Представитель президента, боевой, заслуженный генерал, задумчиво посмотрел на невзрачного с виду паренька, который сделал то, на что решиться могли далеко не многие.
— Дай-ка я тебя обниму.
Колян не отстранился. Ему было очень неловко.
— Рядовой Горшков, — официально продолжил представитель президента, — за мужество и героизм, проявленные во время выполнения специального задания правительства, Указом Президента Российской Федерации вы удостоены высокого звания Герой России. Награду вам будет вручать в Кремле лично Владимир Владимирович Путин.
Теперь Николай выглядел ошарашенным. До него еще не совсем дошло сказанное.
— Что задумался, Горшков? По-моему, ты забыл что-то ответить?
— А? Служу Отечеству!
— Вот так. Ну что же, перейдем в другую палату?
— Один вопрос можно, товарищ представитель президента? — обратился Костя.
— Спрашивай!
— Ребят всех наградили?
— Всех! Большинство, к сожалению, посмертно.
— А Герои есть среди тех, кого посмертно?
— Геннадий Сергеевич, что там у нас в графе «по смертно»?
— Так, Героями стали капитан Егоров и сержант Голиков, остальные орденами и медалями.
— А Доронин? — спросил Колян. — Ему что, Героя не присвоили? Он же командовал всеми, огонь на себя вызвал, а?
— Доронин? Геннадий Сергеевич — ответь!
— Старшему лейтенанту Доронину, как мне известно, тоже присвоили Героя и капитана, но вы спрашивали о тех, кого посмертно, а Доронин жив.
— Жив? — в три голоса крикнули Гольдин, Колян и Костя.
— Ну да. Покалечен, правда, но жив точно. Он сейчас в Москве.
— Но как же это так? Нам на второй день сообщили, что командир погиб.
— Да, сначала, когда десант вышел на высоты, выбил противника и выдавил его на открытое пространство, Доронина вместе со всеми посчитали погибшим. Живыми считались те, кто ушел с высот. Остальных — павшими. Но через день ваш ротный вдруг подал признаки жизни. В общем, отправили его сразу же первым бортом в Москву. Это все, что мне известно.
— Дела!
— Разрешите? — обратился к высоким чинам Смирнов.
— Пожалуйста.
— Жив Доронин остался, но лишился обеих ног и левой руки, полный инвалид, в общем.
— Лучше бы умер, чем так жить, — вставил грустно Николай, — Кому он теперь нужен?
— Не скажи, Горшков. Насколько знаю, сейчас с ним его невеста и Чирков, его друг. А вместо ног — протезы сделать можно. Так что не все у Доронина потеряно. Кроме, пожалуй, армии.
— Вот так, товарищ командующий, — недовольно, с обидой проговорил Колян, — Доронин — Герой, а его в части доставали почем зря, с роты снимали, он увольняться хотел, а в Чечню все одно поехал, говорил: на кого я пацанов своих брошу — сам слышал.
— Это что за дела, Геннадий Сергеевич? — спросил представитель президента.
— Было такое. Я сам недавно узнал. Есть у них в части такой заместитель по воспитательной, подполковник Петр Петрович Куделин — интриган еще тот. Мы сейчас плотно им занялись. На нем много чего: и сокрытие неуставных взаимоотношений, и так называемое кумовство — поделил часть на своих и чужих. Своих, как правило со связями, офицеров продвигал по службе, чужих загонял в угол, добиваясь снятия и увольнения. Из армии мы его как минимум уволим. Дождемся результатов служебного расследования и примем меры.
* * *…После обеда допустим в палату. Распорядок есть распорядок.
Сердце Кости учащенно забилось. Кто? Мать с отчимом? Или Лена?
— Коль! Помоги подойти к окну!
— А встать сможешь?
— Смогу, ты только поддержи.
Костя оперся о плечо друга и прыжками добрался до подоконника. За стеклом окна он увидел мать, отчима и… Лену. Они стояли втроем возле одинокой березы. Увидев сына, мать поднесла платок ко рту. Было видно, что она плачет.
Анна Сергеевна действительно плакала. После то-то как она узнала судьбу пятой роты и то, что в ее составе дрался ее мальчик, многое перевернулось в душе матери. Она не находила себе места в ожидании вести, жив ли ее Костя или лежит вместе с другими на той высоте? И наконец, узнав, что сын жив, разыскав Лену, бросилась сюда, в госпиталь, и стояла теперь, смахивая слезы, под окнами больничного здания. Увидев, что Костя перевел взгляд на свою возлюбленную, Анна Сергеевна обняла Лену и притянула ее, тоже плачущую, к себе.
А вокруг вовсю кипела весна, светило яркое, мирное солнце, и вся жизнь была впереди!
— Понятно. Насчет Доронина: из армии не увольняй его, Геннадий Сергеевич, невзирая на медицинское заключение. Надо найти ему место где-нибудь в штабе, если, конечно, сам захочет. С министром я решу вопрос.
— Есть!
— Какие еще будут вопросы?
Вопросов больше не было, и группа высокопоставленных чиновников вышла из палаты.
— Ну, чуваки? Вы только прикиньте, Доронин жив! Это новость! И смотри — невеста не бросила, молодец, девка, уважаю. — Колян продолжал оставаться под впечатлением услышанного о судьбе командира. — Нет ног? Это ничего, вон, в школе учили — летчик без ног летал. Протезы сделают, и все будет нормалек, еще до генерала дослужится!.
— Да-а, кто бы мог подумать?
Проводив высоких гостей, вернулся полковник Старча.
— Ну, Горшков, не ожидал. Тебе и Героя? Не верится.
— Верится не верится, а факт остается фактом. Надо бы спрыснуть Звезду, а?
— Ты ее еще получи.
— А че? Думаете, не дадут?
— Дадут, раз присвоили. Но тогда и обмоешь.
— Ага! Ждать буду.
— Ладно, Горшков, об этом потом. Я пришел с другим. Я уже говорил, что мы сообщили родителям, что вы у нас. Они начали прибывать. К Гольдину и Горшкову пока никто не приехал, а вот Ветров может встречать гостей.
— Ко мне приехали?
— Да. Они сейчас на улице, можешь в окно посмотреть!
