class="p1">— Это очень плохо, — говорит Клод. — Плохо для короля. Ее родители могут потребовать объяснений, и если они не найдут справедливости, это может стоить королю многого, в том числе потери земель.
— Он владеет всем этим, и он дракон, — говорю я. — Что ему эти земли? Что ему эти люди? Если он захочет, они все будут гореть. Они лишь мотыльки, не больше.
— Ты ошибаешься, Элис, — говорит Клод, — все не так просто. Король может быть королем только до тех пор, пока его поддерживают те, на ком он стоит. Но если он начнет истреблять их, они могут найти кого-то другого на эту роль. Жестокая сила не всегда решает все.
Я задерживаю долгий взгляд на молодом инквизиторе, и у меня возникает стойкое ощущение, что я совсем плохо его знаю. Похоже, гораздо хуже, чем он знает меня.
— Я ненавижу его, — говорю я шепотом. — Никогда не думала, что скажу такое кому-то, но моя ненависть к нему даже больше, чем к Ивару, который отнял у меня все.
— Признаюсь тебе, я надеялся, что можно будет с ним договориться. Да и не только я…
— О чем ты?
— Блэйк хотел рассказать ему о тебе, о твоей истории, вернуть тебе твое имя, призвать князя к ответу и установить справедливость. Сначала я не понимал, почему он мешкает, ведь момент удобнее некуда. Но теперь я понимаю почему. Если король узнает об этом, все, что он сделает, — использует это для своего удовольствия. А удовольствия у него, как мы можем видеть, весьма бесчеловечные.
По спине моей проносятся ледяные мурашки, когда я представляю, что сделал бы Маркус II, если бы узнал мою историю. И я согласна с Клодом, ничем хорошим для меня это бы не кончилось, скорее всего, он бы придумал какую-то забаву для себя, чтобы развеять скуку. Жестокую забаву, разумеется.
— Следующее испытание может убить меня, — говорю я, чувствуя, что мой голос звучит безжизненно.
— Нет, — говорит Клод, — мы этого больше не допустим, я тебе обещаю. Что бы этот садист ни выдумал, пусть играет в эти игры без тебя. Насколько я понял, Стормсу пришелся по душе твой иллюзорный облик, и он уже готов все бросить и остаться с тобой. По большому счету, это все, что нам было нужно.
— Но король не захочет остановить отбор, каким бы ни было желание Ивара, — качаю я головой.
— Когда Блэйк найдет твою вторую дочь, это уже не будет иметь значения.
При упоминании моей второй дочки я смотрю на Клода с надеждой, которая тут же разбивается.
— Ты что-то знаешь?
— Блэйк не велел говорить мне раньше времени, чтобы не обнадеживать тебя.
— Говори, — с нажимом требую я и хватаю Клода за руку.
— Есть информация, что она в замке, осталось только найти где.
— Ты точно знаешь? — я еще крепче сжимаю его руку. — Почему ты раньше мне не сказал?
— Потому что не хотел тебя обнадеживать.
Я отпускаю его руку, только сейчас спохватившись, что, должно быть, сжимаю его запястье до боли.
— Когда мы найдем ее, мы подготовим все, чтобы ты могла забрать Лили и скрыться, — так решил Блэйк. Так что тебе больше не придется рисковать жизнью в безумных играх сумасшедшего дракона.
Я чувствую, как по щекам моим струятся слезы сами собой. Мне хочется верить в то, что он говорит, и хочется верить, что все будет именно так, как они задумали, и я изо всех сил пытаюсь усмирить колотящееся сердце. Даже представить себе сложно, что наступит тот момент, когда я смогу быть с моими девочками, далеко отсюда, от всех этих драконов, этого отбора и ужасных воспоминаний.
— Все будет хорошо, — говорит Клод, и я чувствую его прикосновение к моей руке. — Ты заслуживаешь счастливой жизни, и мы сделаем все для этого.
— Спасибо, — говорю я, вытирая слезы и отворачиваясь, чувствуя себя неловко и одновременно ощущая, как в сердце зарождается надежда на настоящее будущее с моими детьми.
К замку мы подъезжаем, когда солнце уже золотит своим светом многочисленные высокие окна и крыши. Свет такой теплый и ясный, что при взгляде на место, которое когда-то было моим домом, я снова как будто перемещаюсь в прошлое, в то время, когда мне не нужно было скрывать себя, не нужно было прятаться или искать возможности убежать, не нужно было чувствовать себя так, словно я пытаюсь забрать чужое.
Я трогаю ручку кареты, чтобы выйти, как вдруг слышу окрик Клода.
— Кольцо!
Спохватываюсь и надеваю кольцо, с благодарностью глядя на молодого инквизитора. Я задумалась до такой степени, что едва не совершила самую страшную ошибку, которую можно было совершить. Размечталась, расслабилась. А расслабляться нельзя, особенно теперь.
Выхожу из кареты, под руку с Клодом и тут чувствую, как будто кто-то трогает меня за платье. Опускаю глаза и не верю тому, что виже.
Лили стоит совсем близко ко мне и улыбается широкой улыбкой, такой, какой могут улыбаться только дети.
— Юная госпожа! — слышу я торопливыйе голоса и вижу, как к нам бегут сразу две нянечки и еще одна тяжело дыша идет следом, явно не поспевая за остальными.
— Что же вы так бегаете! Вам же сказали, что не велено ходить туда, где позъезжают кареты. Это очень опасно!
— Ты вернулась! — с восторгом восклицает дочка. — Скажи, скажи, ты прошла? Ведь ты прошла отбор?
Она танцует вокруг меня, заставляя меня кружиться на месте, так что я невольно заражаюсь чистой радостью звучащей в ее смехе.
— Похоже на то, Лили, — говорю я и останавливаю ее, а потом совершенно машинально, как делала тысячу раз, подхватываю дочку на руки, не обращая внимания на суетящихся вокруг нянечек.
— Адриана прошла отбор дальше! — говорит довольная Лили, поглядывая на своих преследовательниц, — и теперь мы пойдем с ней на пруд. Отец разрешил!
54
Я слушаю голос Лили, которая что-то рассказывает мне, и не могу разобрать слов. Она зачерпывает своей маленькой ладошкой корм для уток из жестяной коробки и показывает мне, как их нужно кормить.
— Вот видишь, они плывут сюда, — говорит она с восторгом и улыбается, глядя, как несколько уток подплывают к нам. — Видишь ту, у которой красное пятно
