«Легкость и неточность», – добавляет критик, – «которые Тертуллиан проявляет, лучше всего иллюстрируется тем фактом, что он не только ложно обвиняет Маркиона, но еще и определяет мотивы, по которым тот вычеркнул абзац, который никогда не существовал; в той же самой главе он подобным же образом обвиняет Маркиона в выскоблении (из Луки) известных слов, что Христос не пришел, чтобы нарушить законы и пророков, но для того, чтобы выполнить их, и он повторяет это обвинение в двух других случаях [483, IV, 9, 36]. Епифаний также совершает ошибку, упрекая Маркиона в том, что тот пропустил в «Евангелии от Луки» то, что можно найти только у Матфея».[157]
Продемонстрировав до сих пор, насколько можно доверять литературе отцов церкви, и поскольку значительное большинство критиков Библии единодушно пришло к заключению, что то, за что сражались отцы церкви, не было истиной, но было их собственным толкованием и голословным утверждением,[158] – мы теперь приступим к изложению, каковы были воззрения Маркиона, которого Тертуллиан желал уничтожить, как наиболее опасного еретика его времени. Если мы должны поверить Хилгенфельду, одному из величайших германских критиков Библии, то «с критической точки зрения… нужно рассматривать утверждения отцов церкви только как выражение их субъективных воззрений, которые нуждаются в доказательствах» [467, c. 446, sup. B.].
Мы не можем сделать ничего лучшего, а также не можем дать более правильного изложения фактов, касающихся Маркиона, как приводить цитаты, насколько место позволяет, из книги «Сверхъестественная религия», автор которой обосновывает свои утверждения на свидетельствах величайших критиков, так же как на своих собственных исследованиях. Он показывает, что в дни Маркиона «в начальной церкви существовали две большие партии» – одна видела в христианстве «только продолжение закона и стремилась свести его в институт израильтян, в узкую секту иудаизма»; другая же рассматривала это откровение «как введение новой системы, применимой для всех, и заменяющей Моисеев завет закона всеобщим заветом Милосердия». «Эти две партии», – добавляет он, – «были открыто представлены в ранней церкви двумя апостолами – Петром и Павлом, и антагонизм между ними слегка раскрыт в „Послании к Галатам“.[159]
Маркион, который не признавал никаких других Евангелий, как только несколько Посланий Павла, который полностью отвергал антропоморфизм Ветхого Завета и провел отчетливую разграничительную линию между старым иудаизмом и христианством, – рассматривал Иисуса не как Царя, Мессию евреев, и не как сына Давида, имеющего какое-либо отношение к закону или к пророкам, «но как божественное существо, посланное, чтобы открыть людям духовную религию, совершенно новую, и Бога доброты и милосердия, доселе неизвестного». «Господь Бог» евреев в его глазах, Творец (Демиург), был совсем другой и отличался от того божества, которое послало Иисуса раскрыть божественную истину и проповедовать радостную весть, приносить мир и спасение всем. Согласно Маркиону, миссия Иисуса заключалась в том, чтобы аннулировать еврейского «Господа», который «был противопоставлен Богу и Отцу Иисуса Христа, как материя противостоит духу, нечистое – чистому».
Так ли был неправ Маркион? Было ли это кощунство или же это была интуиция, божественное вдохновение, заставляющее его выразить то, что каждое честное сердце, стремящееся к истине, более или менее чувствует и признает? Если в своем искреннем желании учредить чисто духовную религию, всеобъемлющую веру, основанную на неискаженной истине, он счел необходимым сделать из христианства совершенно новую и отдельную от иудаизма систему, то разве Маркион не обосновывался на самих словах Христа?
«Никто не кладет заплату из новой материи на старое одеяние… ибо прорехи станут еще заметнее… И никто не наливает новое вино в старые сосуды, так как они разрываются, вино вытекает, и сосуды пропадают; но новое вино наливают в новые сосуды, и тогда и то и другое сохраняется».
В какой детали ревнивый, гневный, мстительный Бог Израиля напоминает непознаваемое божество, Бога милосердия, проповедуемого Иисусом; – его Отца, который в Небесах и является Отцом всего человечества? Только этот Отец есть Бог духа и чистоты, и ошибочно сопоставлять Его с подчиненным и капризным божеством Синая. Разве Иисус когда-либо произносил имя Иеговы? Разве он когда-либо сопоставлял своего Отца с этим суровым и жестоким Судьей; своего Бога милосердия, любви и справедливости с еврейским гением возмездия? Никогда! С того памятного дня» когда он произнес Нагорную Проповедь, неизмеримая пропасть раскрылась между его Богом и тем другим божеством, которое выступило со своими заповедями с другой горы – с Синая. Язык Иисуса недвусмысленен; он знаменует не только восстание, но и вызов Моисеевому «Господу Богу».
«Вы слышали», – говорит он нам, – «что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам, не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую… Вы слышали, что сказано [тем же «Господом Богом» на Синае]: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» [Матфей, V].
А теперь откройте «Законы Ману» и читайте:
«Смирение, воздаяние добром за зло, умеренность, честность, чистота, обуздание чувств, знание Шастр (священных книг), знание верховной души, правдивость и воздержание от гнева – таковы десять добродетелей, из которых состоит долг… Те, кто усвоят эти десять заповедей долга, и, усвоив их, будут их соблюдать в жизни, достигнут высочайшего состояния» [ «Законы Ману», кн. VI, шл. 92].
Если Ману не начертал этих слов за многие тысячелетия до эры христианства, то, по меньшей мере, не найдется во всем свете голоса, который осмелился бы утверждать, что древность их менее нескольких сотен лет до Христа. То же самое относится к заповедям буддизма.
Если мы обратимся к «Пратимокша Сутре» и к другим религиозным трактатам буддистов, мы прочтем там десять следующих заповедей:
1. Ты не должен убивать никакого живого существа.
2. Ты не должен красть.
3. Ты не должен нарушать свой обет целомудрия.
4. Ты не должен лгать.
5. Ты не должен предавать секреты других.
6. Ты не должен желать смерти своих врагов.
7. Ты не должен желать богатства других.
8. Ты не должен произносить оскорбительных и бранных слов.
9. Ты не должен предаваться роскоши (спать на мягких постелях или быть ленивым).
10. Ты не должен принимать золото или серебро.[160]
«Учитель благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную?» – спрашивает один человек Иисуса. – «Соблюди заповеди». – «Какие?» – «Не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не лжесвидетельствуй», – гласил ответ [Матфей, XIX, 16-18].
«Что должен я делать, чтобы получить обладание Бодхи? (знание вечной истины)», – спрашивает ученик своего буддистского учителя. – «Каков путь, чтобы стать упасака?» – «Соблюдай эти заповеди». – «Каковы они?» – «Ты должен всю жизнь воздерживаться от убийства, воровства, прелюбодеяния и лжи», – отвечает учитель.[161]
Идентичные предписания, не правда ли? Божественные предписания; живя по ним, человечество очистилось и возвысилось бы. Но становятся ли они более божественными оттого, что их произнесли те или другие уста? Если воздавать добром за зло – богоподобно, то придает ли большую силу этому предписанию провозглашение его назареем, чем провозглашение его индусским или тибетским философом? Мы видим, что это Золотое Правило началось не с Иисуса; что местом его рождения была Индия. Что бы мы ни делали, мы не можем приписать Шакьямуни Будде меньшую древность, как несколько веков до рождения Христа. Отчего же Иисус в поисках модели для своей системы этики направился скорее к подножью Гималаев, а не к подножью Синая, если не по той причине, что доктрины Ману и Гаутамы гармонировали с его собственной философией, тогда как доктрины Иеговы были ему противны и ужасали его? Индусы учили воздавать добром за зло, тогда как приказ Иеговы гласил: «Око за око» и «зуб за зуб».
