— В открытый космос выходил один Кори?
— Да. И если он подхватил какую-то межзвездную заразу, телеметрия ничего не показала.
— Но…
— Это все неважно, — возразил я, мрачнея. — Важно то, что происходит здесь и сейчас. Вчера они убили мальчика. Понимаешь, каково это было видеть? Тем более в этом участвовать, Его голова… разлетелась на мелкие осколки. Точно внутри разорвалась ручная граната.
— Рассказывай дальше, — попросил он.
Я невесело рассмеялся.
— Да что рассказывать?
Мы вращались вокруг планеты по эксцентрической орбите. Семьдесят шесть в апогее, двадцать три в перигее — первый виток. На втором витке орбита еще более вытянулась. За четыре витка мы хорошо ее разглядели. Сделали шестьсот снимков, а сколько метров пленки накрутили — это одному Богу известно!
Облако состоит из метана, аммиака, пыли и всякой дряни. Планета похожа на Большой Каньон, но которому гуляет ветер. Кори прикинул: шестьсот миль в час. Наш бур, все время сигналя, сел на поверхность и с визгом принялся за дело. Растительности или иных признаков жизни мы не обнаружили. Спектроскоп отметил лишь залежи ценных минералов. Вот вам и Венера. Казалось бы, пусто и пусто, но у меня душа ушла в пятки. Это было все равно, что кружить над домом с привидениями. Понимаю ненаучность такого сравнения, а только пока мы не повернули обратно, я чуть не рехнулся. Еще немного, и горло бы себе перерезал. Это вам не Луна. Луна пустынная, но, я бы сказал, стерильно чистая. То, что мы увидели здесь, было за гранью. Спасибо еще, эта облачная пелена. Представьте себе совершенно лысый череп — точнее образа не подберу.
На обратном пути мы узнаем: сенат проголосовал за то, чтобы урезать фонды на освоение космоса вдвое. Кори прокомментировал это решение примерно так: «Ну что, Арти, возвращаемся к метеоспутникам?» Я же, признаться, был даже доволен. Нечего нам соваться во все дыры.
Через двенадцать дней Кори погиб, а я стал на всю жизнь инвалидом. Как говорится, мягкой посадки. Ну, не ирония судьбы? Провести месяц в космосе, вернуться из немыслимой дали и так кончить… а все потому, что какой-то тип ушел попить кофейку и не проверил какое-то реле.
Мы шмякнулись будь здоров. Один из вертолетчиков сказал потом, что это было похоже на летящего к земле гигантского младенца с развевающейся пуповиной. При ударе оземь я потерял сознание.
В себя я пришел уже на палубе авианосца «Портленд». Вместо красной ковровой дорожки меня ждали носилки. Впрочем, красного цвета хватало — я был весь в крови.
— Я провел два года в Вифезде. Получил медаль, кучу денег и это инвалидное кресло. А потом перебрался сюда. Люблю смотреть, как взлетают ракеты.
— Да, я знаю, — сказал Ричард. Он помолчал. — Покажи мне свои руки.
— Нет! — ответ получился быстрым и резким. — Тогда они смогут все видеть. Я тебе говорил.
— Прошло пять лет, Артур, Почему сейчас, вдруг? Можешь ты мне это толком объяснить?
— Не знаю. Не знаю! Может, такой длительный инкубационный период. А может, я подцепил эту штуку не там, а позже, в Форте Лодердейл. Или даже тут, на крылечке.
Ричард со вздохом перевел взгляд на залив, красный в закатных лучах солнца.
— Я пытаюсь найти разумный ответ, Артур. Очень не хочется думать, что тебе изменил рассудок.
— В крайнем случае я покажу тебе свои руки, — я сказал это через силу. — Но только в крайнем случае.
Ричард поднялся и взял трость. Он казался старым и немощным.
— Я пригоню вездеход, и мы поищем мальчика.
— Спасибо, Ричард.
Он двинулся домой по разбитой проселочной дороге, которая уходила через Большие Дюны в сторону Ки Кэролайна. На другом конце залива, ближе к мысу, небо стало цвета гнилой сливы, и уже можно было расслышать отдаленные раскаты грома.
Я не знал имени мальчика, но я часто видел, как он с решетом под мышкой прогуливается по песку перед закатом солнца. Мальчик был черным от загара, в заношенных шортах, сделанных из летних брюк. На городском пляже предприимчивый человек может собрать за день, если повезет, до пяти долларов, просеивая решетом четвертаки и десятипенсовики. Иногда я махал ему издали, и он махал мне в ответ — две незнакомые, но родственные души, двое местных, противостоящих легиону крикливых туристов на «кадиллаках» с туго набитыми кошельками. Вероятно, мальчик жил на хуторе близ почты, в полумиле отсюда.
Вчера, когда он появился, я уже с час сидел сиднем на своем наблюдательном пункте. Бинты я снял. Зуд был непереносимый, стоило же открыть им глаза, как становилось чуть-чуть полегче.
Невероятное ощущение: тебя, как дверь, приоткрыли и поглядывают в щель на мир, вызывающий ненависть и страх. Ужасней всего то, что я отчасти тоже видел его таким в эти минуты. Вообразите, что ваша душа переселилась в слепня, и он в упор разглядывает ваше бренное тело. Теперь вам ясно, почему я бинтовал руки, даже если рядом не было ни души?
Все началось с Майами. Я там имел дела с человеком из департамента ВМФ по фамилии Крессвелл. Он навещал меня раз в год. Кажется, его боссы готовы были снабдить меня грифом «секретно». Интересно, что они ожидали увидеть: странный блеск в глазах? алую букву на лбу? Кто их знает. Не зря же мне отвалили пенсию, какую и получать-то неловко.
Я сидел у Крессвелла в отеле, на террасе, и мы за бутылкой обсуждали будущее космической программы Соединенных Штатов Америки. Было начало четвертого. Вдруг у меня зачесались пальцы. Как-то по-особенному, словно по ним ток прошел. Я сказал об этом Крессвеллу.
— Небось трогал ядовитый плющ на этом с острове, — ухмыльнулся он.
— Здесь, кроме кустарника пальметто, и потрогать-то нечего. Может, это инфекция семилетней давности? — Я разглядывал свои пятерни. Руки как руки. Только чешутся.
В тот же день я подписал стандартный бланк («Торжественно клянусь, что я не получал и не передавал никакой информации, которая бы могла…») и поехал домой на своем старом «форде» с ручным управлением. Отлично придумано — сразу чувствуешь себя человеком.
Дорога предстояла неблизкая, и пока я добрался до поворота к дому, я уже изнывал от чесотки. Знаете, как заживает глубокий порез? Вот-вот. Ощущение такое, будто под кожу проникли живые существа и роют там ходы.
Солнце почти село, и мне пришлось разглядывать свои руки при свете приборного щитка. На подушечках, там, где снимают отпечатки пальцев, появилась краснота, маленькие такие пятнышки. И еще несколько — на суставах. Я лизнул кончики пальцев и тут же отдернул руку от омерзения. — Кожа была воспаленной и какой-то желеобразной, вроде мякоти подгнившего яблока.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
