– В-третьих, я известная манекенщица. – После следующего прыжка она несколько раз топнула босой ногой по ступеньке и вскинула руки вверх, замерев в позе фламенко и изобразив в глазах весь гнев, на который только была способна. – Не забывайте также, что я дочь знаменитой Ла Валенсианы.
На глазах Дэвида от смеха появились слезы.
– А знает ли знаменитая Ла Валенсиана, чем в данный момент занимается ее очаровательная дочь? – спросил он.
– Прошу вас перестать смеяться, мистер! Ведь я еще не успела сообщить вам, что я – возлюбленная знаменитого Дэвида Маковски. – И девушка совершила еще один прыжок, но, поскользнувшись, потеряла равновесие и чуть не упала – Дэвид подхватил ее у самого подножия лестницы.
– Ну вот, я же предупреждал, – сказал он и, наклонившись к ней, мягко коснулся ее губ своими.
Поцелуй прервал звук кофеварки-эспрессо, извещавший, что кофе готов. Дэвид снова рассмеялся.
– Почему ты все время смеешься, Дэйв?
– Мне очень хорошо с тобой, девочка. Но предупреждаю тебя еще раз: садясь за стол в таком виде, ты рискуешь остаться без завтрака. – И он посмотрел ей прямо в глаза, отчего все ее тело сладко заныло.
– Так, может, мы позавтракаем потом? – Люсия перешла на шепот.
– Видишь ли, девочка, – мягко сказал Дэвид. – В двенадцать я должен встретиться с Полом. Я обещал кое-что прослушать перед его концертом.
– А нельзя это отложить?
– К сожалению, нет. Пол должен успеть еще поработать, иначе наша встреча бесполезна.
Люсия посмотрела на старинные часы с маятником, и они тут же пробили четверть одиннадцатого.
– Но, Дэйв, до двенадцати еще так много времени… В конце концов, Пол может и подождать.
Обратный путь наверх Люсия проделала на руках Дэвида.
* * *
– Люсия! Тебе письмо, держи. И, кстати, не могла бы ты предупреждать нас с Филиппом, когда намерена вернуться? – Эйприл всем своим видом старалась показать недовольство. Люсия извинилась, как нашкодивший ребенок, и, схватив большой мятый конверт, убежала в свою комнату. Напускная строгость Эйприл, смакуемая ею все утро, как роль на экзаменационном спектакле, осталась незамеченной, и это начинало ее злить. Эйприл никогда не была в Испании, но в глубине души считала испанцев распущенным и беспринципным народом. Конечно, Люсия в ее глазах до сегодняшнего дня была исключением, ведь в ней текла и кровь ее мужа, да и не похожа она на этих крикунов, но редкие звонки Соледад будили в ней, в общем-то терпимой и демократичной, чуть ли не животное чувство… Она боялась назвать это ревностью и оправдывала разностью воспитания, разностью культур.
Конверт лежал чистой стороной вверх, и его пристыженный адресат не сразу позволил себе взглянуть на строчки обратного адреса. «Только бы не Тони», – думала она, запирая дверь с внутренней стороны. На конверте ровным красивым почерком было выведено: «Кармела Моралес». Ура! Кармела словно почувствовала, как не хватает сейчас подруге ее легкого отношения к жизни, ее энергии. Люсия вынула солидную стопку листов и поняла, что ей гарантировано приятное времяпрепровождение. Она забралась в угол кровати, поджала коленки к подбородку и погрузилась в приключения своей дерзкой и решительной подружки.
«Привет! Как твоя божья овечка Тони? Я звонила твоей маме, но она не захотела со мной об этом разговаривать. Сказала, что ты в Англии, а Тони неизвестно где. Неужели у тебя хватило духу разрушить идиллию? Судя по тому, как Соледад мне это сказала, – хватило. Тогда поздравляю. Не позволяй себе скиснуть…»
Люсия давно не вспоминала о Тони, так странно, что все это относится к ней, ставшей другой, совсем другой. Тони – это из какой-то прошлой жизни. Пробежав глазами все, что касалось ее прошлого, она добралась до главного – похождений ее любимицы-авантюристки. Но перед ней не предстала сразу же вереница лиц и событий. Странно, Кармела словно повзрослела и стала более степенной.
«О себе постараюсь изложить все по порядку, хотя не терпится сказать главное: я вчера влюбилась! Но сначала я сделала стрижку у Эухенио. Это маг, волшебник, если бы ты меня видела без скучного каре! Я теперь как фотомодель. Говорю без похвальбы, не приукрашивая. А я уже хотела покраситься в зеленый, под цвет глаз. Или завести удава. Или удрать куда-нибудь. Потому что мне так все надоело! Работа, учеба, болтовня с друзьями все об одном и том же. Но потом мне рассказали об Эухенио, который недавно в Мадриде, и попасть к нему почти нереально…»
Подойдя к зеркалу, Люсия потрогала свои длинные светлые локоны, приподняла их на висках, убрала за плечи. Нет, она никогда бы не решилась с ними расстаться. Это как часть себя. Все равно что отрезать руку или ногу. Всякий раз, отправляясь освежить прическу, она с жалостью смотрела на срезанные, разбросанные по накидке, упавшие на пол кончики волос. Ей было странно, что они такие блестящие и светлые, она воспринимала себя как менее светловолосую.
Найдя оставленные строчки, девушка продолжила чтение со снисходительной улыбкой. Кармела серьезно относилась к таким вещам, как стрижка, косметика, туалеты, и могла часами рассказывать о своей охоте за «дамскими новинками». Когда же возникнет возлюбленный? Или это сам Эухенио? Посмеявшись, Люсия скользнула глазами на следующий абзац.
Кармела не часто говорила о работе, и, боясь разочароваться, Люсия старалась не читать ее статей. В ее представлении, человек должен был отдаваться полностью своему делу. Поэтому она сомневалась в профессионализме Кармелы и стыдилась своих поверхностных знаний в психологии, успокаивая себя тем, что еще наверстает упущенное за оставшиеся годы учебы. Однако, увидев однажды интервью своей подруги с кем-то из начинающих модельеров, она удивилась: у Кармелы живой, захватывающий стиль, она умело строила цепочку вопросов и обладала способностью разговорить интервьюируемого. В письме речь шла о задании молодежного журнала «Ла Хувентуд» написать статью о волонтерах Армии Спасения. «И как она только не боится браться за совершенно незнакомые ей темы!» – поразилась Люсия и перевернула страницу.
«Я договорилась с Пепой, администратором, на одиннадцать, но приехала уже за полдень. Представляешь, они сидят в этом штабе Армии двенадцать человек в одном помещении. Я сначала даже растерялась, но Пепа помогла мне во всем разобраться. Она – прелесть, такая спортивная, в футболке, джинсах, и никакой косметики. Половина спасателей сразу же ушли куда-то вместе с ней, а меня усадили смотреть папки с фотографиями. Если бы не стрижка от Эухенио, я чувствовала бы себя полной дурой! А так спасатели смотрели на меня с интересом, а спасательницы, обе молодые и симпатичные, – как на соперницу. Теперь – о моем герое. Он убил меня своим равнодушием. Ноль внимания с его стороны. Ему около тридцати, волосы – темные, глаза – стальные, лицо – загорелое. И главное – такие мощные плечи! Как у римского центуриона. Я досадовала: никакой реакции на новое лицо, то есть на меня, сидит себе, работает. Полтора часа я рассматривала все эти пресс-релизы и отчеты о последних экспедициях в Африку и Латинскую Америку, боясь подойти к нему. Представляешь, боялась! И это я, Кармела Моралес! Фотографии превосходные. Как в лучших журналах. Они раскрывают новый мир – неизведанный, страшный, иногда даже жестокий…»
