Подобные слухи продолжали набирать силу — благодаря Октавиану, использовавшему их в своей пропаганде, а также Клеопатре, которая всячески показывала, как сильно ее влияние на Антония; она устроила церемонию, вошедшую в историю под названием «Александрийские дарения». Царица в священных одеяниях богини Исиды сидела рядом с Антонием на таком же, как он, золотом троне, а рядом на возвышении, на тронах поменьше, сидели их дети и Цезарион. Антоний, который к тому времени наверняка успел жениться на царице (не успев развестись с Октавией), объявил ее «царицей царей», а ее старшего сына Птолемея Цезаря (Цезариона) — «царем царей» и обоих — независимыми соправителями Египта и Кипра.
Затем настал черед младших детей. Александр Гелиос, которому было шесть, получил Парфию, Мидию и Армению, причем Парфию и Мидию еще только предстояло завоевать. Его сестра-близнец Клеопатра Селена, недавно помолвленная с сыном мидийского царя, получила Ливию и Киренаику, в Северной Африке. Крошечного Птолемея Филадельфа, который, наверное, едва научился ходить, объявили повелителем царств, расположенных между Геллеспонтом и Евфратом. Теперешних правителей этих стран смещать не собирались, однако они должны были признать власть над собой детей Клеопатры и Антония. А трое детей, в свою очередь, должны были признавать повелителями мать и старшего брата Цезариона.
Все это, очевидно, были плоды изобретательного ума Клеопатры. Ясно, что повелителем всех и каждого на востоке оставался Антоний с его легионами, но о его роли в управлении и распределении власти широкой публике предоставили додумываться самой.
Самое важное, с точки зрения находившегося в Риме Октавиана, было то, что отныне не оставалось никаких сомнений в династических планах Антония, действующего с подачи царицы. Устроив церемонию раздачи государств, Антоний выступил не в роли римского полководца, который может быть отозван с поста, а в роли эллинистического богоподобного монарха, пользующегося абсолютной пожизненной властью и передающего ее наследникам — своим и Клеопатры отпрыскам.
Объявив Цезариона законным сыном Юлия Цезаря и, стало быть, настоящим его наследником, Антоний тем самым окончательно разорвал отношения и с Октавианом, и с его сестрой. Вряд ли он мог сильнее ущемить интересы Октавиана. В то же время сам Антоний от подобного публичного заявления никаких преимуществ не получал. Преимущества получали Цезарион и его мать. Именно особому положению — сын и наследник Цезаря — Октавиан был обязан всей своей политической карьерой. Антоний же, поощряемый незаконной женой Клеопатрой, растил царевича, чьи притязания на родство с Цезарем более серьезны, чем его, Октавиана. Такую угрозу своей власти Октавиан терпеть не собирался. На горизонте замаячила война, причем война не на жизнь, а на смерть. Добивался ли Антоний именно такого результата — трудно сказать.
В начале 33 года до нашей эры Октавиан, обвиняя Антония в недостойных римлянина действиях, доложил сенату о подробностях «Александрийских дарений». Ответный удар противника не заставил себя ждать. Антоний письменно заявил, что Октавиан нарушает условия соглашения — не только относительно набора войск, но и отказывается предоставить землю ветеранам Антония, в то время как в большом количестве раздает наделы своим. Кроме того, Антоний поставил коллеге на вид, что тот действовал в одностороннем порядке и, стало быть, нарушил договор о триумвирате, когда без его согласия сместил Лепида. Он, Антоний, не получил никаких выгод от освобождения Сицилии, хотя и предоставил Октавиану корабли, к тому же младший триумвир не стал делиться с коллегой сдавшимися легионами Лепида и Секста, а оставил их все себе.
То были неопровержимые обвинения. Октавиан, ставший уже мастером политической интриги, и не стал их опровергать. Напротив, он повел на Антония и его царицу стремительное наступление. Вероятно, тогда и прозвучало впервые обвинение в адрес Клеопатры, что она якобы собиралась в один прекрасный день вершить правосудие на Капитолии в Риме. В этой лицемерной словесной войне было не важно — обоснованно обвинение или нет. Ответ Октавиана на обвинение Антония в отказе выделить землю ветеранам ясно показал: поиски справедливости вытеснили вульгарное сведение счетов и обмен колкостями. Ветераны Антония, заявил Октавиан, не имеют отношения к землям в Италии, их следует расселять в странах востока, которые их военачальник уже объявил завоеванными — таких как Мидия и Парфия. Что же касается дележа трофеев, то Октавиан согласен поделить с ним Сицилию, если Антоний отдаст половину Армении.
В частной переписке оба военачальника позволяли себе еще и не такое. На упреки Октавиана в грубом обращении с Октавией и связь с царицей Антоний отвечал речью солдафона: «Что на тебя нашло? Что с того, что я путаюсь с царицей? Это не теперь началось, а тянется уже девять лет. А ты разве спишь только с Друзиллой? Хорошо, если ты, пока читаешь мое письмо, не отымел Тертуллы, или Терентиллы, или Руфиллы, или Сальвии Титизении — или всех скопом! Да какое мне дело, с кем — точнее, в ком — тешишь ты свою похоть».
Быть может, именно эти обвинения заставили Октавиана распространить свою неприкосновенность трибуна на Ливию и Октавию.
Октавиан теперь все более уверенно использовал свою власть в столице, чтобы предстать перед гражданами как правитель, принимающий близко к сердцу их повседневные заботы. Он и его приближенные во главе возрожденной партии цезарианцев начали использовать государственные средства и доходы от военных кампаний, чтобы повысить уровень жизни в Риме. Пищу горожанам уже и так оплачивали. Агриппа, спустившись на одну ступень в cursus honorum и став в 33 году до нашей эры эдилом, приступил к большой программе общественного строительства — починке дорог, чистке канализации и — самое выгодное — улучшению и расширению снабжения города качественной питьевой водой. Он восстановил ветшающий акведук Марция, построенный в 144 году до нашей эры, и впервые за последние девяносто лет провел в Риме новый — Юлиев акведук, в честь рода, усыновившего Октавиана.
Проведя воду в некоторые части города, где раньше ее не было вообще, Агриппа сэкономил римлянам миллионы человеко-часов: ведь теперь жителям не приходилось целыми днями носить издалека сосуды с водой. Потом Октавиан и Агриппа провели еще два акведука и тем самым исправили упущение равнодушных оптиматов, почти сто лет не желавших оплачивать воду для бедняков, у которых не хватало средств жить в районах с колодцами.
С обычной для них дальновидностью и распорядительностью Октавиан и его помощник завели постоянные службы для дальнейшего технического обслуживания акведуков.
Агриппа подал еще один пример совершенно нового стиля управления: он не просто послал рабов с лопатами в сточные каналы, он сам отправился с ними и, где было возможно, тоже пробирался по туннелям Cloaca Maxima[19] к стокам в Тибр.
Еще Агриппа прославил свое правление тем, что на это время разрешил свободный вход в общественные бани как мужчинам, так и женщинам, причем людям бесплатно выдавалось оливковое масло, которым пользовались для мытья до изобретения мыла. Богатый коллега Агриппы Меценат создал на Эсквилинском холме, на месте заброшенного кладбища, большой общественный парк, где могли гулять все горожане с семьями.
Сам Октавиан восстановил крупный комплекс строений вокруг театра Помпея, хотя именно в этом театре убили Цезаря — прямо под статуей его врага. Домиций Кальвин, дважды консул, в 53 и 40 годах до нашей эры, который позже водил войско против мятежных испанских племен, после успешного похода выделил часть добычи на восстановление сгоревшей Регии — одного из самых древних и самых почитаемых строений в Риме, где хранились архивы великих понтификов. Регия стояла в западной части Форума; здание, впервые выстроенное еще в бронзовом веке, уже однажды восстанавливали в камне. Кальвин решил поддержать честь марки и отстроил Регию из мрамора.
Хлопотливый 33 год до нашей эры был годом восьми консулов — число совершенно беспрецедентное. Октавиан вступил в должность 1 января и на следующий же день вышел в отставку — чтобы поочередно передать своим сторонникам вожделенное консульство: семьям консулов по-прежнему присваивался статус благородных. Если Октавиан решится спровоцировать Антония на развязывание гражданской войны, ему понадобится поддержка как можно большего числа проконсулов. Он уже в какой-то степени обесценил должность претора, назначив за один год не меньше шестидесяти семи преторов; правда, неизвестно, сколько среди них было кандидатов Антония.
Сенат уполномочил Октавиана создать новый патрициат, который теперь, когда из-за гражданских войн погибло множество древних родов, был срочно нужен для заполнения жреческих должностей: считалось, что дар толковать волю богов присущ только людям самым благородным. Таковых Октавиан выбирал из семей, готовых, как он считал, его поддержать.
