— Мне известны твои возможности, Тхорн. Просто… так быстро…, - Лиска заморгала в растерянности.
— Ты до смерти счастлива, глупышка, — сказал ее учитель, смягчившись. — На то, чтобы это почувствовать, мне понадобилась секунда. Еще несколько мгновений я потратил, чтобы выяснить причину — вот и все. Я рад за вас.
Голос Тхорна звучал суховато, но Лиска знала, что больше эмоций, чем это, от него ждать и не приходится.
— Сколько тебе лет? — вдруг спросила она с любопытством. Их занятия всегда проходили так интенсивно, что на разговоры времени не оставалось, и она все еще ничего не знала о нем.
— Девяносто три.
— Ух.
— Думаешь, я старый? — Тхорн послал телепатическую улыбку. Лиска смущенно отвела глаза, понимая, что отвечать уже не нужно: он, конечно, прочитал и ее эмоциональную реакцию, и мысль о том, что это очень много.
— Не все земляне просто доживают до этого возраста, — заметила она. — Даже дряхлыми стариками.
— Не оправдывайся. Я уже смертельно оскорблен и намереваюсь мстить, — с непроницаемым лицом заявил Тхорн. Лиска засмеялась: несмотря на то, что учитель всегда держал эмоции закрытыми, она уже достаточно его знала, чтобы понимать, когда он шутит. И в ответ на смех она получила доброжелательную улыбку.
— А теперь давай снимем твои отводы. Посмотри мне в глаза, — сказал Тхорн.
Он сказал это таким будничным, ровным голосом, что Лиска послушно заглянула в зеленые раскосые глаза, и только после молниеносного увода забеспокоилось:
— Э-э… Тхор, погоди немного, я не готова. Я хочу сказать, мы ведь не знаем, что случится, когда ты снимешь…
— Ничего не случится, — отрезал он, немного насмешливо глядя на нее.
— Но я тут подумала — а зачем мне вообще это все вспоминать? — выпалила Лиска, облизывая сухие от волнения губы. — Что, если… просто оставить все как есть?
Тхорн приподнял левую бровь, впервые за всю историю их знакомства выражая эмоции лицом, пусть даже в уводе.
— Хочешь быть психически неполноценной? — уточнил он с легким сарказмом. — Если так, то есть более простые способы добиться этого.
— Нет, но…
Лиска осеклась, не зная, как лучше закончить мысль, обхватила себя руками, заходила взад-вперед по комнате, в очередной раз поражаясь, насколько досконально точно помещение отражается в уводе.
Умение уводить, главный признак телепата выше среднего, лежало основным водоразделом между женщинами и мужчинами на Горре. Крайне редко горианки достигали такого уровня телепатического развития, чтобы овладеть этим навыком, и она тоже вряд ли этому научится.
Совершенно созданная иллюзия, все до мельчайших деталей вокруг, как и все ощущения — холод, тепло, боль, тактильное восприятие, даже запахи. Уводящий брал почти полную власть над сознанием уведенного, который в реальности стоял, безвольно глядя в глаза. А высшие телепаты могли даже отвести глаза и заниматься своими делами, действуя параллельно в обеих реальностях — правда, это требовало известного психического напряжения.
Увод горианцы использовали сплошь и рядом — при обучении, когда требовалось что-то показать, в медицине, когда надо было экстренно обезболить, при сканировании — увод снимал большую часть неприятных ощущений. Или при манипуляциях с психикой, на которые имели право только высшие.
Именно это и намеревался сейчас делать Тхорн, терпеливо ожидающий, когда она перестанет паниковать. Но на этот раз, несмотря на все нежелание представать перед любимым учителем трусихой, Лиска не справилась.
— Мне страшно, что что-то пойдет не так, — беспомощно призналась она, закрыв лицо руками.
Тхорн сделал несколько шагов к ней, разомкнул ее ладони и уставился своими раскосыми глазищами:
— Лиска, то, что я сейчас сделаю, не приведет к открытию всех воспоминаний. То, что у тебя заблокировано, таким и останется. Мы с тобой знаем, о каких воспоминаниях идет речь, да?
От ее лица отхлынули все краски: Тхорн озвучил то, о чем она даже думать боялась, не то, что говорить. И надеялась, что никто не знает. Даже он.
Ее зубы с силой впились в нижнюю губу, и рот наполнил вкус крови.
— Откуда ты знаешь? — спросила она, с трудом набрав воздух. Даже легкие, казалось, онемели и отказывались служить.
— Я тебя сканировал во время занятий. Иначе я никак не смог бы определить, что для тебя безопасно, а что нет, — пояснил Тхорн. Лиска кивнула, показывая, что понимает, и опустила взгляд на его длинные пальцы, все еще удерживающие ее запястья.
— И ты видел, что там? — спросила она, едва удерживаясь от того, чтобы заскрежетать зубами.
— Не вполне. Ты ведь тоже плохо помнишь. Это от того, что твой мозг сам заблокировал эти воспоминания, чтобы избавить тебя от мучений. Со временем их можно разблокировать и…
— Нет, — Лиска с силой вырвала свои руки из его ладоней и шарахнулась в сторону, испуганно глядя на него, словно он мог броситься.
— Я не собираюсь делать это сейчас. Но рано или поздно тебе придется. Это надо вылечить, — невозмутимо сказал Тхорн, словно не замечая ее неадекватной реакции.
Виер.
Три дня, похожие на кошмар. Отстранение от работы, бесконечные разговоры с журналистами ради опровержений. Самое противное заключалось в том, что он почти ничего не мог опровергнуть. На все уточняющие вопросы (а все-таки, скажите, это правда, что ваша невеста спорила с вами из-за пре-сезариата? А правильно ли мы понимаем, что она действительно была с другими мужчинами раньше на Земле?) он отвечал «без комментариев», поясняя лишь, что текст первоначальной статьи взят из недостоверного источника, и он к нему отношения не имеет.
Но он имел к нему отношение. После сканирования и муторного объяснения с Цельсисом, Виер понял, что его предал кто-то из друзей, которым он имел глупость в состоянии сильного опьянения все рассказать.
— Надеюсь, это послужит тебе уроком. Я даю тебе неделю на улаживание этой истории с журналистами, потом можешь вернуться к работе, — подытожил их разговор эс-Арте. Он не счел его поступок заслуживающим наказания, но явно осуждал.
Это привело Виера в состояние затяжного невроза. Его осуждало слишком много уважаемых людей в последнее время, и теперь, после статьи, их число увеличилось кратно. За несколько часов с момента публикации его личная почта оказалась засыпана гневными посланиями от родственников, друзей и даже незнакомых людей. Мало кто счел его поступок оправданным, хотя в прессе выступали люди в его защиту, заочно нападая на Лиску за безнравственность.
Проблема заключалась в том, что Виер не уважал этих людей. А мнение тех, кто осуждал его, ценил гораздо выше. Все происходящее напоминало ужасный сон, в котором он бегал по кругу за каждым важным в его жизни человеком и убеждал, что он не так уж плох. Прежде всего, конечно, он позвонил родителям и выслушал несколько нелестных высказываний от матери. Потом он объяснялся с сестрой, писал большое письмо с извинениями Лиске и не сразу даже смог заняться поисками того, кто его так подставил, но уже к вечеру все выяснилось.
