и обстреливался полевой артиллерией. Но с другой стороны, разгромить 8-ю армию так и не получилось. Часть её сидела в укреплениях Города Королей[3] и в Мемеле, другая — отступила на запад.
Но, разумеется, пропаганда стран Антанты раздула этот успех в нечто грандиозное. Однако и сами немцы, склонные преуменьшить наши успехи, занервничали…'
Санкт-Петербург, Мойка, 21 сентября (4 октября) 1915 года, понедельник, утро
— Проверка показала, что у немцев есть все основания нервничать!
— Приятно слышать, а подробнее?
— И сам Иоффе, и Циолковский бывают теперь у Воронцова минимум дважды в неделю. Учитывая его занятость, это говорит о необычайной важности их исследований. К тому же, им дали денег. Много денег. И им лично — среди покупок появились редкие книги и деликатесы, их сотрудники порадовали жен ювелирными изделиями и погасили имевшиеся долги. Но главное — им прибавили денег на оборудование и увеличили штат сотрудников.
— Охрана?
— Не подобраться. Вернее, почти не подобраться.
— Почти?
— Тут нам невероятно повезло. Ночным сторожем там Пантелеев, я его еще по Питеру знаю. Толковый мужик, подавал большие надежды в науке, но жена-стерва сгубила. Запил он и до ночного сторожа докатился.
— Они что, не знают, кого на службу принимали? Запойный ведь за бутылку кого хочешь внутрь запустит.
— Этот не такой. Службу знает, и пьёт теперь тихо, на дому и с умом, так, чтобы успеть проспаться до своей смены.
— Тогда зачем ты мне про него толковал так подробно? — с легкой злостью в голосе уточнил Коровко.
— Дочек он своих любит до беспамятства. А его жёнушка любит деньги, причем очень сильно. Заплатить ей немного да вывезти всю семью на глухую финскую мызу. А ради этих девчонок Пантелеев сделает, что захотим. И физику вспомнит, и записи скопирует.
— Это хорошо! Глупые люди не ценят информацию. Кто поумнее — считают её хорошим товаром. И места не занимает, и продать можно не один раз.
— А вы, Константин Михайлович? Вы же умнее прочих! Что вы считаете?
— А для меня, Аристарх, это — средство производства, как говорят господа марксисты. Я зарабатываю деньги именно на том, что знаю, кому и что интересно. Потому и тебе столько плачу!
— Кхе! И как вы распорядитесь этим знанием сейчас?
— У немцев есть уже созданные каналы ввоза и сбыта порошка. И мы им не нужны. Но если взамен мы предложим им ручеёк сведений по «атомной лаборатории», это будет весомый аргумент за то, чтобы часть продукта отдавать нам. Большую часть!
— Зачем вы мне это рассказываете? — тихо спросил подчинённый, на всякий случай аккуратно нашаривая рукоять «засапожника».
— Затем, что вести переговоры об этом я доверю тебе. Здешние агенты Берлина табличек не цепляют. А вот найти их в той же Швеции — вполне реально. Ты и найдёшь. А окончательно договариваться буду уже я. И здесь. Если договоримся, пятая часть прибыли тебе пойдёт.
Тут Коровко глянул на собеседника и веско добавил:
— Нож-то оставь, дурень! И учти, Аристарх, я с тобой торговаться не буду!
Беломорский «тучерез», 23 сентября (6 октября) 1915 года, среда
— Доверенный человек с грузом от Френкеля приходит в Мурманск завтра. Но его задача, можно считать, уже выполнена. Коровко заранее распродал весь центнер и даже получил авансы. Наши наблюдатели доносят, что Аристарх Опанасенко, который как раз и занимается данным направлением, вчера убыл в Швецию. Полагаем, что искать контакты с германской разведкой.
— А им есть, что предложить?
— Подставу с Пантелеевым он проглотил. Если в Берлине заинтересуются их предложением, супругу с детьми постараются вывезти в тайное место. Вы чем-то недовольны, Юрий Анатольевич?
— Да. Рисковать жизнью женщины и детей — это как-то…
— Не волнуйтесь, его жена никуда не поедет! — улыбнулся заместитель Кирилла. — Она обожает деньги, но далеко не дура. Так что «на природу» с дочками отправится, якобы, её младшая кузина. А на деле и «кузина», и обе юные барышни — наши сотрудницы. Вам же не претило, что собой рискуют телохранительницы?
Я криво усмехнулся.
— Да, это — уже иное дело. Вы меня успокоили.
— Тем более, что сотрудниц мы не бросим и вызволим раньше, чем им станет что-нибудь угрожать.
— А если германская разведка решит свести Коровко с кем-то другим? И мы не отследим момент контакта?
— Только не по беломорским проектам. В нашем городе шпионам очень сложно работать. А проект очень важный, чтобы им рисковать. Да и Мария Соррель уже обжилась здесь. Так что, скорее всего, встречу назначат у нас. А обе её конспиративные квартиры мы знаем и держим под наблюдением и прослушиванием.
— Ну, дай-то Бог! Но помните, Коровко нам надо взять с поличным!
Беломорск, квартира в доходном доме, 3 (16) октября 1915 года, суббота
— Материалы вы предоставили очень любопытные, Леопольд! — задумчиво протянула Мария Соррель. Она знала, как на самом зовут её собеседника, но, раз он решил назваться другим именем — почему бы и нет? Тем более, что и сама она ему представилась Анной. — Они разжигают любопытство. А это чувство способно заставить женщину пойти на многое!
Тут она жеманно поиграла веером. Нужды кокетничать с этим человеком не было, очевидно, что его интересуют только деньги. Но ей нужно было разобраться в своих ощущениях.
Она чувствовала подвох самыми дорогими местами, но никак не могла понять в чём он. Этот мужчина искренен и верит в то, что говорит. Материалы, которые он передал, кажутся весьма любопытными. В квартире нет посторонних, но она сумеет за себя постоять, если потребуется. Что же заставляет так напрягаться интуицию?
— Но вы слишком многого просите!
— Полноте! Американцы продают вам по центу за грамм, а мои люди готовы брать в любом месте Средиземного моря в пятнадцать раз дороже. И весь риск мы берём на себя. А взамен вы получаете бесценные сведения. Причём ваши ученые смогут очень быстро проверить их достоверность. Если русские получат свою бомбу в марте, вы будете иметь её уже в апреле. Согласитесь, победа в войне стоит того, чтобы несколько уменьшить вашу прибыль.
И снова — не человек, а воплощённая искренность. Нет, Мария понимала, что мошенник и должен внушать доверие. И сидящий перед ней мужчина мог её обмануть. Но тогда он должен был вести себя немного иначе. Что же всё-таки напрягает её?
— Так мы договорились, Анна? У
