бывал в разъездах. Когда-то она мечтала стать журналисткой, но учеба ее разочаровала. Ее лучшая подруга по имени Ханна переехала в Барнаби, и Мия очень по ней скучала.
Все остальное было как в тумане. Она попыталась заглянуть глубже, сосредоточилась сильнее, но обнаружила только черно-фиолетовые клубы дыма. Внезапно она заметила среди них лицо мужчины. Изображение, вторгшееся в ее воспоминания, напоминало непросохшую картину, скрытую под мутной водой. Однако стоило попытаться достать ее на поверхность, краски потекли с холста, искажая образ. Все, что она успела разглядеть, – непослушные черные волосы и темные красные глаза.
Так ли важен для нее был этот человек, если она не может его вспомнить? Тоненький голосок откуда-то из глубины прокричал: «Да!» Но что она могла поделать? Словно какая-то ее жизненно важная часть оказалась утеряна.
Мия почувствовала, как что-то появилось в ее ладонях. Пальцы касались шероховатых, тонко переплетенных нитей. Она держала в руках картину, которую пыталась выудить из своего подсознания. Горло сжалось от паники, перекрывая доступ кислорода в легкие.
– Кто я такая? – Слова приближали ее к цели, но картина оставалась неясной. Как она оказалась в ее руках? Неужели Мия создала ее в своем сознании как воплощение мысли в реальность?
– Люди создали зеркала, чтобы отражать душу, но стекло показывает лишь отблески воспоминаний.
Мия попыталась найти источник голоса. Сквозь бесконечное пространство вокруг нее пронесся хриплый смех. Она обернулась и столкнулась с фигуркой вдвое ниже ее ростом.
Мальчик излучал странное сияние, тень мерцала у его ног. Он был фонарем в полуночном тумане. Едва взглянув в его лицо цвета воска и угольно-черные глаза, Мия почувствовала, как защемило в груди. Блестящие иссиня-черные волосы ребенка напомнили ей оперение птицы; они колыхались, словно от ветра, однако воздух был абсолютно неподвижен. Объемный плащ мальчика скрывал его фигуру и, ниспадая до земли, сливался с темнотой. Наверное, Мие следовало насторожиться, но внезапное появление ребенка ничуть ее не смутило.
– Это картина… – неуверенно ответила она, поворачивая холст к гостю.
Его улыбка напоминала широкое лезвие изогнутого клинка.
– Разве картина не зеркало? Не дверь в бездну?
Мия посмотрела на размытое изображение, едва различимое на холсте.
– Этот человек – не я. Это кто-то, кого я знаю. – Она вновь посмотрела на мальчика. – Как и тебя.
Улыбка померкла.
– Да, – хрипло ответил он.
– Мы друзья?
– Друзья… – повторил мальчик, как будто не понял значения слова. Затем вздохнул и высвободил свои тонкие длинные пальцы из-под объемной мантии. – Мы – семья.
– Семья. – Мия коснулась пальцами цветных полосок на тканом полотне. – Он тоже член семьи?
Мальчик не ответил. Он подошел ближе, заглянул поверх ее руки и впился взглядом в изображение.
– Я чувствую себя такой потерянной. Мне страшно, что я никогда не найду дорогу назад… – Девушка замолчала, неглубоко и часто дыша. Назад… к чему? Она не знала, к чему должна вернуться, но и пути вперед тоже не было.
Мальчик схватил Мию за запястье. И хотя движение вышло резким, а его кожа была холодной на ощупь, девушка легко угадала в его жесте сочувствие.
– Гавран, – имя машинально слетело с языка.
– Взгляни еще раз, – велел он, кивнув в сторону картины.
Мия перевела взгляд с костлявых пальцев, сжимающих ее запястье, на предмет, который держала в руках. Лицо человека стало отчетливо видно.
– Кай.
Она знала его; знала его имя, но это все, что она вспомнила.
– Ты сказал, что картина – зеркало. Значит ли это, что он часть меня? – спросила Мия.
Мальчик недовольно надул щеки.
– Он тебе не нужен. Ты сильна без него. Без него ты целостна. Но, – ребенок замешкался под ее пристальным взглядом, – он стоял за тебя всеми четырьмя лапами.
– То есть он меня поддерживал, – перевела она.
– Да, – ответил Гавран, в его признании Мие послышалась горечь. – Оставь ее. – Он потянул девушку за запястье. – Картина не поможет тебе найти свой путь.
– Тогда что поможет?
– Ты потерялась не впервые. – Он распахнул плащ, повернулся и скрылся в темноте.
Серый туман расступался вокруг тускло светящейся фигуры Гаврана, и Мия смогла различить возвышающийся впереди силуэт высокого дерева. Его основание могло сравниться размерами с грузовиком, а толстый ствол уходил высоко в небо. Она нисколько не сомневалась: если в этом месте и существовали солнце или луна, то листья этого исполина точно были их соседями. Лишь один известный ей вид мог посоперничать с такими габаритами.
– Это секвойя? – спросила она, задрав голову вверх.
– Это Красный Узел, – ответил Гавран. – Пойдем присядем, – позвал он. – Я расскажу тебе историю, чтобы скоротать время, пока не рассеется туман. Мия, спотыкаясь, двинулась вперед, следуя за тусклым светом, исходящим от мальчика. Порой, когда ее что-то тревожило, она вспоминала прежние времена – времена сказок на ночь, когда сказки рисовали волшебство на страницах ее жизни. Она знала, что магия близко. Все чудеса, о которых она когда-либо мечтала, витали рядом и только ждали, когда она сможет их поймать.
Догнав Гаврана, она смогла разглядеть дерево более подробно, поскольку оно нависало над их головами, подобно древнему стражу.
– Здесь мы в безопасности, – заверил ее Гавран, затем уселся под сенью ветвей и похлопал рукой по месту рядом с собой.
Мия без лишних слов присоединилась к нему. Ее поразило, что земля под ее ладонями теплая и покрытая мхом.
– Что за историю ты хотел мне рассказать?
Гавран сложил вместе свои бледные ладони и захлопал от восторга. Невзирая на его внезапные вспышки ребячества, от него веяло бессмертием.
– Историю Лощины. – Он склонился ближе, дыхание мальчика защекотало ее щеку.
– Лощины? Ты имеешь в виду Черную Лощину?
– Да, да! – Прислонившись к секвойе, он приложил ухо к коре, словно прислушиваясь к шепоту. – Лощина… и боги, которые сделали ее черной.
Мия тоже прильнула к массивному стволу дерева.
– Я думала, что Черная Лощина получила свое название из-за темно-зеленых лесов вокруг нее.
– У имени может быть много значений, – усмехнулся Гавран. – Лощина посреди черного леса и пустота, равносильная тьме. Бог в сердце Лощины и бог, чье сердце пусто[5].
– Боги Лощины бессердечны? – Мия подняла бровь.
Зубы мальчика сверкнули, как осколки жемчужин, когда он отстранился от дерева, освобождаясь от его голосов.
– Рассказать, как они стали такими?
Мия засомневалась. Эта история не будет похожа на сказки на ночь, которые рассказывала ей мать, подвешивая пучок сушеной лаванды на ручку прикроватной тумбы.
Эта история станет знамением, дверью в мир, полный опасностей.
Мия знала, что там ждет ее сердце. То жизненно важное ядро, которое ее покинуло и не явилось на зов. Она должна его найти.
– Расскажи мне историю. – Мия отбросила сомнения. – Покажи то, что я забыла.
Гавран радостно вскинул руки, пернатая мантия развевалась вокруг него, как крылья. Напустив на себя важный вид, как самый искусный сказочник, он начал свой рассказ:
– Когда-то жители Лощины верили, что если ребенок родился бездыханным, значит, его душа потеряна. Она забрела слишком далеко в мир грез и оторвалась от своей земной оболочки.
