— Осунулся… осунулся! — радостно завопили остальные кирды все тем же голосом.
Первый кирд укоризненно покачал указательным пальцем и сказал:
— Опять передразнивать!
Кирды засмеялись.
— Ну-с, а ты, дядя Саша? — обратился кирд к Маркову. — Все те же мысли про крестики и нолики и продавленное кресло дома?
Марков закрыл глаза. Говорил Густов. Открыл глаза. Говорил кирд.
— Все ясно, — сухо сказал Марков. — Не будет уже и крестиков. Будут внимательные сестры и участливые врачи: «Ну как мы сегодня себя чувствуем, Александр Юрьевич? Все еще думаете, что вы Наполеон?»
Густов поднял руки.
— Я с тобой, дядя Саша, — сказал он, — туда. Поскольку мой маленький бедный мозг сильно поизносился и я сошел с ума, прошу меня срочно госпитализировать.
— Ага, — еще радостнее закричал первый кирд, — мы начинаем обретать свою собственную индивидуальность! Мы разошлись, мы начинаем расходиться из-за различного опыта.
— Различного опыта — различного опыта… — словно эхо закричали стоявшие немного позади кирды.
— Дай руку, Вольдемар, сойдем с ума вместе, так легче, — пробормотал Марков.
— Я себя не узнаю, — с укоризною сказал кирд. — Вместо того чтобы дать нытику и паникеру по рукам, я уже потакаю его гнусному эскапизму. Я отказываюсь от себя и перехожу на «ты». Ты ничтожество, Володя, если ты ничего не можешь понять. Ты узнаешь голос, которым говорю я и мои младшие близнецы?
— Да, — пробормотал Густов и закрыл глаза, — это мой голос.
— Похоже? Ты не ценишь свое изустное творчество. Ты узнаешь бесценные мысли, сверкающие, как алмазы, в моей речи? — продолжал кирд.
— Да.
— Так что я?
— К… кирд?
— Идиот!
— Кто?
— Ты.
— Я?
— Ты. То есть я — это ты. Ну ладно, сейчас объясню, а то при твоих ограниченных умственных способностях и впрямь недолго слегка спятить. Впрочем, мало бы кто это заметил… Итак, уважаемый Владимир Васильевич Густов, помните ли вы, как вам в лаборатории напялили на голову эдакое сооружение из тоненьких проволочек? Нас тогда скопировали, то есть вас, впрочем, нас — сейчас вы все поймете. Все содержимое ваших серых клеточек в мозгу было каким-то образом зашифровано и сохранено. И вот в порядке эксперимента берутся три скромных и работящих кирда — Пятьсот первый, Пятьсот второй и Пятьсот третий, и в нас, то есть в них, вводится содержимое мозга некоего Густова. И три тихих кирда превращаются в гибридов Густова с кирдом. Мы как две капли воды похожи друг на друга, а если говорю я один, Густов Первый, то лишь на правах старшинства, ибо я был изготовлен раньше братьев на целых пять минут. Понятно?
— Значит, вы… мои дети? — сурово спросил Густов.
— Нет, — хором закричали кирды, — братья, а не сыновья!
— Младшие, надеюсь?
Кирды понурили свои голубовато-белые головы.
— В таком случае, — сухо продолжал Густов, — я надеюсь, что вы признаете мое старшинство и без мер физического воздействия, к коим обычно прибегают старшие братья?
Три кирда одновременно протянули три пары огромных металлических рук, схватили Густова, высоко подбросили его вверх, ловко поймали и поставили на землю.
— М-да, — пробормотал Густов, — ну и молодежь пошла. Так что же, мои маленькие бедные братишки? Как жить-то дальше будем?
— Так и будем, — ответили сразу три металлических Густова.
— И вы вправду мыслите так же, как я?
— Если этот процесс можно назвать мышлением, — засмеялся Густов Первый.
— Ну, ну, без самокритики. А что у вас от кирдов, кроме этих прелестных маленьких тел?
— Любую логическую задачу мы решим раз в десять, а то и в сто быстрее тебя, о прообраз! Это раз. Кроме того, мы знаем все то, что положено знать порядочному кирду. В частности, мы умеем посылать и принимать телепатическую информацию, и между собой мы разговариваем без посредства звуковых волн. А если говорим вслух, то только, чтобы нас не подслушали другие кирды. Они ведь гораздо лучше слышат телесигнал, чем звуковую речь. Ну, и самое главное — мы обладаем всеми теми эмоциями, которыми обладаешь и ты. Но на многое мы реагируем спокойнее, чем ты.
— А теперь идите в лабораторию, — сказал Густов Первый, — и сидите там. Нам предстоит много дел. И найти Надеждина, и познакомиться с дефами, и сделать кое-что еще, что не должны делать представители одной цивилизации, попав в другую. А раз мы аборигены, мы можем и должны действовать. Прощай, брат, прощай, дядя Саша.
— Прощай, прощай, — повторили Густов Второй и Густов Третий.
— Но почему «прощай»? — удивился Густов.
— В таких случаях лучше сказать «прощай», - сказал кирд. — На всякий случай.
10
Главный Мозг не мог испытывать беспокойства, ибо ему не даны были чувства. Он лишь знал, что в гигантской системе его связи с кирдами что-то нарушилось. Уже несколько раз он посылал сигналы Пятьсот первому, Пятьсот второму и Пятьсот третьему, но те не фиксировали его приказы и не сообщали об их выполнении. Они не были демонтированы, они функционировали, он это знал, ибо каждый погибавший кирд автоматически посылал последний свой сигнал Мозгу, и тот изымал его код из системы. Но Пятьсот первый, Пятьсот второй и Пятьсот третий не посылали сигнала выключения и тем не менее не фиксировали приказов. Эксперимент вдруг дал неожиданные результаты превращения кирдов в дефектных. Но в таких случаях ближайшие кирды всегда демонтируют их и сообщают об этом Мозгу. Эти же кирды были экспериментальными, гибкая система человеческих реакций должна была дать им возможность действовать более независимо, даже в случае небольших повреждений.
Может быть, они вышли из города? Нет, сторожевые кирды, приставленные к ним, сообщили бы об этом. Нет, они оставались в городе и даже разговаривали с людьми.
Он не мог оставить этого так. Связь не должна была нарушаться, ибо связь была основой их цивилизации. Стоит кирду потерять связь с Мозгом, как он, по мнению Мозга, превращается из совершеннейшего инструмента в груду ненужного металла. Надо вызвать их к себе. Надо попробовать еще раз. Он послал еще один телеприказ, это был наибольший энергетический импульс, который когда бы то ни было Мозг посылал кирду.
Есть! На этот раз приказ был зафиксирован.
* * *
Три голубовато-белых Густова подошли к первой ограде Башни Мозга. Площадь перед ней, обычно пустынная, в последние дни пестрела небольшими группками кирдов, часами благоговейно глазевших на Башню. Иногда они становились на колени и в молчаливом экстазе протягивали к ней руки, словно стараясь полнее ощутить благодать, исходившую оттуда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
