— Ты боишься за его жизнь? — негромко спросил Свенельд.
Она чуть кивнула.
— Если бы ты только знал, Свенельд, чего мне стоило стать княгиней Игоря, сколько сил было приложено, чтобы приручить его, заставить уважать. Я ведь только добра ему желаю, а он считает меня просто бабой неразумной, голосящей, когда супруг ее на войну собирается.
Свенельд осторожно тронул ее за плечо.
— Он сокол у тебя, княгиня. Ему бы только раскинуть легкие крылья, полететь. Я же подле тебя всегда рядом буду, обороню, заступлюсь, ежели что. Да и с древлянами как-нибудь справлюсь. Не добром, так силой. Не силой, так хитростью. А Игорь… Он ведь уже все решил. Он князь, и его удел высок.
Ольга помолчала, потом повернулась, поглядела снизу вверх на рослого посадника.
— Спасибо, что нам с Игорем добра желаешь, Свенельд. Спасибо, что ты всегда рядом и знаешь, как утешить. Я ценю это.
Она смотрела на него сверкающими в ночи ясными глазами, и от этого взгляда у Свенельда вдруг закружилась голова: ему показалось, что он смотрит в бездонный колодец, полный неведомых тайн. Такое бывало с ним и раньше, когда Ольга находилась так близко, и он хранил в душе воспоминание об этих редких моментах. Рядом с ней каждый миг казался таким настоящим, что вся остальная жизнь словно исчезала, растворялась в обыденной суете.
— Я жизнь готов за тебя отдать, Ольга моя… — почти задыхаясь, вымолвил он, невольно протянув к ней руки, и она вложила в его ладони свои тонкие пальцы. Свенельд притянул ее к себе, приобнял, а когда она склонила на его широкое плечо голову, он стоял, не смея вздохнуть, боясь рассеять это дивное мгновение, боясь спугнуть ее.
Ольга… Она была так близко. И Свенельд не думал, что обнимает сейчас женщину, беременную от другого, могущественную правительницу, жену его князя, служить которому витязь обещал верой и правдой. Он только вдыхал исходящий от нее легкий запах благовоний, ощущал рядом тепло ее тела, слышал у своей груди стук ее сердца… У него вдруг зашумела в ушах кровь, пересохло во рту. Его руки, державшие ее до этого столь бережно, стали тверже, он сильнее прижал ее к себе, склонился… И тут же Ольга резко уперлась ладонями ему в грудь.
— Пусти! Совсем ты стыд потерял, Свенельд. Отпусти, говорю!..
Он повиновался, все еще тяжело дыша. Но мог поклясться, что Ольга улыбается в полумраке. Прикрываясь легким покрывалом, внимательно глядя на него, блестя звездами глаз.
— Что ж это так разобрало тебя, посадник? — негромко, но как-то весело произнесла княгиня.
— Да ты ведь для меня все! Сама ведаешь о том…
Она продолжала смотреть на него и не отступила, когда он вновь стал приближаться.
Но именно в этот миг позади на галерее послышались шаги. Княгиня и варяг тут же отшатнулись друг от друга, даже глядеть стали в разные стороны. А из-за угла уже подходил ключарь[63] княгини, остановился немного в стороне, скинул шапку, поклонился.
— Чего тебе? — спросила Ольга обычным властным тоном.
— Прости за дерзость, государыня, но там прибыли волхвы. Древлянские, похоже. Я не смел тревожить, но они, почитай, уже больше часа ждут.
— Древлянские? — удивилась Ольга. — Чего это им надобно?
— Да они все посадника своего Свенельда дожидаются. Узнали, что он тут, вот и пришли. Сказали, что с места не тронутся, пока он к ним не выйдет. К тому же они с дитенком явились.
— С каким еще дитенком? — удивился теперь варяг.
— Маленьким. Они все стоят, дожидаются. Люди их побаиваются, стороной обходят. А время уже позднее, пора ворота закрывать. Вот я и осмелился поторопить вас.
Свенельд машинально затеребил застежку корзно на плече.
— Сюда их проводить али как? — допытывался ключарь.
— Не надо. Сам выйду и разберусь.
Свенельд поклонился Ольге и быстро пошел прочь. В глубине души он клял и ключаря, и так неожиданно и непонятно зачем явившихся древлян. Если бы их с Ольгой сейчас не потревожили… Кто знает, что могло бы произойти. Такого между ним и княгиней еще не бывало. И, как показалось Свенельду, она не была сильно разгневана на него за дерзость.
Весь в своих мыслях, посадник быстро сошел во двор, огляделся. И тут же увидел у тына двух незнакомцев в длинных светлых одеяниях. Они ждали там, где на столбе у ворот горел факел, и были хорошо освещены. Один из них, тот, что постарше, сразу поднялся с колоды, шагнул вперед, забренчав костяными амулетами на поясе. По ним только и можно было догадаться, что это волхв, а так мужик мужиком — неказистый, коренастый, рыжеватая бороденка торчком. За ним выступил и более молодой волхв, почти отрок. Лицо гладкое, как у девушки, длинные русые волосы перехвачены вокруг лба кожаным ремешком. И этот молодой волхв держал на руках завернутого в пеленки младенца.
— Вы из древлянской земли? — останавливаясь перед ними, спросил Свенельд.
Они не поклонились, только посмотрели пытливо.
— Ты и есть варяг Свенельд?
— Али вы своего посадника ни разу не видывали?
— Не видывали, — ответил старший волхв и переглянулся со стоящим рядом юношей. Он кивнул старшему, словно соглашаясь, и тот продолжил: — Мы вообще не знали тебя ранее, варяг. Может, и не узнали бы, кабы не нужда. А дело у нас такое. Велено нам передать тебе твою дочь. Малушей мы ее нарекли.
Свенельд от неожиданности даже слова вымолвить не мог. Ну, допустим, у него и на самом деле где-то родилась дочка. Но зачем же ее к нему в Киев-то тащить?
— Что, больше некому было о ней позаботиться? — сухо спросил он. — Древляне родами живут, своих мальцов в чужие руки не отправляют.
— Этому ребенку нет хода назад. Рассказывать нам недосуг, да и не велено. Наше дело простое: передать тебе Малушу и уходить восвояси.
— Да с чего я должен поверить, что это мое дитя? Кто хоть мать ее?
Тут он различил позади себя шаги, шелест одежды, повеяло нежным ароматом розового масла. И не оглядываясь, Свенельд понял, что подошла княгиня. Лишь зубами скрипнул от досады. Он ей только что душу свою изливал, кажется, и расположил прекрасную, а ему тут нагулыша притащили. Что теперь сударыня его думать станет?
Но Ольга повела себя спокойно. Подойдя к молодому волхву, она откинула пеленки с лица ребенка.
— Ишь, как сладко спит. Так девочка, говорите? Малуша? Это древлянское имя. Кто же нарек?
— Сама мать и нарекла. А матерью ее есть Малфрида, с которой позапрошлой зимой посадник любился. Малфрида ныне одна на свете осталась, вот и велено нам отдать дитя тому, кто его породил.
Ольга медленно повернулась к растерявшемуся варягу. Тот стоял молча, по-прежнему рассеянно теребя застежку корзно. Вокруг уже стали собираться люди — челядь, охранники, кто-то и из баб подошел. Всех позабавило происшествие. Как и позабавил вид оторопевшего боярина Свенельда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
