должен делать. Он только мне этого не скажет. Почему? Какая тут тайна? Как же… как же всё это странно!
Ну дай же мне время отсидеться! Дай время передумать и перечувствовать! Собраться! «Но нет», оно скажет! Ты 15 лет собирался! Что? Что?! Так и не собрался полностью?! Нет, теперь уже не отсидишься. Рыцарь леса (и разгребатель дерьма)! Не сказка ли это? Не выдумка?»
Заяц: Волкявичяу? А, Волкявичяу?
Волкявичюс: Что воррочишься? Не спится?
Заяц: Не спится. Закрутило меня и снутри и снаружи. Разбираюсь вот… в круговертях своих.
Волкявичюс: В чём тебя закррутило там? Заворрот кишок? Ты прроще говорри, а? Кальбек лечяу! Прашау.
Заяц: Буду стараться!
Волкявичюс: На? Ир?
Заяц: Ты помнишь о принципах рыцарей леса?
Волкявичюс: А что там помнить? Это прринципы рразвития рразумного общества. «Саморразвитие всесторроннее». Ему и служим. Штэй ир вискас, а ня?!
Заяц: Нет, там сложнее.
Волкявичюс: Ка? Сложнее, говоришь? Ирр кэйп тян паращита? Сам-то помнишь?
Заяц: 2 Принципа развития общества. Принцип первый. Всестороннее самосохранение. Принцип второй. Всестороннее саморазвитие. Второе поверяется первым. То есть: всестороннее саморазвитие в рамках всестороннего самосохранения. О как!
Волкявичюс: Никогда не понимал, что значит «всесторроннее самосохрранение».
Заяц: Ну речь же идёт о развитии общества в целом. То есть не только физическое самосохранение, но так же и культурное. Это музеи, например. Образовательная система со всеми её втекающими и вытекающими. Без неё разумного общества-то быть не может!
Волкявичюс: Ну это всё для кабинетов, Зайцевей! В моей… «ррработе», скажем так, эти нюансы ррроли не игррают. Аш тик таррпининкас!
Заяц: Но ты ведь тоже… рыцарь леса? Тебя сам лес призвал на службу себе!?
Волкявичюс: Так я и служу! Что ты думаешь, я по добрроте душевной с тобой ношусь? «По добрроте душевной» я б тебя ррядом поселил, ир йокю проблему небуту!
Заяц: Самогонку гнать?
Волкявичюс: Самогонку гнать и рррусалок ловить! Я тебе свой «бизнесс-план» уже рррасказывал, ха ха ха!
Заяц: Мда, не скрою – он мне нравился, план твой! Но увы и ах! Лес изменил мои взгляды… щелчком одним. Иногда мне кажется, что воли никакой у нас нет.
Волкявичюс: И мне так кажется.
Заяц: А что же есть? Ась?
Волкявичюс: Жизнь и нежизнь. Ту гивас арр не гивас – вискас!
Заяц: Так и получается. Один единственный выбор на всю жизнь! Но делаешь его каждую секунду. Как у математиков – долгая дорога из единичек и нолей – вот она вся жизнь! Ничего другого!
Волкявичюс: Но не так оно прросто как кажется. Вопрросов больше, чем ответов. Клаусимэй, клаусимэй…
Заяц: Павизджюй?
Волкявичюс: Павизджюй? Ну вот… можно ли в принципе выбиррать жизнь и ничего крроме жизни? Единички твои, единички!
Заяц: Возможна ли вечная жизнь?
Волкявичюс: Именно!
Заяц: Если бы мы могли! Если бы мы знали ответ на этот один-единственный вопрос, мы разом бы узнали все ответы! Не осталось бы больше тайн на земле.
Волкявичюс: А сам что думашь, ка?
Заяц: Я верю. Я не думаю. Я просто верю в то, что вечная жизнь в той или иной форме возможна. Но! Процесс этой вечной эволюции в организме одного существа будет настолько болезненным, что… проще говоря, нахрен оно мне нужно? Вечная жизнь – это вечный поиск новых форм любви. И в этом эволюция! В каком-то безумном, неземном… потустороннем смысле. Я этого смысла не знаю. Я к нему неготов. Поэтому.…
Волкявичюс: Я от твоего пафоса чуть весло не утопил! Козлиных книжек что ли начитался, ка?!
Заяц: Начитался! Скучно было… очень.
Волкявичюс: Вот тебя и закррутило в круго-что-то-там, ха ха ха! О!
Заяц: Что «о»?!
Волкявичюс: Прриплыли! Готовьсь!
Заяц: Есть!
Волк прибил плот к берегу, привязал к колышкам. Весло взял с собой. Сошли, поднялись на холм. За ним поле. «Великое наше поле! Необитаемое, пустое. Смиренное.»
Волкявичюс: Бывал здесь?
Заяц: Не знаю, может быть.
Волкявичюс: Ты запоминай, запоминай! Тут у нас с тобой «секрретный объект».
Заяц: Карту бы!
Волкявичюс: Каррту? Ну посмотрим! Гал ирр буво кажкур тэй.
Долго шли по полю. Поле как пустыня – ничего не видать, кроме гор вдали! Бесконечная равнина, поросшая грустной ветрами прижатой растительностью. «Вот это – тонконог!», говорит волк и показывает на растение, совершенно невзрачное в глазах зайца. «А вот это – овсец!», показывает он на другое, почти столь же невзрачное. Так и шли. Одни на всём свете.
«Стой!», внезапно сказал волк, преградил дорогу зайцу и принялся простукивать землю веслом. Вслушивался в стуки, всматривался в пыль.
Заяц: Под нами?!
Волкявичюс: Да, где-то тут. Ты вокрруг смотрри, Зайцевей! Запоминай! Тау ррейкя присиминти вета!
Заяц: 3 камня вокруг насчитал. Треугольником. Это ведь… знак? Жянклас?
Волкявичюс: Жянклас, жянклас! Внимательный, малачюс! Стой!
Заяц: Да я стою!
Волкявичюс: Нашёл! Иди помоги!
Вырвали растения – тонконоги, овсецы и прочие. Сделали подкоп в указанном волком месте. Показалась щель – длинная, в метр. Из под щели стали тянуть канат. За канатом поднялась плита, открылся ход в землянку.
Волкявичюс: Вот он, секрретный мой объект! Щас, рраскопаем вентиляцию, рразгоним шалупонь всякую и чего-нибудь… перрекусим, ка? Норри яу вальгит?
Заяц: Норю! А какая «шалупонь» то? Ты про кого?
Волкявичюс: Жучки всякие. Воррэй! Тут и ядовитые бывают. Надолго тут… не задеррржимся!
Заяц: Тем лучше.
Волкявичюс: Ты главное место запомни! Место!
Заяц: Да запомню, запомню!
На «секретный объект» свой волк зайца не пустил. Лазил сам раз 5-6, каждый раз вытаскивал какие-то запыленные мешки набитые плотно то ли землёй, то ли картошкой. Заяц помогал на лестнице, раскладывал добро неподалёку. Непривыкший к труду, надорвал спину.
Волкявичюс: Эх, ты! А всё туда же! Только бегать умеете, ка?!
Заяц: Я всё умею!
Волкявичюс: Ну конечно, айшку, айшку! Сиди уже, отдыхай. Скорро пойдём!
Волкявичюс в последний раз спустился в землянку. Спустился и затих. Как буд-то по тайному ходу ушёл, забыл про зайца.
Заяц: Эй, волк! Ты где там?! Помочь с чем? (Волк не отвечал.) Нет? Ау!
Ни звука, ни духа, как говорили в старину. Делать нечего. Полез за волком. Спустился, осмотрелся, хватаясь за канат на стене, продолжил спуск по всё сужающейся норе. Нора сужалась и сужалась. Уже не видно ничего – мрак подземный. Ветра неслышно, но где-то капает вода.
Нора опять расходилась, вырастала в ширину. В стенках корни и гады, на полу неплотно сложенные доски. Впереди виднеется тусклый свет. Как свечка за стеной бумажной. Вдруг свет пропадает – свечку загораживает волк.
Волкявичюс: Э! Что не сидится, ка?!
Заяц: Что не отзываешься?
Волкявичюс: Химичю. Почти всё, туой бусю. Давай уходи назад – тут воздуха и так нет! Мирсим чя карту!
Заяц: Помочь с чем?
Волкявичюс: Нет. Но! Погоди. Палаук!
Заяц ждал, пока волк копошился в груде какого-то металла (судя по звукам). Бросал, стучал, всё приговаривал «не тас» и «не та». Наконец прозвучало «О». Нашёл! Опять загородил свечку и просунул найденный предмет зайцу. По отсвету заяц догадался, что это лук. «А этот мешок, значит, колчан».
Волкявичюс: Вот он дедовский, длинный! Герряу
