был серьезным, а главное, очень добросовестным человеком. Высокое чувство ответственности руководило каждым его шагом, вселяло чувство уверенности, сплачивало людей.
Юрию Викторовичу Кузнецову, человеку доброжелательному, общительному свойственен душевный разговор. Он вызывал всеобщие симпатии. О таких обычно говорят: «хороший парень», «душа коллектива».
Анатолий Иванович Колесов — спокойный и рассудительный. Внутренняя вера в свои возможности в сочетании с физической силой вызывали естественное уважение окружающих.
Судьба готовила Хлебникову романтику морских просторов и палубу корабля. В семье Хлебниковых это было традицией. Отец Игоря Юрьевича был известным полярным капитаном.
Сын ушел в уголовный розыск, где и нашел свое призвание. Удивительная настойчивость, поразительная работоспособность, умение жить только делом, над которым трудишься — было свойственно Хлебникову. Словно шахматист разыгрывал он одну комбинации за другой в поисках той, единственной, что вела к успеху…
УЗОРНЫЙ КАБЛУК
Кирпич оказался фирменным. Осколки отскакивали редко. Гораздо чаще от стены отскакивал ломик. Да и стенка метра полтора толщиной. Попробуй пробей ее!
Неизвестные попробовали. Наглотались мелкой сухой кирпичной пыли. Выдохлись. Поняли: бесполезно.
А дальше началась обычная кража со взломом. Отключили сигнализацию. Сорвали «амбарный» висячий замок.
И все это в этакой образцово-показательной манере, чуть ли не в домашних туфлях. Даже следы оставили какие-то шаркающие, мягкие. Словно старик гулял по складу, ноги подволакивал очень чудно, словно следы свои смазывал.
Столько порошка в стеклянной таре старику не поднять. Тут силенка нужна, мышцы, бицепсы. Тут грузчик хороший требуется. А если пораскинуть, учесть, что тара эта — банки стеклянные, много банок, то столько груза с маху на плечи не взвалишь. Осторожность нужна. И помощник. А лучше — двое. Всем поделить поклажу. Поровну.
Осторожненько, не торопясь, в следах разобрались. Смазаны они действительно умышленно. Только вот каким образом — непонятно. И все же след правой ноги остался. Не весь, конечно. Иначе зачем же и смазывать отпечатки? Один каблучок припечатался по полу. Каблучок узорчатый, оригинальный.
Каблучок для эксперта — это уже кое-что. А если, выражаясь языком научным, он еще и «пригоден для идентификации», то совсем неплохо. Тогда, как сказал «нашедший» каблук Анатолий Иванович Колесов, дело за небольшим. Отыскать обувку. А вместе с ней и владельца. Но это уже дело работников уголовного розыска.
КОРОВИН И ДРУГИЕ
Совещание было на редкость коротким, а указания руководства областного управления внутренних дел — лаконичными. Не сговариваясь, пришли к общему мнению. Уж очень «толковые люди» в склад забрели. Все им известно: и где сигнализация отключается, и как помещения расположены, и время поступления дорогостоящего лекарства. Не иначе какое-то отношение к складу имеют.
Оперативники начали с раздевалки, вернее, с обуви. Нашлись две пары туфель с узорчатой подошвой. Владельцы обуви дают четкие ответы. У одного бесспорное алиби. Другой весь вечер гулял по городу. Правда, верить ему можно только на слово. Ни одна живая душа не видела в те часы грузчика Коровина. Когда он изволил вернуться домой, все уже спали.
А эксперт Анатолий Иванович Колесов науку Коровину подкладывает: «идентификация», «наличие пыли кирпичной в следе…»
Коровин не отрицает… Разве можно против науки идти! Даже наоборот, подтверждает. И что в помещении склада был, и что ходил около банок этих стеклянных. Только… в рабочее время. Что же касается кирпичной пыли, то микроскопа у Коровина нет. Ведь эксперт эту пыль, чай, и сам лишь в микроскопе видел.
Ироничный парень Коровин, колкий. А в ответ ему сказать нечего. Обыск не дал никаких результатов. Сообщники не обнаружены. Чувствует это Коровин. Смелеет. Нахально, в глаза, говорит:
— Пыль, гражданин следователь, не доказательство. Порошка этого у меня нет. И вообще, жалобу писать буду.
Что ж, это его право — жаловаться.
На поверхность всплыла еще одна фамилия — Прозоров, грузчик, коллега, так сказать, Коровина по работе. Кроме того, если говорить конкретнее: собутыльник.
Но, увы, улик никаких.
Оставили Прозорова в покое. Пусть пока побудет в сторонке. Иногда это бывает полезно.
«Вышли» еще на одного приятеля Коровина. Хотя Саврасова в списках рабочих галено-фармацевтической фабрики не было, значился он в списках других. Выпивал с Коровиным частенько. А выпивохи всех дружков своих знают твердо.
С допросом не спешили. Знали: калач тертый. Слова не вымолвит, пока на стол факт не положишь. Есть такие любители «поддавков». Ты ему факт, он тебе — слово, ты ему факт, он тебе — слово… Только игра эта времени требует. А его-то как раз в запасе и не было. Факт, правда, был. Железо кровельное Саврасов стащил. Железо, конечно, изъяли. При обыске пакет обнаружили. В пакете — лекарство. То самое, немного. Граммов восемьсот.
Саврасов запираться не стал. Сел и, глядя невинными глазами, произнес:
— Все скажу, гражданин следователь. Все. Потому как мне скрывать нечего.
— Ну что ж, рассказывайте, Саврасов. Послушаем.
— Нашел я этот порошок случайно. Даже не поверите где. Около аэропорта холмики есть. Так в этих самых холмиках. Смотрю, банки разбитые. Прочитал этикетку. Вижу, от простуды. А меня простуда страсть как мучает. Вот я и польстился. С полчаса вытряхивал, пока пакет насобирал.
— Послушайте, Саврасов. Какая надпись «от простуды»? Ее и в помине не было.
— Так я разве говорю «надпись». Я название прочел, понял — от простуды.
Следователь думал: «Если лжет, то на что надеется? Скорее всего крутит где-то около. Ведь должны эти банки существовать в природе…»
Поехали к аэропорту. Банки нашли. Сделали выразительную фотографию. Стоит над банками Саврасов и этаким фельдмаршальским жестом указует: «Вот, мол, она, тара, где находится!» А если кто другой на фото взглянет — поймет по-своему: «Признался парень, место оперативникам показывает».
«КРИТИЧЕСКОЕ» ОТНОШЕНИЕ
Коровин все поворачивал на сто восемьдесят градусов. Хитрил. В любом вопросе видел подвох. Стоило ему показать фотографию, на которой изображен Саврасов, он истолкует ее по своему: «Знаю, чего от меня добиваются — не скажу ни слова».
Психология в оперативно-следственной работе — наука не из числа второстепенных. Скорее наоборот. К ней и обратились оперативники.
«Хорошо, — рассуждал Юрий Викторович Кузнецов, — если Коровин имеет свой склад мышления, надо это мышление употребить для пользы дела.
В кабинете следователя на столе Коровин увидел фотографии. Один снимок, другой, третий. Кто это? Неужели Саврасов? Он! В эти считанные секунды Коровин «понял» все. Напарник сознался, дает показания, едет на место и уж, конечно, топит его, Коровина!..
И вот уже один за другим заполняются листы протокола допроса. Называются имена помощников — Прозоров и Саврасов, обстоятельства хищения.
Очные ставки подтверждают сказанное Коровиным.
Кажется, круг замкнут. Но не хватает главного — лекарства. А показания в этой части всех троих крайне противоречивы. Повторные обыски и очные ставки не дают никаких результатов.
Может быть, кражу совершали четверо? Но как объяснить в
