимый напиток. Он рассматривал эту новую для себя обязанность как одно из преимуществ частной жизни. Сейчас эта привилегия перешла к его денщику из аборигенов. Такуда сел на походной койке и сунул ноги в тяжелые солдатские ботинки.
В соседней комнате священнодействовал титатае, ставший с недавних пор постоянным спутником командира ЭУК. Туземец с благоговением наблюдал за походной печуркой, на которой стоял закипающий кофейник. По личику создания прыгали синие отблески пламени, полыхавшего в чреве печи.
Титатае так добросовестно относился к исполнению своих обязанностей, что даже не заметил появления своего шефа. Такуда не хотел мешать повару. Делать все строго по правилам было одной из наиболее характерных черт лесного народца.
Заметив появление первых пузырьков воздуха на поверхности закипающей воды, Пита издал довольный воркующий звук. Из-за занавески, разделявшей комнату на две половины, ему ответили другие восторженные голоса, и в ту же минуту комната наполнилась целым выводком титатае, радостно пританцовывавших вокруг маленького очага. Впрочем, маленькие танцоры сразу же замерли на месте, заметив присутствие командира ЭУК. Аборигены с писком кинулись к выходу. Пита поднес командиру чашку горячего кофе.
Такуда взял из его рук чашку и присел на один из грубо сколоченных стульев, стоявших вокруг столь же незатейливого стола. Стол и стулья сделали сами титатае для удобства командира. Он не просил их об этой услуге; просто как-то в разговоре с Давудом обмолвился, что недолюбливает складные стулья. Этого замечания оказалось достаточно, чтобы уже на следующий день стол и пара стульев появились в помещении штаба. Скорее всего аборигенам пришлось специально расспрашивать о конструкции этих предметов других членов ЭУК, так как туземцы никогда не пользовались мебелью. Титатае вообще стремились проявить максимум внимания не только к Такуде, но и ко всем остальным членам отряда.
Надо полагать, они мало разбирались в системе военной иерархии. Ко всем людям они относились одинаково, хотя и продолжали считать их скорее богами, нежели простыми смертными. Их отношение к людям прошло длинный путь эволюции от страха, возникшего при первой встрече, через терпимость к открытому обожанию. После же первого знакомства с «Саранчой» обожание сменилось раболепным преклонением. Тот факт, что Такуда формально являлся вождем людей, не имело для аборигенов особого значения. Он был человеком, и этого факта для них оказалось вполне достаточно.
Раболепное поклонение титатае изрядно раздражало Такуду, который не без оснований полагал, что оно способно нарушить привычные взаимоотношения между командиром и подчиненными, что, в свою очередь, может отразиться на боеспособности отряда. Пока у Такуды не было особых причин для беспокойства, но что их ожидает в будущем? Обстоятельства требовали от него с особым вниманием относиться к исполнению солдатами воинского долга.
