И надо сказать, гитлеровские генералы действительно выбрали здесь чрезвычайно удобную позицию: оплетенная проволочными заграждениями речка, минированные поля перед ней, многоярусная система огневых точек на высотах, с которых отлично просматриваются все окрестности. По убеждению немецких генералов, это была неприступная крепость, о которую должны были разбиться любые атаки советских солдат.
События довольно долго подтверждали это их убеждение. Несмотря на беспрерывные атаки, Самбек держался. Его брали штурмом в лоб, пытались взять охватом, думали прорвать немецкую оборону на отдельных участках — и все безрезультатно. И однако Самбек пал. Прорвав середину Миус-фронта довольно далеко от Самбека, наши танки и конница вышли в тыл самбекской группировки немцев. Пехота ринулась на штурм, и 30 августа «самбекская твердыня» была взята. Вслед за Самбеком наши войска освободили Таганрог.
И вот, объехав зарастающие бурьяном самбекские укрепления, миновав капризную изломанную линию окопов и гигантских ходов сообщения (по этим ходам сообщения немцы на грузовиках подвозили боеприпасы), мы медленно поднимаемся в гору и, добравшись до широкого грейдера, мчимся к Таганрогу. По обе стороны дороги валяется много немецких грузовиков, тягачей, пушек, телег. Все это брошено фашистами во время бегства из Самбека.
Вечереет. Мы въезжаем в Таганрог. Город пострадал меньше, чем можно было думать. Поспешное отступление из Таганрога лишило немцев возможности со свойственной им педантичностью и тевтонским хладнокровием уничтожить дома. Во всяком случае, Таганрог выглядит несравненно лучше, чем Пятигорск, Армавир или Ростов. Правда, и здесь взорваны большие дома, и здесь сожжено много школ и разрушены заводы, но все-таки город в основном уцелел.
Темнота. По Ленинской улице шагает ночной патруль. В старом парке шумят деревья. Ветер несет крепкий, соленый запах близкого моря.
У моря
Дорога из Таганрога в Мариуполь вьется вдоль моря, и оно, темно-свинцовое от осенних туч на горизонте, горит под крутым берегом, отражая золотые лучи холодного солнца. В море уже вышли рыбачьи баркасы, и, хотя здесь еще много рассыпанных врагом мин, рыбаки, опустив с баркасов якоря, днем ловят рыбу.
Все побережье опутано проволочными заграждениями — фашисты боялись морских десантов, — взрыто окопами и круглыми пулеметными гнездами. Особенно много окопов в тех местах, где высокий берег полого спускается к морю.
Это все исторические места. Тут, в Поляковке, в 1918 году немецкий генерал от кавалерии фон Кнерцер расстреливал участников ейского десанта; тут грабил рыбаков и крестьян генерал фон Арним, один из сподручных палачей фельдмаршала Эйхгорна. Прошло четверть века. Уже сгнили в земле останки фон Кнерцера, и фон Арним, недавно плененный англичанами в Африке, бесславно закончил свой путь. И снова бежали немцы с берегов Азовского моря, а старые русские станицы, опаленные пожарами, разбитые, по-прежнему стоят на высоком морском берегу, неколебимые, как Россия.
В станицах хлопочут люди. Колхозники уже посеяли озимые хлеба, и огромные поля зеленеют, как бархатный ковер. Рыбаки носят в плетеных корзинах трепещущую, отливающую серебром сельдь. Седобородые станичные плотники чинят хаты, скотные дворы, овчарни. Женщины поправляют силосные ямы, босоногие девушки в пестрых платках ровняют дорогу.
Дорога петляет по буграм, по оврагам, по новым мостам через тенистые речки, а когда взбегает на высокий холм, перед нами в синеватой дымке открывается заводской Мариуполь. Но, увы! Трубы мариупольских заводов стоят, как черные стволы сожженного леса, и только из нескольких труб вьется беловатый дым.
Гитлеровцы организованно, планомерно, с дьявольским хладнокровием превосходно натренированных бандитов разрушали индустриальный город. Тысячи факельщиков, распределив город по участкам, в течение нескольких дней жгли несчастный Мариуполь. Некоторые из этих мерзавцев-факельщиков не успели уйти и, судимые грозным и правым судом, были повешены в том самом городе, который они хотели стереть с лица земли.
Далеко за Мариуполем, в мангушских степях, мы увидели рыжие камышовые курени. У входа в крайний курень сидел старик с деревянной ногой. Он колотил молотком по зубилу, насекая глубокие линии на железном диске от грузовика.
Здесь, в этих куренях, жили убежавшие от немцев мариупольские портовые грузчики. Они посеяли в глухой степи кукурузу, посадили баштаны и жили как Робинзоны, прячась от немецких жандармов.
Старик с деревянной ногой рассказал нам о том, как с приходом врага замерла жизнь в порту, как дюжие немецкие моряки с канонерских лодок избивали детей, бросали в море женщин.
— Потом мы ушли, — хмуро закончил старик, — разбрелись по степи. Так и жили, вроде зверей.
— А что это вы делаете с диском? — спросил я.
— Думаю ручную мельничку соорудить, — ответил старик, — намелю на дорогу кукурузы да буду возвращаться в город. Небось эти ироды уже далеко…
Хмурясь, зло сплевывая, хромой старик рассказывает, как гитлеровцы, отступая, гнали людей на запад. Люди шли тысячами, голодные, подгоняемые ударами плетей и палок, и, дождавшись ночи, разбегались в разные стороны, хоронились в кукурузе, в оврагах, в развалинах сожженных деревень.
— А потом, как пришли наши, народ стал сходиться. Иной нашел свою хату, а иной уже и хаты не нашел…
Старик поднялся, походил по баштану, выбрал десяток последышей — мелких арбузов и дынь, — нарвал помидоров и принес все это к нашей машине.
— Угощайтесь, хлопцы, — сказал он, — да передавайте там, чтоб кончали немца быстрее…
Простившись со стариком, мы поехали дальше, и каждый километр приближал нас к фронту. Уже в воздухе стали показываться немецкие самолеты-разведчики. Они трусливо летали за облаками и, противно завывая, просматривали прифронтовые дороги. Уже в садиках и рощицах замелькали санитарные телеги и на дороге чаще стали попадаться машины.
Мы въехали в зону действий 4-го Украинского фронта.
Фронтовые дороги
Тут все охвачено стремительной силой движения: окутанные облаками пыли, бесконечным потоком несутся на запад тяжело нагруженные «зисы», «студебеккеры», «доджи»; их обгоняют покрытые маскировочными сетками легковые автомашины, за стеклами которых мелькают офицерские погоны; смуглые, обветренные, в кожаных шлемах, в черных очках, мчатся связные-мотоциклисты; шпоря вспотевших коней, скачут ординарцы; на рысях проносятся обозы; оглушительно рыча, ползут неуклюжие тягачи; на пыльных проселках сверкают гусеницы танков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
