просто стоит и смотрит на меня, вообще не двигается.
– Что? – я поднимаю брови и бросаю на него подозрительный взгляд.
– Ничего, – он улыбается шире. – Ты так мило щебечешь…
– Боже, Рас! Что за словечко?!
Мне становится смешно, но потом я понимаю, что на самом деле он имеет в виду. У него были не самые замечательные последние дни, и он видно соскучился по легким разговорам, по улыбкам и шуткам, по женскому мягкому тону…
– Ты очень красивая, Мира, – он понижает голос, из-за чего звучит ужасно искренне. – Я думал о нашем разговоре в такси, пока ехал сюда.
– Я наговорила тебе всякого на эмоциях…
– Ты нервничаешь и сомневаешься, я понимаю. И еще ты боишься. Поэтому ты торопишься, ты хочешь побыстрее во всем разобраться и даже согласна рубить с плеча.
– Рас, я…
– Дай мне договорить.
Он подходит вплотную и кладет ладони на мои плечи.
– Никто не любит чувство неопределенности, – он улыбается по-другому, теперь на его жестких губах грусть. – Но дай мне время, не выкидывай меня из своей жизни…
– Черт, Рас! – я вскипаю и выбрасываю ладони наверх, накрываю ими его губы, чтобы он перестал говорить ужасные вещи, и шумно дышу, стараясь хоть так выплеснуть злость. – Что же ты говоришь? Да что с тобой?!
Он качает головой, пытаясь стряхнуть мои ладони. А когда не выходит, накрывает их своими пальцами. Крепко сжимает и все-таки уводит мои руки вниз.
– Кларисса манипулирует мной, – произносит он устало. – Я это знаю и вижу. Я злюсь на нее и частенько хочется то переломать всё к черту, то выть. Но это ничего не меняет… Ты отказалась от своего брата, когда он стал зависимым от игр? Ты же все равно помогала ему?
– Первое время. И второе, – я усмехаюсь. – Потом у меня уже не спрашивали хочу я ему помогать или нет, у меня просто забирали всё, что могли, в счет его долгов.
– У Клариссы первое время. С ней впервые такое, она оказалась не готова к моему уходу и, когда узнала, что беременна, убедила себя, что у нас снова будет семья. Настоящая. Она в каком-то смысле сейчас больна… Живет не в реальности, а в своих мечтах.
– Ты собрался потакать им?
– Нет, – Рас отрезает с решительностью. – Но она мой близкий друг и она носит моего ребенка. Я просто должен ей помочь.
Как я помогала брату.
Я понимаю его мысль.
Опускаю голову и разглядываю телесные пуговицы на его рубашку. Мне плевать на их цвет, но мозг почему-то цепляется за незначительные детали. Зато постепенно дыхание приходит в норму и я неожиданно обнаруживаю себя в горячих руках Раса. Он притянул меня к себе и запер в крепких объятиях.
– Значит тебе нужно время, – произношу ему в грудь. – Сколько?
Он молчит, подбирая слова.
– Мне нужен срок, Рас.
– Месяц.
Я легонько дергаюсь, но Рас удерживает меня на месте. Я бьюсь всего пару мгновений, а потом поддаюсь его силе и затихаю.
– Марк не захочет меня делить через месяц, – говорю совсем тихо.
Мы не успеваем договорить. Дверь после глухого щелчка открывается и в номер входит Марк. Он смотрит на меня, потом на Раса, хочет изобразить легкую или хотя бы безразличную улыбку, но я вижу по его глазам, что ему всё это не нравится. Он напряжен так, что меняется мелодика его движений. Более рваная, угловатая… Он сам не свой.
Какой месяц?
Боже, о чем говорит Рас?
Марк уже держится из последних сил.
Вообще все держится из последних сил. Наш мир, союз, наше будущее…
Но я все еще надеюсь и надеюсь склеить.
Я подхожу к нему и целую в губы, провожу пальцами по острым скулам. Марк щурит глаза и смотрит на меня так, словно я припрятала нож за спиной. Или очень неприятную новость. Другое объяснение, почему я вдруг так нежна с ним, ему на ум не приходит.
– Рас сказал, что вы уже поужинали. Может, тогда телек посмотрим? Или фильм какой? Я так устала, что с радостью повалялась бы на диване.
Никто не против. Марк находит в баре бутылку вина и решает, что бокалы – это излишки цивилизации. Я смеюсь, наблюдая, как он по-варварски распечатывает бутылку и делает несколько жадных глотков из горлышка. Он отдает бутылку мне, а сам снимает с себя пиджак и рубашку.
– Погаси общий свет, – прошу у Раса, я тоже отхлебываю из бутылки и мысленно проклиная Марка, он выбрал сухое вино, которое я могу пить только за обедом.
Рас щелкает выключателем и оставляет лишь легкую подсветку. Сумрак и уют, это расслабляет лучше алкоголя. Марк подходит к разложенному дивану, на котором я уже устроилась, и нагло любуется моим телом. Халат сбился, оголив мои ноги, да и вырез на груди получился очень откровенным. Я не поправляю, а, наоборот, легонько выгибаюсь. Как рефлекс, я вижу густой взгляд Марка и делаю так, чтобы он стал еще крепче.
Я не хочу больше мучать его, я и так заигралась, переживая за отношения с Расом. Я по большому счету наказывала Марка за бредни в собственной голове. Я так боюсь, что снова случится беда, что пытаюсь контролировать каждую мелочь, кручу в голове сотню вариантов и решаю за других, что они должны делать и чувствовать.
Рас лежит рядом и тоже переводит взгляд на меня. Я чувствую его и отвечаю ему тем же. Наши взгляды пересекаются, прорезая меня насквозь сомнением. Оно до сих пор горит в глазах Раса, он сам пришел в номер, лег рядом со мной, но по-прежнему сдерживается. Он не дотрагивается до меня, хотя между нашими телами всего несколько сантиметров.
Это даже больно.
Зачем он тогда приехал?
Зачем остался в общем номере?
Я тянусь к нему сама и обнимаю ладонями его лицо. Рас зависает на мгновение, прикрывая глаза, но потом дергает меня и наваливается сверху. Я вдруг оказываюсь под ним и не успеваю ничего сделать. Его буквально срывает с тормозов, Рас набрасывается на мой рот и неистово жадно целует. Я постанываю и едва справляюсь с его напором, он трахает мой рот языком. Ни черта это не поцелуй, Рас врывается в меня и проталкивает язык глубже, обводит каждый мой уголок и дышит сквозь рычание.
– Рас, рас, – я задыхаюсь.
Утыкаюсь лицом в его плечо, чтобы выпросить передышку. А сама дрожу под ним и не знаю, как унять безумие. Все не так как раньше, что-то сломалось и идет не по дорожке взаимного желания, а словно по осколкам. Каждый шаг
