Косташен заскрипел зубами.
— Неделю назад они восторгались моими руками, — сказал он Бритте. — А сегодня они готовы их отрубить топором!
— Перестань! — закричала Бритта, зажимая уши руками. — И сядь! Мне нужно с тобой поговорить…
Косташен ошеломленно посмотрел на нее. В таком возбуждении он еще никогда не видел Бритту. Он машинально, вырастил кресло и упал в него.
— Руки рубить, говоришь? — начала она, нервно ходя по комнате. Она обхватила себя руками, будто ей было зябко. — Эти люди готовы головы на плаху положить, лишь бы дети не прошли через все это. А ты… — Бритта остановилась и с болью посмотрела на Косташена. — Раньше я старалась не замечать подобных взбрыкиваний твоего не в меру раздутого самомнения. Раньше это никому не мешало. Да и все тоже относились к нему снисходительно. Как же, мировая знаменитость! Ты вознес себя и крелофонию на пьедестал, выше которого, как тебе кажется, ничего нет и не будет. И, по-твоему, так будет всегда и во веки веков! Не перебивай! — оборвала Бритта пытавшегося что-то сказать Косташена. — Я всегда тебя выслушивала, выслушай один раз ты меня. Да, ты прав. Искусство вечно, и ты большой мастер крелофонии. Но то, что в нашем веке вызывает восхищение, на потомков может не произвести впечатления. Что ты знаешь, например, об опере? Только то, что в музее театрального искусства изредка дают представления? А что ты знаешь о балете, не современном, а классическом, разница между которыми настолько же велика, как между цирком и скоморохами или театром и балаганом. Никто сейчас не поет серенад, не рассказывает речитативом caг, не устраивает поэтических турниров; ушли в предание такие инструменты, как лира, гусли, волынка, зурна; нет сейчас сказителей, барды и художники не имеют ничего общего с теми, кого так называли раньше. В Прадо ты даже не захотел пойти посмотреть на настоящую живопись, потому что современный художник работает не красками, кистью и мольбертом, а оперирует нелинейной оптикой, создавая картины объемной светописи. А что ты знаешь о великих актерах и исполнителях прошлого? Что ты знаешь о Паганини, Карузо, Шаляпине, Бакстере? Только то, что они были, что ими восторгались? Но ведь тебя сейчас не затащишь в музей театрального искусства ни на одно представление!
Бритта перевела дух и подошла к двери.
— Я все сказала. Искусство возвышенно, и ценность его безгранична. Но без людей, без их жизни оно мертво. Подумай. Смени свою шкалу ценностей и приходи к нам.
— К кому это — к нам? — с вызовом спросил Косташен.
— Ко мне, к Байрою, к людям.
— Так ты сейчас идешь к Байрою?
— Да. Сейчас — к Байрою.
Косташен язвительно хмыкнул.
— А я вам не помешаю?
— Дурак, — беззлобно сказала она. — Байрой сегодня утром прошел акватрансформацию.
Она повернулась к нему спиной и ушла.
* * *
День десятый
ИНФОРМАЦИОННАЯ СВОДКА:
На сегодняшний день триста двадцать семь человек прошли акватрансформацию. Летальных исходов нет.
Закончено переоборудование гостиницы для приема первых акватрансформантов. Оптимальная температура жилых помещений составляет 65–70 °C.
Пущена в строй первая очередь оранжерей.
Продолжается переоборудование баз и орбитального спутника для размещения школ-интернатов. С базами через орбитальный спутник установлена связь посредством световой сигнализации.
До сих пор не обнаружена одна гляциологическая партия. Поиски продолжаются.
По сообщению группы исследования физики макропространства, ввиду полной изоляции звездной системы на Снежане ожидается проявление тепличного эффекта. По предварительным данным, за следующие два года среднесуточная температура на планете поднимется на 15–20 °C…
8
Посмотри, — сказала Анна Шренингу и кивнула в сторону окна. — Она уже второй час здесь вертится. Шренинг выглянул на улицу. На снегу перед крыльцом в нерешительности топталась тонконогая худенькая девчушка лет двенадцати-тринадцати в сандалиях на босу ногу и в коротком опалесцирующем платьице. Заметив, что на нее наконец обратили внимание, она взбежала по ступенькам, но, войдя в лабораторию, остановилась у дверей, обескураженная царившей здесь жарой.
— Здравствуйте, — несмело проговорила она. — Я к вам. С явным любопытством она принялась рассматривать лабораторию.
— Вижу, что к нам, — устало сказал Шренинг. Серые глаза девочки смотрели на него не по-детски настороженно. — Ну, и по какому же вопросу?
Девчушка опустила голову, и челка прямых волос упала на глаза.
— У меня здесь отец, — тихо проговорила она. Руки ее машинально мяли нетающий снежок. Шренинг тяжело вздохнул.
— Как тебя зовут? — мягко спросила Анна.
— Ларинда. — Девочка подняла голову. — Ларинда Бронт. «Иржи Бронт, — вспомнил Шренинг. — Один из первых… Гляциолог. Неравномерная акватрансформация. Отеки конечностей, легких, низа живота. В связи с частичной акватрансформацией правая рука ампутирована по локтевой сустав».
Анна подошла к девочке и положила ей руку на голову.
— Твой папа жив и здоров. Но сейчас его видеть нельзя. Он проходит период адаптации. Через неделю, я думаю, ты его сможешь навестить.
«Святая медицинская ложь, — подумал Шренинг. — Через неделю ты уже будешь на базе. Или на «Шпигеле».
Ларинда дернула головой под рукой Анны.
— Я не к папе. Я сама.
Анна вздрогнула и поспешно убрала руку.
— Я тоже хочу пройти акватрансформацию. «Этого нам только не хватало…» — с тоской подумал Шренинг.
— Сколько тебе лет? — глухо спросил он.
— Шестнадцать, — смело соврала она.
— Ах, тебе шестнадцать! — грозно сказал кто-то за ее спиной.
Ларинда испуганно обернулась. В проеме двери стоял Алек Кратов.
Увидев его, Анна резко отвернулась и отошла к окну.
— Ну, если тебе шестнадцать, то ты должна хорошо знать историю средних веков. Верно?
Ларинда поспешно кивнула.
— Тогда скажи мне, пожалуйста, что делали в то смутное темное время с учениками, которые лгали самым бессовестным образом?
Ларинда недоверчиво посмотрела на Кратова.
— Вызывали родителей… — несмело предположила она.
— Двойка! Их нещадно секли розгами. По одному месту.
Кратов подошел к ней, взял за плечи и подвел к двери.
— Так что мой тебе совет, — он легонько шлепнул Ларинду по тому самому месту, — выметайся-ка ты отсюда, пока я не начал применять к тебе этот средневековый, устарелый, но, по мнению очевидцев, весьма действенный метод. И больше не мешай людям работать! — крикнул он вслед.
Проводив девчонку взглядом, Кратов повернулся.
— Здравствуйте, ребята.
Шренинг кивнул. Анна, словно не услышав, продолжала смотреть в окно.
— И много у вас таких паломников? Шренинг неопределенно пожал плечами.
— Фу, жарко здесь у вас, прямо баня. — Кратов подошел к Анне и обнял ее за плечи. — Тяжело? Ну-ну, — взбадривающе встряхнул он ее.
Анна освободилась и молча отошла на середину комнаты.
— Знаю, что не сладко, — вздохнул Кратов. Он вскинул голову и, прищурившись, посмотрел на Шренинга: — Сбылась твоя мечта, Ред.
Шренинг вопросительно посмотрел на него.
— Помнишь, ты как-то сетовал — какие мы врачи? Вот, мол, раньше врачи имели дело с людьми, а теперь с людьми имеют дело кибердиагносты. А врачи занимаются отвлеченными исследованиями. Теперь у тебя как-никак тысяч десять пациентов. Даже больше.
Шренинг одарил его испепеляющим взглядом.
— Так как у вас дела? — словно ничего не заметив, спросил Кратов.
— Хорошо, — буркнул Шренинг. — Недели через четыре в городке не останется ни одного нормального человека.
— Нормального человека… — горько покачал головой Кратов, но тут до него дошел и другой смысл фразы. — Через четыре недели? — опешил он. — Да ты что?
— Черт побери! — ударив кулаком по столу, взорвался Шренинг. — Не могу я заниматься сразу всем: людьми, биомеханизмами, синтепищей, посевными семенами, гидропонным мясом…
— С сегодняшнего дня у тебя останутся только люди, — прервав его, твердо пообещал Кратов. — Ребята из санлаборатории уже освоили твою методику и переключаются на все остальное.
Шренинг недоверчиво молчал.
— К тебе что, продолжают поступать заказы?
— Нет, — наконец проговорил Шренинг, и его губы впервые за столько дней дрогнули в подобии благодарной улыбки. — Спасибо. Вот за это — спасибо.
— Так как теперь со сроками?
— Теперь, может быть, и управлюсь за две недели, — снова помрачнел Шренинг.
