Одраде порывисто встала и покинула кабинет, отправившись бродить по коридорам, заглядывая в комнаты и проверяя, как выполняются задания и обязанности. Она входила без предупреждения, видя, чем занимаются студенты, что они читают, как ведут себя в своих бесконечных упражнениях прана-бинду.
— Что ты читаешь? — спросила она у молоденькой послушницы второй ступени, которая сидела в углу с проектором.
— Дневники Толстого, Верховная Мать.
Взгляд послушницы был весьма красноречив: «Хранятся ли его слова непосредственно в вашей Другой Памяти?» Вопрос этот был готов сорваться с языка девушки! Они всегда пробовали себя в таких играх, когда оставались с глазу на глаз с Верховной.
— Толстой — это родовое имя! — огрызнулась Одраде. — Судя по тому, что ты упомянула дневники, я могу сказать, что ты говоришь о графе Льве Николаевиче.
— Да, Верховная Мать. — Послушница была ошарашена такой проницательностью.
Смягчившись, Одраде выстрелила в девушку цитатой: «Я не река, я — сеть».
— Он произнес эти слова в Ясной Поляне, когда ему было двенадцать лет. Ты не найдешь эти слова в его дневниках, но, вероятно, это самое важное из того, что он когда-либо говорил и писал.
Одраде вышла прежде, чем послушница успела поблагодарить ее. Всегда приходится кого-то учить!
Она вошла в главную кухню и проверила ее состояние, осмотрев кастрюли и отметив страх, который испытал даже шеф-повар, следивший за ее действиями.
В кухне стоял приятный запах, помещение было полно пара от котлов, в которых готовили обед. Стоял неумолчный стук и шорох — рубили овощи и перемешивали варево. Однако при появлении Верховной все звуки стихли.
Одраде прошла вдоль стоек, за которыми работали повара, и направилась к возвышению, на котором сидел шеф-повар. Это был крупный, рослый и мускулистый мужчина с выступающими скулами. Лицо его было красным, почти такого же цвета, как куски мяса, над которыми он священнодействовал. Одраде не сомневалась в том, что он один из самых великих поваров в истории. Имя вполне соответствовало роду его занятий: Пласидо Салат. Она испытывала к нему очень теплые чувства по нескольким причинам, включая тот факт, что именно он в свое время учил ее личного повара. До того, как на горизонте замаячили Досточтимые Матроны, все важные гости Капитула обязательно бывали здесь на экскурсии. Их проводили по кухне и давали попробовать самые изысканные блюда.
— Могу я представить вам нашего главного шеф-повара Пласидо Салата?
Его бефпласидо было предметом зависти многих коллег. Мясо этого блюда было почти сырым и подавалось с горчицей, приправленной травами и пряностями, которые только подчеркивали вкус говядины.
Одраде считала это блюдо слишком экзотичным, но никогда не высказывала этого вслух.
Когда Салат весь превратился во внимание (после того, как добавил в соус последний ингредиент), Одраде сказала:
— Мне страшно хочется чего-нибудь особенного, Пласидо.
Повар сразу понял намек. Так обычно начинался заказ любимого блюда Одраде.
— Наверно, вы хотите тушеных устриц, — предположил он.
Это настоящий ритуальный танец, подумала Одраде. Оба прекрасно знали, что именно она желает.
— Превосходно! — согласилась Верховная и перешла к продолжению представления. — Но блюдо надо приготовить очень внимательно. Самое главное — не переварить устриц. В сок надо добавить нашего сушеного сельдерея.
— И немного перца?
— Да, да, это как раз то, что я хотела сказать. И поосторожнее с меланжей. Самую чуточку и не более того.
— Конечно, конечно, Верховная Мать! — Глаза шефа округлились при одной мысли о том, что меланжи может быть слишком много. — Так легко переложить специй.
— Потуши устриц в собственном соку, Пласидо. Я бы предпочла, чтобы ты приготовил все сам. Главное, помешивай их до тех пор, пока их края не начнут сворачиваться.
— Я не стану тушить их ни секундой дольше, Верховная Мать.
— Подогрей немного жирного молока и подай вместе с устрицами. Только не доводи сливки до кипения.
Пласидо изобразил благородное негодование от того, что Верховная могла заподозрить его в том, что он осмелится подать к тушеным устрицам кипяченое молоко.
— В тарелку добавь немного — только совсем немного — масла, — сказала Одраде. — Сверху полей все соком.
— Шерри?
— Как я счастлива, что ты так хорошо знаешь мое любимое блюдо, Пласидо. Я совершенно забыла про шерри. (Верховная Мать никогда ничего не забывала, но это было одно из па их ритуального танца.)
— Три унции шерри в кипящий отвар, — сказал он.
— Хорошенько нагрей шерри, чтобы оттуда испарился весь спирт.
— Конечно! Но нельзя испортить и аромат. Что вы хотите — булочки или соленые сухарики?
— Булочки, если можно.
Одраде усадили за отдельный стол в нише. Она съела две чашки тушеных устриц, вспомнив при этом, как любила их Дитя Моря. Папа приучил ее к этому блюду тогда, когда она едва была в состоянии поднести ложку ко рту. Папа сам готовил тушеных устриц, это была его кулинарная коронка. Одраде научила Салата готовить устриц так же.
Она похвалила повара за выбор вин.
— Мне особенно понравилось шабли.
— Это вино имеет небольшой песчаный привкус, Верховная Мать. Вино из лучшего урожая. Великолепно подчеркивает вкус устриц.
Тамалейн разыскала Верховную именно здесь, в алькове кухни. Они всегда знают, где ее найти, если захотят.
— Мы готовы.
Почему на лице Там такое недовольное выражение?
— Где мы сегодня остановимся?
— В Эльдио.
Одраде улыбнулась. Ей нравилось это место.
Там старается услужить мне, потому что видит, что я не в духе? Вероятно, она хочет отвлечь меня некоторым разнообразием.
Следуя за Там к взлетным площадкам, Одраде подумала о том, что пожилые женщины предпочитают передвигаться по транспортным туннелям. Наземные переходы раздражают их. «Кто хочет даром терять время в моем возрасте?»
Одраде терпеть не могла эти трубы. В этом замкнутом пространстве ты так одинока и беспомощна. Она сама предпочитала ходить пешком по поверхности и пользовалась подземным личным транспортом, только когда надо было спешить. Однако она не возражала против использования пневматической почты для пересылки сообщений и мелких посылок. Записки не переживают и не думают, находясь в тесноте туннельной трубы.
Эта мысль всегда заставляла ее стыдиться отвращения, которое она испытывала по отношению к сети туннелей, призванных облегчить ее собственное передвижение в любых направлениях.
Где-то в глубине души (а у каждой вещи есть глубина души) Одраде понимала, что автоматическая система коммуникаций была надежна (в большинстве случаев) и вселяла уверенность, что важные послания всегда будут доставлены точно в срок и нужному адресату.
Когда в частных посланиях (их называли ЧП) не было нужды, пользовались системами стационарных или визуальных передающих устройств — световых линий и сортировочных станций. Совсем другое дело — связь межпланетная, особенно в это время гонений. Самое безопасное — это послать лично Преподобную Мать с запечатленным в памяти сообщением или с имплантированным дистрансом. В каждом случае для предотвращения утечки информации вводили шир, который делал бессильными Т-зонды. Каждое межпланетное сообщение было шифрованным, но враги могли разгадать код. Большой риск в этих межпланетных сообщениях. Наверное, поэтому Раввин до сих пор хранил молчание и не выходил на связь.
Но почему я думаю об этих вещах именно сейчас?
— Никаких сообщений от Дортуйлы? — спросила Верховная, пока Тамалейн готовилась войти в диспетчерскую, где их ожидали сопровождающие. Как же их много? Зачем такая большая свита?
Одраде увидела Стрегги, которая, стоя у трапа, разговаривала с послушницей из отдела коммуникаций. Там же находились еще с полдюжины послушниц из того же ведомства.
Тамалейн не сочла нужным скрывать свое раздражение.
— Дортуйла! Мы же сказали, что поставим вас в известность сразу, как только получим от нее первое же сообщение!
— Я просто спросила, Там. Просто спросила.
Одраде смиренно последовала за Тамалейн в диспетчерскую. Мне обязательно нужен монитор, чтобы следить за всем, что здесь может произойти. Ментальные вмешательства всегда приносили несомненную пользу делу. Таков обычай Бене Гессерит, как не раз напоминала Беллонда.
Одраде немного удивилась, поймав себя на мысли, что ей порядком поднадоели обычаи Бене Гессерит.
Пусть Беллонда сама немного побеспокоится, как изменить эти вещи!
Настало время свободного полета. Надо отвечать на все происходящее, как дым, подхваченный потоком ветра.
Дитя Моря знало толк в потоках и течениях.
