давали Антошкину шелк для продажи. Так следствие по делу о краже со склада Петроградских государственных академических театров опять зашло в тупик. 
Спустя некоторое время стало известно о некой Р. — знакомой Николайчика. Эту гражданку нашли, и при обыске у нее обнаружили еще шесть пар шелковых чулок. И снова работники склада подтвердили: «Наши».
 — Откуда у вас эти чулки? — спросили у Р.
 — Я получила их от Сонетки. Она просила эти чулки продать.
 — Что вы! — удивленно воскликнула Сонетка, когда ее ознакомили с показаниями Р. — Эти чулки я ей преподнесла в подарок!
 — А как чулки оказались у вас?
 — Их привез вместе со спиртом из Пскова неизвестный мне человек. Он передал чулки Николайчику, а уж тот подарил их мне. Но я в чулках не нуждаюсь. Слава богу, есть в чем ходить!
 — И это все, что вы можете сообщить?
 — Все!
 Тем не менее следствие уже располагало хоть и немногими, но существенными уликами: краденый шелк, чулки… А тут еще одна удача. На лестнице дома, где жил Николайчик, в нише нашли мешочек с шелковыми нитками. Они тоже были похищены со склада.
 И Сонетка запаниковала, стала путаться в показаниях. До этого она пыталась строить из себя этакое по-женски слабое, беспомощное, наивное существо: «Ах, что вы!.. Разве я что-нибудь знаю? Я так далека от всего!..»
 И вдруг куда все это девалось? Перед следователем предстала истинная Сонетка, пособница уголовников и сама уголовница.
 — Дьяволы, ироды! — заорала Сонетка. — Пусть все катится к черту! Что мне, больше всех надо? Пишите! Чулки и шелк для продажи я получила от знакомого по кличке Жорка, адреса которого я не знаю, и от Гришки, который живет сейчас на даче в Лигове!
 Выпалив все это, она зашлась в истерическом плаче. Ей дали стакан воды.
 — Сейчас мы покажем вам альбом с фотографиями, — сказали Сонетке. — Вы должны опознать на них Гришку и Жорку, если только, конечно, их портреты там имеются.
 Посмотрев на фотографии, она со злобой ткнула пальцем в две из них:
 — Вот они, Гришка и Жорка!
 Гришка оказался матерым вором-рецидивистом Васильевым Григорием Васильевичем, неоднократно судимым еще до революции, но его больше знали как Гришку-тряпичника. Последние годы о нем ничего не было слышно в Петрограде, а вот теперь, значит, он снова объявился. Жорка — Александров Георгий Михайлович — тоже был крупной птицей в уголовном мире.
  Захватив с собой фотокарточку Васильева, Будный приехал в Лигово, где, как удалось установить, Гришка проживал на даче под фамилией Калашникова.
 Перед Будным и двумя другими агентами уголовного розыска предстал импозантного вида мужчина средних лет. Был послеобеденный час, и Гришка-тряпичник отдыхал, сидя в плетеном кресле на веранде. Если не знать, кто он такой, то его можно было бы принять за преуспевающего нэпмана, владельца небольшого полукустарного заводика по производству сапожной ваксы или конторского клея.
 — Чем могу?.. — приподнялся он и осекся, увидев в руках посетителей удостоверения сотрудников уголовного розыска и пистолеты.
 — Можете убрать свои пушки, — произнес он, выпятив нижнюю губу. — Не бойтесь! Гришка-тряпичник никогда в жизни не занимался «мокрыми» делами. Поэтому вооруженного сопротивления я оказывать не буду… Но как вы меня все же нашли? Ведь я сейчас Калашников, а не Васильев!
 — Секрет фирмы, — скромно ответил Будный.
 — Хвалю за хорошую работу. Но что вам от меня нужно?
 — Вы подозреваетесь в ограблении склада Петроградских государственных академических театров.
 — А доказательства? Они у вас есть?
 — Конечно. Сейчас мы произведем у вас обыск. Вот постановление прокурора.
 — Ясно. Джеммочка! — позвал Гришка и, когда на веранде появилась яркая блондинка с золотыми кольцами на пальцах, обратился к ней: — Джеммочка, дай, пожалуйста, ключи от шифоньера, комода, стола… Пусть эти молодые люди произведут обыск, не взламывая замков. Не понимаю только, что они хотят у меня найти?
 Однако наигранное спокойствие и фальшивая развязность, свойственные преступникам-рецидивистам, на какой-то момент покинули Гришку, когда агенты угрозыска нашли тщательно спрятанную мануфактуру — бархат и шелк, всего около 500 аршин. Разумеется, они находились не в буфете и не в шифоньере…
 — Ну вот и доказательство, — сказал Будный.
 — Ишь, барахла нахапал. Тряпичник и есть тряпичник! — произнес кто-то из понятых.
 — Попрошу не переходить на личности! — неожиданно рассердился Гришка. — Вы знаете, с кем имеете дело? Я, можно сказать, виртуоз! Есть виртуозы-скрипачи, а я — виртуоз-грабитель. Когда вы, молодой человек, пардон, еще под стол пешком ходили, я уже дела делал. Да какие! Слышали вы что-нибудь о краже платины из музея Горного института? Это моих рук работа! А об ограблении Михайловского дворца, в котором находится музей, еще недавно носивший имя его императорского величества Александра Третьего? Это я ограбил его. Меня ловили лучшие полицейские силы России и даже некоторых европейских держав, не то что ваш уголовный розыск! Так что я себе цену знаю. Я не люблю, понятно, попадаться. Но если попадаюсь и против меня имеются доказательства, то обычно не спорю. К чему трепать нервы и себе и другим? Поэтому лучше везите меня поскорее к себе, потому что своим неожиданным вторжением вы нарушили мой послеобеденный отдых. А я, да будет вам известно, живу по режиму! Джеммочка, подай мне, пожалуйста, костюм. Да не этот, а тот, серый, английский, хотя носить мне его теперь придется не на даче, а в другом месте. Кстати, вы как меня повезете — в авто или на извозчике?
 — На поезде! — буркнул Будный. Его рассердило неумное фанфаронство этого человека.
 На первом же допросе Васильев, он же Калашников, он же Гришка-тряпичник, рассказал подробно о технике совершения кражи, о том, каким образом он со своими сообщниками проник во двор дома, минуя сторожей, как вскрывал замки, двери, не оставив на них ни малейшего следа какого-либо орудия взлома. Гришка-тряпичник был действительно виртуозом в воровском деле. А за то, что он умел проникать в любое, даже охраняемое помещение и столь же ловко уходить от преследования, у него имелась еще одна кличка — «Игла».
 Преступную «карьеру» Васильев начал, когда ему было 15 лет. Сначала занимался карманными кражами, позже стал взломщиком, а незадолго до революции перешел исключительно на воровство мягких вещей. Он брал лишь костюмы, платья, белье, мануфактуру, за что его и прозвали Гришка-тряпичник. Будучи главарем воровских шаек, их атаманом, он принимал личное участие только в тех кражах, где требовалась особая изобретательность при вскрытии замков и всякого рода запоров. В остальном же брал на себя роль организатора и руководителя. Конечно, он был на голову выше своего окружения, состоявшего, как правило, из подонков, всякого рода отщепенцев, для которых главным в жизни были алкоголь, наркотики. Он