В апреле в Белграде я наблюдала работающие днём кафе и рестораны, казалось, мирную атмосферу. Страха перед агрессором не было. Люди, конечно, волновались за детей, за близких, говорили об отключении света, трудностях в снабжении продуктами. Но трепета перед агрессором не видела: бомбоубежища были пустые. А вот вечером жильцы домов (наблюдала это в Новом Белграде) собирались во дворе с закуской, ракией, включёнными мобильными телефонами и картами города, чтобы вместе наблюдать за летящими самолётами, определять, куда падают бомбы, чтобы быстро помочь, если помощь будет нужна. Из дневника белградца Д. Антонича: «Большинство людей привыкло к завываниям сирен. То есть привыкли все, просто по-разному реагируют. Некоторые сразу пакуют вещи и идут в бомбоубежища, а другие игнорируют звук “завывания”. Кто прав, не знаю. Анджелка и Джурджина выбрали не первую, а вторую возможность»[501]. Церкви во время агрессии работали постоянно, были переполнены молящимися даже во время воздушной тревоги. Люди пытались жить, как обычно: справляли Славу[502], красили яйца на Пасху, ходили в гости, работали в научных институтах, обсуждали события, ходили на рынок, готовили еду, когда было электричество…
После первых бомбёжек правительство выпустило приказ о том, что с началом воздушной тревоги электричество во всех городах должно быть выключено. Однако вскоре пришло новое понимание ситуации. Учитывая то, какие новые технологические средства использует авиация, военные пришли к выводу, что выключение света бесполезно. Кроме того, в темноте, если пилот промахнётся, количество жертв может быть намного больше. Поэтому достаточно быстро решение о затемнении было отменено, и, как пишет Момир Булатович, вскоре «Белград был освещён. И, хотя находился под бомбами, был бесконечно красив».
Генералы НАТО отказывались верить, что югославы не боятся бомб, падающих на их головы и способны активно сопротивляться агрессии. Так, бывший командующий военно-воздушных операций НАТО генерал Шорт пришёл к выводу, что Альянс не смог уничтожить югославские противоракетные системы потому, что военные были пассивны, не готовы были умирать за Слобу и не пытались сбивать натовские самолёты. «Они старались выжить, спрятаться, переместиться…»[503]. Это слова человека, который пытался оправдать маленькие успехи натовской армады, который не мог себе и миру объяснить, как смогла сохраниться и наносить ответные удары Югославская армия, который даже представить себе не мог, что у сербов может быть высочайший боевой дух и патриотизм.
Генерал-майор Л. Г. Ивашов вспоминал, что в мае военные «получили информацию от министров обороны стран НАТО, указывающую на то, что не будет наземной операции, поскольку не было согласия среди стран НАТО»[504].
7 мая НАТО совершила ошибку, как пишет в своём дневнике генерал Джошан. Вместо обстрела военного здания в 5 км от аэродрома бомбардировщики сбросили свой смертоносный груз на улицы центра города Ниша. Погибли — самое меньшее — 33 человека, ещё большее количество человек получило ранения. «Это была не “обычная” бомбёжка, если вообще так можно говорить. Район обстрелян кассетными бомбами, которые сделаны так, что, когда взрываются, сбрасывают смертельный дождь из кусочков раскалённого металла»[505]. 13 мая на дороге Призрен — Сува-Река военные самолёты НАТО подвергли бомбардировке колонну беженцев — этнических албанцев. Среди 48 убитых и 60 раненых большинство — женщины и дети[506].
Ещё один загадочный эпизод необъявленной войны — обстрел китайского посольства. Примерно в полночь 7 мая бомбардировщики Б-2, снявшись с базы ВВС “Уайтмэн” в Миссури и дозаправившись в воздухе над Атлантикой, сбросили пять 2000-фунтовых бомб на китайское посольство в Белграде. Погибло трое служащих, 20 человек были ранены. Наводчики НАТО, работая по устаревшей карте, считали, что метят в Югославское федеральное управление по снабжению вооруженных сил. Бомбы сбрасывались на здание несколько раз, потери и разрушения были большие, и Пекин обвинил США в умышленном нападении. Китайцам трудно было поверить, что американцы могли допустить такую ошибку. Китайские студенты митинговали у американского посольства в Пекине, забрасывали его камнями.
Американцы изображали недоумение, в мемуарах все писали о случайности, а госсекретарь подробно описывала трудную сцену извинений в китайском посольстве. М. Олбрайт была в шоке от «ошибки» лётчиков. Несмотря на позднее время и отказ по телефону соединить её с послом Китая в Вашингтоне, госсекретарь поехала ночью в китайское посольство в сопровождении высоких военных чинов. «С послом Ли Чжаосином я была знакома с того времени, когда мы оба работали в ООН. Я объяснила ему, что бомбардировка была ужасным несчастным случаем и что все мы чрезвычайно сожалеем о произошедшем. Я сказала, что понимаю, каково это, когда убивают твоих коллег, и выразила надежду на то, что он передаст мои соболезнования семьям тех, кто погиб или был ранен. Я также поделилась своей обеспокоенностью по поводу безопасности американских дипломатов в Пекине; нельзя было допустить, чтобы демонстрации стали еще более необузданными»[507]. Посол был суров, и Олбрайт пришлось делать специальное заявление для китайского телевидения, а от китайских журналистов просто убегать.
Фотографии предоставлены
Клубом генералов и адмиралов Сербии и Белградским форумом за мир равноправных с выставки фотографий под названием «Страдания сербского народа по вине НАТО в 1999 г.», приуроченной к 10-летию агрессии
1999 г. За мной — разрушенное здание телевидения Нови-Сада
Разрушенные здания Министерства обороны в Белграде
Разрушенные здания Министерства обороны в Белграде
2002 г. На мосту в Косовска-Митровице
2002 г. На митинге в Косовска-Митровице
«2002 г. На митинге в Косовска-Митровице»
2002 г. Косово. В русском батальоне
У разрушенного дома Слободана Милошевича
С. Тэлботт тоже делал удивлённое выражение лица: «Сообщение об инциденте я впервые услышал по радио, когда мы с Брук возвращались домой от друзей. Пришлось даже съехать на обочину, чтобы прийти в себя от шока, унижения и смятения. За 44 дня бомбардировок допускались и другие ошибки, приводившие к людским потерям, — в конце концов, летчики НАТО делали по 500 боевых вылетов в день. Но в политическом отношении эта ошибка была худшей. Первая реакция: можно теперь навеки распрощаться с любыми шансами на успех инициативы Черномырдина-Ахтисаари, которую я надеялся запустить уже на следующей неделе. Брук старалась меня поддержать: такие вещи в военное время неизбежны; у нас нет другого выхода, как только признать ошибку и продолжать бомбардировки.
