– Не он один бегает от ответственности…
– Мы со своей стороны – и Масхадов, и я – готовы предстать перед Международным судом и нести ответственность в той мере, в которой мы виноваты во всем случившемся в Чечне. Рядом с военными преступниками. Уверен, при любом исходе – такой процесс будет. Если чеченцам не удастся его добиться, война между Чечней и Россией никогда не закончится. До сих пор российские генералы делали на чеченской крови только карьеры, получали ордена, звания, обогащались, становились политиками… Но никто ни разу не ответил. И если опять этого не будет, мы обречены на повтор. Российский генералитет привык расти на чеченской крови и самостоятельно не откажется от этой традиции.
– Но и у вас, в вашей среде, тоже не все так просто. Разве в ваших рядах – единство?
– А у нас был повод – например, один день перемирия – чтобы подтвердить, что Масхадову кто-то из отрядов не подчинился? Разве у Масхадова была возможность отдать приказ всем отрядам – не стрелять?… И кто-то ему ответил: «Нет, Аслан»? Такого факта у нас нет. И приказа не было. И перемирия тоже, которое бы кто-то из его подчиненных нарушил. Что позволило кому-либо говорить, что Масхадов не контролирует силы сопротивления? С 1993 года чеченцам внушают, что они – враги друг другу… А у нас – свой менталитет. В отличие от других народов, от прочих восточных людей, кровь на
нас действует отрезвляюще, а не наоборот. Потому что каждый знает: за эту кровь надо будет отвечать.
– Тем не менее 18 чеченских омоновцев были взорваны в конце апреля в Грозном, и командир ОМОНа Муса Газимагомадов должен теперь отыскать и уничтожить убийц. Он ведь несет ответственность перед семьями тех, кого он зазвал в отряд, а они погибли… Разве это не внутричеченская гражданская война?
– У меня нет никаких сомнений, что это сделали российские спецслужбы.
– Почему, собственно, они? Все говорят… Но как доказать?
– Менталитет у нас такой. В чеченских подразделениях ничего нельзя скрыть. Ну хоть как-нибудь, но он должен сказать, что это сделал он. Хоть кому-то… А тот, кому сказали, ну хоть кому-то еще должен сказать, что он знает, кто это сделал… А сегодня нет такого человека.
– Сегодня много разговоров на всех уровнях, и среди чеченцев тоже, о поиске некой компромиссной фигуры в качестве главы Чечни, которая могла бы устроить и большинство чеченцев, и Кремль. Как вы к этому относитесь?
– Никаких компромиссных фигур не будет. Есть президент, которого избрал народ…
– А он возьмет и отречется… Об этом многие чеченцы сегодня говорят.
– Не отречется.
– Почему вы в этом так уверены?
– Он – не Шамиль (Басаев). Разница между назначенцем и избранным президентом огромная. Дудаев был избранным и не отказался – он погиб. Масхадов никогда не сбежит, не откажется, не отречется. А жизнь или смерть – это в руках Всевышнего.
– Тем не менее такой сценарий существует, и его рисуют сами чеченцы – зачем лицемерить? – что в первый день конца войны и выхода из подполья Масхадов покинет свой пост, передав полномочия той самой компромиссной для всех фигуре, которую сейчас ищут. Как вы к этому относитесь?
– Аслан не уйдет так. Это не вотчина Масхадова – а воля народа. Ее невозможно перепоручить. Никто этого не допустит.
– Но есть люди – депутат Асланбек Аслаханов, тот же Руслан Хасбулатов, например, – которые готовы и имеют соответствующие предложения от Кремля стать этими переходными компромиссными фигурами. Компромисс состоит в том, что надо пойти на компромисс ради спасения народа. Перехода от Чечни масхадовской – к какой-то другой…
– Не Кремль это будет решать, куда будет этот переход. Чеченцы будут решать.
– В каком виде ждать такого решения?
– Через выборы. Пройдут другие выборы, изберет народ Аслаханова – будет президентом Аслаханов.
– Как вы считаете, когда такие выборы возможны?
– Думаю, война будет продолжаться еще год. Потом – выборы.
– На ваш взгляд, в чем главная ошибка Масхадова?
– Не только его. Наша ошибка – его соратников, кто прошел с ним первую войну, – состоит в том, что мы приняли за чистую монету ту пропагандистскую уловку, которую нам бросил Кремль после Хасавюрта, – что мы победили в первую войну. Это была наша трагическая ошибка, за которую мы сейчас и расплачиваемся. И не только мы, но и весь наш народ. Дело в том, что никакой победы не было. 120 тысяч погибли… Разрушена вся инфраструктура, стерты с лица земли села и города… А мы праздновали победу. Награды присваивали, звания. Если бы мы с того дня стали предъявлять счет как жертвы антинародной войны, может быть, второй войны вообще бы не случилось. Но мы не сделали этого, и на победной волне наломали столько дров… Сравнить можно только с детским садом. Российские спецслужбы нас развели и привели к национальной трагедии. При любом исходе чеченцы – жертвы войны.
– Ну, жертв уже слишком много. Со всех сторон. Как лично вас изменила вторая чеченская война?
– Ничего не могу сказать, кроме одного: к осознанию многого я пришел только в ходе второй войны. И к
тому, что мы были наивны и поверили, что это так просто может закончиться, как Хасавюрт.
– Вы стоите по-прежнему на позициях суверенитета для Чечни?
– Если есть какая-либо другая форма, которая будет гарантировать безопасность чеченскому народу, мы готовы ее принять. Но не с этим руководством – не с Путиным об этом говорить.
– По всей видимости, разговор состоится не скоро – Путин рассчитывает на второй срок.
– Это проблема России.
– Проблема России – проблема Чечни…
– Безусловно. Но дело в том, что от чеченцев сейчас зависит очень мало. Нам осталось только продолжать сопротивление. Ничего другого. Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Я комплексую, потому что говорить о сопротивлении здесь, сидя в холле отеля очень далеко от Чечни, не в моей натуре. Я всегда был в процессе, в гуще событий. А сейчас, волей судьбы, – здесь. Но уже очень многие чеченцы осознали, что другого выбора, кроме как продолжать сопротивление, независимо от меня, Масхадова, Басаева, – у них нет. Это осознало, прежде всего, молодое поколение.
– Но вот, представим, Масхадова Путин приглашает в Кремль, на переговоры. И что? Он откажется?
– Да, теперь уже не поедет. Во-первых, нет гарантий безопасности.
– Хорошо. Встреча – в «Шереметьево», как у вас с Казанцевым?…
– В «Шереметьево» – тоже. Не из-за страха. Масхадов просто не имеет права на ошибку.
– Ладно, вам звонит Казанцев и говорит: «Давайте встретимся вновь».
– Я тоже скажу: «Нет». Опять – под какую-то политическую конъюнктуру играть? Или Буш приезжает… Или еще что-нибудь… Нет.
– А вам лично война не надоела?
– А у меня есть выбор?
– Как вы представляете свое возвращение в Чечню?
– Это – личный вопрос. Я не могу объяснить… Но на белом коне.
– Где Масхадов предполагает жить после войны?
– В Чечне. Я ни на минуту не сомневаюсь в этом. И я нахожусь не в Чечне только потому, что мне сегодня поручено представлять Масхадова в Европе и международных институтах. Я из Чечни не вышел – меня оттуда вынесли, раненого. И я вернусь. Ради этого и живу.
– Кому, как вам кажется, в Чечне будут ставить памятники после второй чеченской войны?
– Никому. Героев в этой войне уже не будет. Как и победителей. Нация полностью унижена, оскорблена. Герои до этого свой народ не доводят.
Послесловие
Люди звонят в редакцию, люди пишут письма и очень часто спрашивают одно и то же: «А зачем вы все это пишете? Зачем нас пугаете? Зачем это нам?»
Уверена, так надо. По одной простой причине: мы – современники этой войны, и все равно нам отвечать за нее… И тогда не отговоришься классическим советским: мол, не был, не состоял, не участвовал…
Так знайте же. И вы будете свободны от цинизма.
И от расизма, в вязкий омут которого все более скатывается наше общество.
И от скоропалительных и страшных личных решений – о том, кто есть кто на Кавказе, и есть ли там сегодня вообще герои…
Приложение
Что такое Чечня? Кто такие чеченцы? Сколько было российско-чеченских войн? Кто за что воевал и воюет?
Сначала несколько объективных характеристик. Чечня – небольшая территория, расположенная на северовосточных склонах Главного Кавказского хребта. Чеченский язык относится к восточнокавказской (нахско-дагестанской) языковой ветви. Сами себя чеченцы называют нохчами, чеченцами же их нарекли русские, предположительно в 17-м веке. Рядом с чеченцами жили и живут ингуши – народ, очень близкий им и по языку (ингушский и чеченский ближе, чем русский и украинский), и по культуре. Вместе эти два народа именуют себя вайнахами. Перевод означает «наш народ». Чеченцы – самый многочисленный этнос Северного Кавказа.
