Как мы уже убедились, власть может не только избивать, но также сечь и хлестать. Приведем еще ряд цитат с этим мотивом: «Льют кровинку, хоть залейся! / Хлещут, бьют, кого хотят!» /5; 362/, «Вся вода исхлестана пулями врагов» /4; 13/273, «И ветер бил, как розги, плети, прутья, / Надежней и больней хлестал» /5; 518/, «Мне щеки обожгли пощечины и ветры» /3; 210/, «И оборвали крик мой, / И обожгли мне щеки / Холодной острой бритвой / Восходящие потоки» /4; 30/, «Но туже затянули жгут, / Вон вижу я — спиртовку жгут, / Все рыжую чертовку ждут / С волосяным кнутом» /5; 80/, «Сколь веревочка ни вейся — / Все равно совьешься в кнут» /5; 64/, «Зря пугают тем светом: / Тут — с дубьем, там — с кнутом» /5; 172/.
Возвращаясь к разговору о сравнении власти с Богом («Но свыше — с вышек — всё предрешено»), процитируем стихотворение «Вооружен и очень опасен» (1976), где утверждается даже ее превосходство: «И не дрожите! / Молясь, вы можете всегда / Уйти от Страшного суда, / А вот от пули, господа, / Не убежите!» /5; 96/.
В том, что «от пули не убежать», лирический герой убедился и в «Райских яблоках» (1977): «И за это меня застрелили без промаха в лоб», «Удалось, бог ты мой: я не сам — вы мне пулю в живот!».
В этой песне Советский Союз представлен в виде огромного лагеря, зоны, причем эта зона изображается «раем», в котором находятся райские яблоки, охраняемые властью: «Они обратно в зону — за наградой, / А я — за новым сроком за побег» («Побег на рывок») = «Да куда я попал — или это закрытая зона?» (АР-3-166).
Вообще «Райские яблоки», подобно «Побегу на рывок», построены на приеме совмещения лагерных и христианских реалий: «Фимиам из ворот — это крепче, чем руки вязать» (АР-3-159), «И рванулась толпа прямо в ту лепоту-благодать» /5; 509/, «Херувимы кружат, ангел выстрелил в лоб аккуратно» /5; 510/, «И апостол-старик — он над стражей кричал, комиссарил» (СЗТ-2-371), «В райских кущах потом наворую я слив или яблок. / Жаль, сады сторожат <и стреляют без промаха в лоб>» (АР-3-156).
Этот рай, то есть всеобщая зона, и является тем, к чему, в конечном итоге, должно было прийти советское общество, построившее коммунизм. В черновиках по этому поводу встречается такая строфа: «Бестелесный народ, не издав ни единого стона, / Кто — упал на колени, кто — быстро на корточки сел. / Мне сдается, что здесь обитать никакого резона. / Неужели спаситель за это распятым висел?» (АР-3-166).
Сравним с более ранним произведением: «И это жисть? Земной наш рай? / Нет! Хоть ложись — и помирай» (песня мужиков из спектакля «Пугачев»; АР-11-126).
И лирический герой в «Райских яблоках» скачет прочь от этого зрелища: «И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых», — что напоминает песню «Чужой дом», в которой разрабатывается тот же мотив: «И из смрада, где косо висят образа, / Я, башку очертя, гнал, забросивши кнут».
Другой важный мотив связан со следующими строками: «В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок. / Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб». Власть метка и никогда не промахивается, потому что «у лучников наметан глаз» («Баллада о двух погибших лебедях») или, как сказано о советских таможенниках, которые следят за контрабандой: «Алмазный фонд не увезти — наметан глаз и меток» («Таможенный досмотр»; АР-4-207).
Кроме того, в «Райских яблоках» наблюдается такое же сравнение советской власти, охраняющей сады, с ангелами и богом, что и в «Побеге на рывок»: «Но свыше
— с вышек — всё предрешено» /5; 170/ = «Херувимы кружат, ангел окает с вышки — занятно!»/5; 177/.
Единство темы подчеркивает следующая деталь: «ангел окает». «Окают» же, как известно, в Вологодской области — даже присказка была в советские времена: «ВОлОгОдский кОнвОй шутить не любит». Таким образом, действие в «Райских яблоках» формально происходит в Вологде, как и в «Побеге на рывок»: «Вологодского
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— с ног, / И — вперед головой!».
Впервые же подобная ситуация возникла в песне «Про попутчика» (1965), также посвященной лагерной теме: «И остался я в городе Вологде. / Ну, а Вологда — это вона где!».
Другой интересующий нас мотив — мотив вторичной смерти (а точнее — насильственной смерти от рук советской власти) — опять же встречается и в «Райских яблоках», и в «Побеге на рывок»: «Как я выстрелу рад — ускакал я на землю обратно, / Вот и яблок принес, их за пазухой телом согрев» = «Зря пугают тем светом: / Тут — с дубьем, там — с кнутом. / Врежут там — я на этом, / Врежут здесь — я на том».
В «Побеге на рывок» лирический герой, описывая свое избиение, говорит: «Я знакомлюсь с тем светом — / Там лишь черти с кнутом2721: / В лоб удар — я на этом, / В печень бьют — я на том» (АР-4-14). А в «Райских яблоках» он после смерти и в самом деле попадает на «гот свет», где ангелы убивают его «без промаха в лоб», из чего следует тождество этих ангелов и чертей с кнутом. Причем в черновиках «Райских яблоках» лирический герой также упоминает чертей: «Я читал про чертей — / Я зарежу любого на спор» (АР-3-157).
274 Дрргой- бблееантропоморфный- ввррант: «Там ребяяас кнуттм»(АР-4-14), — усиилвветсххддтто этих «чертей» с конвоирами, избивающими лирического герйя и на «этоо» твете. Приведем еще три варианта: «Те же черти с кнттом», «Тут и там бьют кууром», «Оба света с куурйм» (АР-4-11).
Отметим и другие сходства между этими песнями: «Я, когда упаду, завалясь после выстрела на бок…» (АР-13-184) = «Для начала дружок / Повалился на снег» (АР-4-12), «Ну а он — на боку, / И мозги разбросал» (АР-4-14); «Лепоты полон рот, и ругательства трудно сказать» = «Приподнялся и я, / Белый свет стервеня»; «Вот следы песьих лап… Да не рай это вовсе, а зона!» = «А за нами двумя — / Бесноватые псы <.. > Чтоб собакам — не с лап»; «Что с зарезанных взять — и покойников мы бережем» (АР-3-156) = «Пнули труп: “Мертв, скотина! / Сдох — что толку с него?”» (АР-4-14); «Ветроснежное поле, сплошное ничто, беспредел» (АР-3-157) = «По пояс в снегу. <…> Куда деваться — ветер бьет в лицо вам» (АР-4-12); «Да куда я попал — или это закрытая зона?» (АР-3-166) = «Всё взято в трубы, перекрыты краны»; «….всеуснули в чаду благовонном» (АР-3-160) = «Все лежали плашмя, / В снег уткнули носы»; «И измученный люд не издал не единого стона, / Лишь на корточки вдруг с занемевших колен пересел» = «Весь строй присел в порядке образцовом» (АР-4-12).
Таким образом, власть распоряжается и земной, и загробной жизнью. Как сказано в стихотворении «День без единой смерти» (1974 — 1975): «Вход в рай забили впопыхах, / Ворота ада — на засове, / Без оговорок и условий / Все согласовано в верхах». Об этом же идет речь в черновиках «Пожаров» (1977): «Пока у райских врат мы сдуру мялись, — / Набросили щеколду холуи» /5; 519/, - и в песне «Переворот в мозгах из края в край…» (1970), где власть распоряжается как земной жизнью (последняя представлена в виде ада: «В Аду решили черти строить рай / Как общество грядущих поколений»), так и райской: «И ангелы толпой пошли к нему — / К тому, который видит все и знает, — / А он сказал, что он плевал на тьму, / И заявил, что многих расстреляет» (АР-9-17). Здесь интересен черновой вариант: «Господь призвал к спокойствию в рядах: / “Придется здесь, в Аду, уйти в подполье. / Давленье у меня — я не могу…”» (АР-9-17). И в итоге он действительно уходит в «адское» подполье: «Уйду от вас к людям, ко всем чертям, — / Пускай меня вторично распинают!»
Вообще жизнь в Советском Союзе, а также жизнь в раю и в аду зачастую характеризуются Высоцким одинаково: «В суету городов и в потоки машин / Возвращаемся мы — просто некуда деться!» («Прощание с горами», 1966), «Средь суеты и кутерьмы. — / Ах, как давно мы не прямы!» («Случаи», 1973), «Мы тоже так, не плачь, Кузьма, / Кругом — бардак и кутерьма» (песня мужиков из спектакля «Пугачев», 1967), «В аду — бардак и лабуда, / И он опять — в наш грешный рай» («Песня Билла Сигера», 1973), «Не Рай кругом, а подлинный бедлам. <.. > Давно уже в Раю не рай, а яД..»(«Переворот в мозгах из края в край…, 1970).
