Глава двенадцатая. Званый вечер у Витте.
Во вторник к шести часам вечера после героических усилий Марии Ивановны и всей прислуги Надин была, наконец, обряжена в сверкающее блестками, укороченное до щиколоток платье, которое оставляло полностью открытыми руки и лебединую шею. В нем было еще два узких выреза: на спине, до лопаток и впереди, до выемки меж эффектно поднятых бюстгальтером грудей. Татьяна оделась более скромно, в платье из абсолютно черного бархата, на фоне которого ее обнаженные руки и шея выглядели нереально белоснежными. Украсили они себя жемчужными ожерельями, бриллиантовыми сережками и платиновыми браслетами, что придало обеим дивам более взрослый, светский вид. Михаил Александрович при виде своих дочурок покивал головой и одобрительно хмыкнул. Мария Ивановна оделась неброско, но тоже в платье без корсета.
Перед домом Витте стояло более десятка колясок одвуконь, а в доме гомонило человек пятьдесят-шестьдесят. Витте стоял на пороге гостиной в элегантном темно-синем смокинге с белоснежным пластроном, заколотым бриллиантовой булавкой. Вдев руку ему в сгиб локтя рядом стояла изумительно статная жена, одетая в темно-синее, ему под стать, платье со шлейфом и корсетом. На голове ее блистала бриллиантовая диадема; бриллианты были и в ушах и в браслетах.
Плец, окруженный семейством, подошел несколько робко, но знаменитый министр поощрительно ему улыбнулся и сказал пару неформальных комплиментов его жене и "прекраснейшим" дочерям. Матильда же улыбнулась чуть натянуто, враз оценив их нетривиальные наряды, в которых свежая женская плоть должна была просто притягивать мужские взоры.
Оказалось, что они явились почти последними, так что минут через десять гостей позвали в смежную комнату, в одном конце которой стояли столы, обильно заставленные разнообразнейшими холодными закусками - по-европейски, так сказать. К закускам были, соответственно, вина, коньяки и водки - чего душа пожелает. Отдельно в серебряных ведрах со льдом стояли бутылки с шампанским и нарзан. Витте предложил гостям не стесняться и "непременно опустошить эти столы в течение вечера". По комнате то здесь, то там были расставлены диваны и пуфы - для общения по интересам. Сбоку у стены дожидался своего часа рояль.
Карцев все это время тихонько сидел в Надиной голове и обозревал гостей. Их оказалось по возрасту примерно поровну: половина от сорока до шестидесяти и столько же молодежи. В лицах всех взрослых мужчин была запечатлена изрядная значительность, в лицах женщин - уверенное спокойствие, даже умудренность. Молодые мужчины как один были самоуверенны и амбициозны. Их было меньше, чем девушек, которые тоже тщились изображать светских львиц, но с разным успехом: одни вполне вросли в эту роль, другим она не давалась ввиду их природной резвости и (что там говорить!) детскости. Вера Витте, державшаяся чуть особняком, вполне подходила под категорию львиц.
Женщины почти сразу расселись кучками, руководствуясь им одним известным правилом. У мужчин создалось три кружка (один, естественно, вокруг Витте, куда он втянул и Плеца). Прочие мужчины стали ходить между ними, прислушиваясь, о чем там говорят и пытаясь внести свою лепту. Матильда бывала повсюду, считая обязанностью делить свое внимание меж всеми гостями. Так же поступили через некоторое время и Татьяна с Надин.
В кружке Витте говорили исключительно о возможной войне с Японией, и постепенно Михаил Александрович оказался в центре внимания. Девушки послушали эти дебаты и убедились, что нечто подобное они уже слышали в исполнении отца и Сережи Городецкого. В другом кружке, собравшемся вокруг какого-то сотрудника министерства иностранных дел, говорили о будущем разделе Османской империи. Карцев весьма подивился безаппеляционности звучавших высказываний, словно ни султана, ни его весьма многочисленной армии уже не существовало. В кружке третьем витийствовал профессиональный искусствовед, восторгавшийся картинами Врубеля, написанными в небывалой технике, аляповатыми мазками и в нарочито символической манере. Одни названия картин чего стоили: "Поверженный демон", "Принцесса Греза", "Принцесса-лебедь"... Притом, что почти никто его картин еще не видел, со всех выставок их снимали. "Отличный пиар-ход, - подумал Карцев. - Неизвестный гений! Да его картины втридорога будут покупать. Впрочем, и покупали...".
Один из женских кружков собрался вокруг Марии Ивановны. "Эге! - смекнул Сергей Андреевич. - Здесь, пожалуй, идет пропаганда новых образцов белья. Что ж, дело нужное". Зато другая группа женщин и девушек с жаром обсуждала новые сборники стихов.
- Я в восторге от стихов Бунина! Вы читали его сборник "Листопад"?
- Что Бунин, он продолжатель классицизма. А вот Бальмонт - это действительно новое слово в поэзии. Знаете, как он написал: "Реалисты - слепые копировщики жизни, символисты же - подлинные мыслители. Они мир не копируют, а выдумывают, творят".
- Ваш Бальмонт в стихах чересчур многословен. Подлинный новатор - Александр Блок. Вот послушайте, как он коротко и емко написал:
Не призывай. И без призыва приду во храм.
Склонюсь главою молчаливой к твоим ногам.
И буду слушать приказанья и робко ждать
Ловить мгновенные свиданья и вновь желать
Твоих страстей повержен силой, под игом слаб
Порой - слуга, порою - милый и вечно - раб.
- Выразительно. Только как-то не по мужски: слуга, раб, буду робко ждать. Мужчина должен уметь нас склонять к любви, а не вымаливать ее!
- А я бы хотела иметь мужчину в услужении... Появился каприз - позвала, прошел - отослала прочь...
Минут через сорок, когда пыл в разговорах подугас, чутко отслеживавшая ход вечера Матильда громко позвенела в колокольчик.
- Господа и дамы! - провозгласила она. - Прошу вас прервать свои интересные беседы и в угоду разнообразию принять участие в музыкальной паузе, которую я предлагаю заполнить исполнением русских романсов. Думаю, что среди вас обязательно найдутся люди с голосом, чувством и знанием того или иного романса, не так ли? Впрочем, одного я и сама знаю: это актер Мариинского театра Валерий Артемьев. Прошу Вас, Валерий Алексеевич, подойти к роялю. Я, с Вашего позволения, буду Вам аккомпанировать.
От кружка любителей живописи отделился довольно кряжистый мужчина лет сорока пяти, подошел к жене Витте и галантно поцеловал руку. Затем встал спиной к роялю, посмотрел на примолкнувшую публику и спросил:
- Вы не против, если я спою "Среди долины ровныя"?
И после одобрительного гомона легко и мощно запел. Если бы у Карцева была спина, по ней обязательно прошел бы озноб от такого проникновенного пения. Надя же, хоть и хлопала по окончании романса от всей души, озноба не испытала. После одного романса последовал другой, третий. Однако четвертого в том же исполнении не последовало: актер предложил петь дальше в порядке самодеятельности.
Первой самодеятельной "ласточкой" стала пара Витте: мать и дочь. Матильда взяла в руки цветастый платок, а Вера - гитару и они исполнили такую зажигательную "Цыганочку", что люстры задрожали от шквала аплодисментов. Все разулыбались, оживились и стали исполнять романсы чуть не наперегонки. В какой-то момент Карцев маякнул: "Здравствуй, Наденька"
"Ангел! Ты пришел! Но что случилось, мне что-то угрожает?"
"Совершенно ничего, Наденька. Просто мне захотелось напомнить, что вы с Танечкой разучили в Красноярске прекрасный романс и сейчас самое время его исполнить. Заявив тем самым о себе"
"Ты имеешь ввиду "Акацию"? Хорошо, я скажу сейчас Тане..."
И вот через пять минут за рояль села Мария Ивановна, а сестры, обнявшись за талии, в полной тишине чисто вывели: " Целую ночь соловей нам насвистывал...". Эта тишина по мере исполнения романса становилась все полнее, все трепетней и длилась еще секунд пять по его завершении, чтобы смениться обвалом, громом аплодисментов. Чуть позже к безудержно улыбающимся сестрам подошел Артемьев и спросил:
- Этот романс... Такой прекрасный и ни разу мной не слышанный... Кто его автор?
- Мы не знаем, - сказала Надя. - Ему нас научил мой жених, Сергей Городецкий. Здесь его нет.
- Я бы очень хотел его исполнять. Это возможно?
- Почему же нет? Песни для того и придумываются, чтобы люди их пели... Мы Вам спишем слова, а мама наиграет мелодию.
- Буду премного вам благодарен. Причем обычным для актера способом, через контрамарки. Вы ведь знаете, что в наш театр не так просто попасть. Я же дам вам контрамарки на пять ближайших спектаклей.
- Теперь уже мы Вас очень благодарим: подумать только, пять опер в Мариинском!
Наконец, музыкальная пауза подошла к концу и Матильда Исааковна предложила публике разделиться: молодежи пойти потанцевать, а людям постарше предаться карточному пороку в виде бриджа, покера или дурака. Надин и Татьяна ринулись, естественно, в гостиную, где уже тихо наигрывал небольшой струнно-духовой оркестр. Их тотчас подхватили два кавалера, исполненные большого впечатления от их романса, нестандартных одежд и свежих румяных лиц. Вальс следовал за вальсом, одних кавалеров сменяли другие, столь же рьяные - как хорошо!
