Только тут я наконец разрыдалась.
Через час ритмичной гребли, стараясь не тратить лишних сил, я порядком отплыла от берега, чтобы луч прожектора доставал меня уже на излете своей яркости. Солнце давно ушло за линию горизонта и вокруг сгустились ненадежные сумерки белой балтийский ночи. Дальше темней не будет, наоборот луна наберет блеска и разбавит ночь натиском света. Дальше плыть на лодке в открытое море было опасно — я могла потерять из вида темную полоску низкого берега. Только один раз за этот час я заметила быстрый погранкатер. Но катер шел далеко. Мелькнул вдоль линии горизонта злыми огоньками и пропал из глаз. Я осторожно влезла в скорлупку гидрокостюма. Любой неосторожный жест и резиновая туша перевернется вверх днищем. Застегнув на молнию лягушачью кожу, я разом потеряла то острое чувство жизни, которое дает открытое ветру тело. Теперь я только плавучий снаряд. Торпеда Золушка. Красная Шапочка в резиновой шапочке. Надеваю очки, затягиваю плотней. ремешок на затылке. Нацепила ласты. О, какие у меня большие ноги, мамочка! Кажется можно прыгать, но я медлила, ожидая хоть какого-то знака. Судьба должна сама дать старт. На карту поставлена моя жизнь и так важно начать кошмарный сумасшедший марафонский заплыв в счастливый момент! Вдруг усталая чайка спикировала с темного пара небес не на волны, а на мой утлый кораблик, и уселась на резиновый бортик. Молчание. Птица косит в мою сторону круглым глазком. Она лакомится моей неподвижностью. Ее белый белый цвет — цвет моего лилейного вьюнка. Он шлет мне нежный привет ободрения… Проходит пара минут, прежде чем птица, почистив перья на спинке, расправила крылья, и, подпрыгнув, взлетела, поджимая под уютное брюшко складные лапки в малиновой кожуре. Пора! И перевалилась через борт. Вытащила из ножен на правой икре кортик и пропорола острием тугую резину. Прости… Оставлять лодку на воде нельзя, разом поднимут тревогу. С громким шипом: тсссшссссссшсссс… проткнутая туша пошла на дно. А вместе с ней и мои последние вещи: дорожная сумка с бельем, джинсы, кроссовки, жилет, плащ, косметичка… последней утонула черная сумочка из крокодиловой кожи. Прощай!
Я опустила на глаза водяные очки и окончательно превратилась в рыбину. О, какие у меня большие глаза, мамочка!
На часах фосфорические стрелки, зеленея, показывают 23.03.
Первый нечаянный глоток — вода в Балтике не так солона как в Средиземном, там море горькое-прегорькое.
Я поплыла вперед.
И тут же впереди вспыхнул Первый прожектор береговой охраны. Луч взмахнул в темноте ослепительным залпом и, упав на море, стал стремительно приближаться в мою сторону. Когда впереди вода закипела от света, я поднырнула под луч. Меч сверкнул над головой и ушел далеко назад в темноту.
Нет. Подныривать всякий раз не годится — так ты потеряешь много сил.
Когда луч помчался по морю обратно, я распласталась на спине и замерла, раскинув руки крестом. Мамочка! Вдруг вокруг стало светло словно днем. Волны ошпарило прожектором. Как он близко! Но ужас длился меньше секунды. Луч света помчался в морскую даль.
Только не дрейфить.
Я плыву на запад.
Я — рыба.
Море — мой дом. Я целую необъятную кромешную тушу в соленые губы мрака.
Глава 7
Учитель дает мне первый урок ясновидения: урок о роковых совпадениях. — Дело Александрины Перро. — Я снова едва не погиб. — Ловушка судьбы. — Никогда не свисти, Герман! — Мы наконец узнаем тайное имя врага: Герса.
— Итак, — сказал в тот день Эхо, — стрела уж пущена, а птица — еще заливается трелью.
И он насмешливо насвистел пассаж из Малера, что-то из цикла «Волшебный рог мальчика». Самое время напомнить, что Эхо обладал уникальным слухом и мог, например, насвистеть от и до любую оперу Моцарта, чем приводил меня в священный трепет.
— Пора… пора спустить тебя с тетивы, мой друг. И не будем дрейфить перед провидением. А наоборот, попытаемся отменить его приговор. Начнем с самых легких упражнений.
И маэстро предложил мне на свой вкус выбрать какое-нибудь дело из уголовных преступлений Санкт-Петербурга. В трехмиллионом городе их совершается по десятку в день.., и протянул трехстраничный список.
Я выбрал дело о похищении с целью выкупа десятилетней девочки, дочери французского бизнесмена Александрины Перро.
Почему именно его? Очень просто — я помнил, что первым делом самого Учителя было дело о похищении, маленькой Элли в Нью-Йорке, которое юный гений раскрыл находясь в Вене. Правда, там шла речь о преступлении сексуального маньяка, а здесь все было замешано на деньгах. С родителей девочки похитители запросили 300 тысяч долларов, угрожая ее убить, если выкуп не будет выплачен. Бизнесмен обратился в отдел по борьбе с организованной преступностью, с похитителями завязалась сложная и опасная игра. Казалось, все предусмотрели, но в последний момент — при передачи выкупа из поддельных меченых купюр — все сорвалось. Похитители узнали, что их водят за нос и оборвали всякую связь. Стало ясно, что девочке угрожает скорая смерть.
— У тебя очень мало времени, Герман, — сказал Эхо, — всего несколько часов. Максимум — до вечера. Они там все перессорились. Банда раскололась на злых и добрых. И девочку снова похитили! Теперь она в руках злых, и те решили ее прикончить. Только что решили. Но медлят — ищут надежное укрытие для трупа девочки.
День только начинался. Стрелки часов показывали 9 утра.
— И имей в виду, я не смогу тебе помочь впрямую. Хотя знаю ответ. Ты должен найти ее сам. С помощью нескольких моих подсказок. Но сам! И не вздумай давить на жалость. Я не спасу ее.
Он вызвал дежурного офицера и приказал срочно доставить оперативное дело Александрины Перро и что нибудь из ее личных вещей. . . .
— Только не трусить, Герман! Раз ты смог занять место моего врага в купе, раз ты смог внять внушению моего Адониса, значит ты способный медиум. Выше голову, бес! — и он расхохотался.
Я же заметно нервничал. Ума не мог приложить, как отыскать иголку в стоге сена… наконец, мне было жалко похищенную.
Вскоре привезли дело. Я жадно принялся читать машинописные листочки. Эхо бегло глянул на вещи. Маэстро пил кофе. Он почти скучал. Но хотя бы не мешал мне вечным насвистываньем. Что же выяснилось из дела?
Французский бизнесмен бывал в Санкт-Петербурге наездами по делам своей фирмы. Но предпочитал жить не в отеле, а в просторной квартире в престижном доме с охраной, отданным исключительно иностранцам и где его фирма арендовала жилье. На этот раз, как нарочно, он взял с собой жену с дочерью, показать красивый русский город на берегу моря. В колледже Александрины или Сандрины — как звали дочь — были как раз каникулы. Девочка болела. При ней неотлучно находилась служанка, тоже француженка, которую бизнесмен обычно забирал с собой в продолжительные поездки. Кстати, совсем немолодая особа, как многие могут подумать… Ждали медсестру — сделать уколы. В назначенный час медсестра позвонила из холла первого этажа и служанка велела охране ее пропустить. Звонок в дверь. Сквозь глазок служанка видит миловидное личико в белоснежной шапочке. Но когда дверь открылась, в квартиру ворвались два головореза в масках из черных чулков. Скрутив служанку и расколотив телефон, они похитили девочку прямо из постели. Операцией похищения руководила та самая «медсестра». На следующий день женский голос потребовал выкуп 300 тысяч долларов, или деньги, или посылка с отрезанной головой ребенка! Бизнесмен обратился за помощью… Остальное известно.
Мне эта история сразу показалась слишком киношной и специально разыгранной, о чем я сказал Учителю. Он промолчал, разглядывая вещички похищенной и, не удержавшись, сказал:
— Я уверен, что ни голубой бантик, ни эта плюшевая собачка никогда не принадлежали Сандрине… А ты что скажешь, Герман?
Я остановил дыхание и, прикрыв веки, прислушался к лихорадочному, паническому бегу собственных ощущений. Но ничего не чувствовал!
— Говори, Герман! Говори, что скажется! — подхлестнул Эхо.
И я сказал абсолютно от фонаря, лишь бы что-то сказать, только б не мучиться от молчания:
— Голубой лентой был перевязан подарок, что-то вроде альбома для марок, а собачкой играл мальчик, да мальчик. Трех, четырех лет!
Что называется брякнул и приготовился получить оплеуху.
— Браво! — хмыкнул медиум, — твой экспресс-анализ почти безупречен. Если не считать, что лента снята с этой самой плюшевой собачонки… которой играл не мальчик, а домашний пес, типа шпица. Вот следы его зубов на плюше. Ширина укуса явно указывает на маленькую собачку. Впрочем, для этого не надо быть ясновидцем.
Он бегло проглядел ленточку через карманную лупу.
— Да… ни одного волоска с головы девочки.
Я промакнул украдкой вспотевший лоб платком.
— И все же, Герман, для начала неплохо. Ты угадал главное. Эта вещица подарок. Подарок не девочке, а ее любимой собачке. И шпиц этот действительно мальчик, которому три года. И что это он был перевязан голубой ленточкой. И наконец, что это вещи не принадлежат похищенной.
