Женщин в штрафные роты не направляли. Для отбытия наказания они направлялись в тыл, в тюрьму. Впрочем, и случалось это крайне редко.
Нет в штрафных ротах и медработников. При получении задания из медсанбата или соседнего полка присылают медсестру. В одном из боев медсестра была ранена. Услышав женский крик на левом фланге, я поспешил туда. Ранена она была в руку, по-видимому, не тяжело, ее уже перевязывали. Но шок, кровь, боль и потом это же передовая, бой еще идет, чего доброго могут добавить. Сквозь слезы она произносила монолог, который может быть приведен лишь частично: «Как любить она употребила другой глагол так всем полком ходите! А как перевязать, так некому! Вылечусь, никому не дам!»
Сдержала ли она свою угрозу, осталось неизвестным…
В штрафной роте антисемитизм не ощущался. По отношению к себе я никаких реплик никогда не слышал. Может быть, за глаза?
После Победы я некоторое время служил в Вентспилсе. Однажды утром, когда я по обыкновению куда-то спешил, навстречу попалась группа моряков. Надо сказать, что отношения с моряками были не простыми и не всегда мирными. Обойти их не удалось. Старший неожиданно кинулся ко мне и стал душить. Ввиду численного превосходства сопротивляться было бесполезно. Оставалось покорно ждать своей участи. Четверо других моряков почему-то улыбались. Прежде, чем я понял, что моей драгоценной особенно после войны жизни ничего не угрожает, мои новые, только накануне тщательно прилаженные погоны, оказались безнадежно смятыми. Это был наш бывший штрафник, командир морского охотника, отбывший штраф по ранению или по сроку не вспомнить, на корабль его вернули, но в офицерском звании еще не восстановили, и он был в мичманских погонах. О свободе передвижения говорить уже не приходилось. Я был взят «под белы руки», и живописная группа я в зеленом, они в черном поволокла меня на пирс. Корабли стояли на другой стороне Венты. Один из моряков встал на скамейку и стал размахивать руками. Я понял флажковая азбука, сам когда-то учил в пионерах. С корабля заметили, что-то «написали» в ответ, быстро спустили шлюпку, и вскоре мы все очутились в тесном кубрике. Дальнейшее вспоминается смутно…
Армия может занимать по фронту, в зависимости от обстановки, от нескольких километров до нескольких десятков километров. В последнем случае командование не станет перебрасывать на нужный участок штрафную роту. Передвижение этого, не совсем обычного подразделения вдоль линии фронта, в ближнем тылу, чревато неприятностями. Заблуждение думать, что в штрафные роты направлялись «лучшие из лучших». Совсем даже наоборот. И в разведку боем будет назначен обычный стрелковый батальон, свежий, либо с соседнего участка, очень редко тот, который занимает здесь оборону. Последнее чистая психология: солдат «приживается», привыкает к своей траншее, своему окопу, и ему труднее покинуть обжитое место и подняться в атаку. Это учитывается.
К выходу книги подоспел еще один фильм о штрафниках «Штрафбат» (11 серий, реж. Ник. Досталь, сцен. Эд. Володарский). Уже не остается ни места, ни желания разбирать его подробно. Остановимся на главном.
Никогда офицеры, сохранившие по приговору Военного Трибунала свои воинские звания, не направлялись в штрафные роты только в офицерские штрафные батальоны.
Никогда уголовники не направлялись для отбытия наказания в офицерские штрафбаты только в штрафные роты как рядовые и сержанты.
Никогда политические заключенные не направлялись ни в штрафные батальоны, ни в штрафные роты, хотя многие из них истинные патриоты рвались на фронт защищать Родину. Их уделом оставался лесоповал.
Никогда штрафные роты не располагались в населенных пунктах. И вне боевой обстановки они оставались в поле, в траншеях и землянках. «Контакт» этого непростого контингента с гражданским населением чреват непредсказуемыми последствиями.
Никогда, даже после незначительного ранения и независимо от времени нахождения в штрафном подразделении, никто не направлялся в штрафники повторно.
Никогда никто из штрафников не обращался к начальству со словом «гражданин» только товарищ! И солдатам не тыкали «штрафник».
Никогда командирами штрафных подразделений не назначались штрафники! Это уже не блеф, а безответственное вранье. Командир штрафного батальона, как правило, подполковник, и командиры пяти его рот: трех стрелковых, пулеметной и минометной кадровые офицеры не штрафники. Из офицеров-штрафников назначаются командиры взводов.
Благословение штрафников перед боем чушь собачья, издевательство над правдой и недостойное заигрывание с Церковью. В Красной Армии этого не было, да и не могло быть.
Распространенное мнение, что штрафные роты и штрафные батальоны сыграли решающую роль в Победе, заблуждение. Они сыграли свою роль. То, что у Рокоссовского воевали одни штрафники, глупость. Да и составляли они не более одного процента от численности Армии.
Зачет по немецкому
Война шла к концу.
Еще гремели орудия, прорывали вражескую оборону танковые колонны, и устремлялась в прорывы оглохшая от канонады пехота. Еще тысячи солдат погибали у городов и населенных пунктов с незнакомыми, нерусскими названиями. Еще лилась кровь, и шли похоронки в тыл родным и близким. Но война замедляла свой бег. Победа была близка.
Уже улеглась пыль, и стерлись следы пятидесяти семи тысяч пар сапог пленных фашистов, промаршировавших 17 июня 1944 года под конвоем от московского ипподрома по центральным улицам Москвы во главе со своими генералами отнюдь не парадным маршем, о котором они так мечтали и к которому так тщательно готовились. У стен считавшейся неприступной Кенигсбергской крепости, уже получил пробоину от виска до волевого подбородка памятник железному канцлеру Бисмарку и шлем не помог. Уже был окружен Берлин, и по вечерам расцвечивалась победными салютами Москва. После постыдной горечи поражений мы познали сладкий вкус победы.
Передний край на участке сосредоточения проходил по опушке леса. Для большей маскировки между редкими деревьями установлены плетни. Противник знает, что здесь проходит наша оборона, и методически обстреливает из миномета, но передвигаться за этой маскировкой спокойнее.
Знакомый лесок. Мы его недавно брали. Немцы установили на опушке четыре танка. Танки были неподвижны. Из-за нехватки горючего их зарыли в землю и использовали, как доты. «Энергетический кризис» сказали бы сейчас. Едва мы добрались до железнодорожной насыпи, нас накрыл минометный налет. Мины ложились так густо, что на открытом поле как бы возникал сказочный лес: каждое мгновение — несколько черно-красных кустов. Укрыться некуда, а ложиться бессмысленно, от мины лежа не спасешься, осколки низко стелятся над землей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
