Мы обедали в обществе капитана Шалта и его старшего помощника, Брайтиса Гаэтана. Прислуживал нам расторопный юнга Баз. Оплата наличными прямо-таки преобразила капитана. Он оказался любезным собеседником и галантным кавалером. За все плаванье слово «дерьмо» он произносил не более трех раз — и то безотносительно к нам. Он не задавал лишних вопросов о цели нашего путешествия в Норрант, зато не уставал похваляться быстроходностью и грузоподъемностью своей «Мотишты». Я думала, лапида Шалта называется по имени его жены или возлюбленной, но оказалось, так звали обожаемого хорька капитана. Из-за этой пронырливой Мотишты Чаню пришлось запереть в каюте у принца. При виде собаки белоснежная любимица капитана приходила в неистовство, верещала и норовила забиться в сапог хозяина. Чанин дар речи не произвел на капитана особого впечатления.
— Может, он и говорящий, а морда у него наглая, рыжая, как у лисы в курятнике. Пусть сидит в каюте, все равно с моей Мотиштой ему говорить не о чем, — резонно заявил он.
— Капитан, — поинтересовался за обедом Сэф, — почему у вас такое странное прозвище?
Шалт хитровато усмехнулся в усы.
— Почему странное, монгарс? Прозвище уважаемое. Видите ли, досточтимые господа, Шалту Лентяю обычно лень считать выручку. Иной раз начнешь, да на двадцатом арене собьешься. Ну и что? Пересчитывать? Мне лень, клянусь великим Шаном. Мои матросы как жалованье получают? Я деньги высыплю на стол, идите, ребята, возьмите, сколько я вам должен.
— И что, никто не обманывает? — подивился Сэф.
— А это вторая причина, почему меня зовут Лентяем. Все знают, капитану Шалту лень тратить время на слова. Зато один мой приятель, — он любовно погладил рукоятку пистолета, — бьет без промаха.
Когда стемнело, «Мотишта» резко поменяла курс, направившись в открытое море. Капитан Шалт объяснил, что мы поравнялись с хребтом Мэлль.
— Здесь под водой — тоже горы. Кусок затонувшего материка. Рифы торчат, как драконий хвост. Получается, надо обходить, а то бы уже ночью причалили в Норранте. В этом месте каждый год происходят кораблекрушения. Обязательно кто-нибудь да подумает: ну-ка сокращу путь, прижмусь поближе к берегу, авось, проскочу. Но вы ведь не спешите, господа?
Встревоженные перспективой кораблекрушения, мы хором подтвердили, что ничуть не спешим.
И действительно, куда было спешить? Наоборот, я наслаждалась долгожданным отдыхом и допоздна не уходила с палубы. Волны фосфоресцировали зеленым в свете Модита — хотя в последнее время это светило вызывало у меня мистический страх. По небу щедро рассыпались звезды. Сенс Зилезан научил меня узнавать некоторые созвездия.
— Вот этот квадрат, Джоан, он почти правильный, видите? Это Королевский Стол. Четыре самых ярких звезды названы по именам великих королей прошлого: Лесанта, Энриэля Первого, Энриэля Второго и королевы Модорис. А вот Матушкино Кольцо — двойная звезда, видна только на севере…
Я смотрела на небо, пока не затекла шея. Интересно, есть ли смысл угадывать в одном из далеких светил наше Солнце? Или мы находимся в какой-то параллельной Вселенной, и до Земли нас отделяет нечто большее, чем бесконечность световых лет?.. Странно: я думала, что от этих мыслей меня скрутит жесткий приступ ностальгии. Ничуть не бывало. Это, наверное, потому, что на Земле у меня не было настоящего дома. Иначе разве я оказалась бы в Лаверэле — этом рае отверженных?
— Почти над самым горизонтом, слева от Глациэля, — Морской Крест, — продолжал сенс. — Заметьте, Джоан, как мало в Лаверэле истинно морских символов. В их пантеоне нет ни одного морского существа. Материк размером с большой остров, меньше нашей Австралии, со всех сторон окружен океаном — и такая водобоязнь! Нет, боюсь, у Шимилора еще долго не будет морского флота.
От этих слов мне вдруг стало не по себе. Я представила остров в океане и могучую армаду военных кораблей, на всех парах спешащую к его берегам. Я вздрогнула от щемящей, достойной фраматов нежности к этому доверчивому миру, стоящему на грани беды. Сейчас я была уверена в его обреченности. Мне было стыдно за свою — за нашу — беспомощность. Лаверэлю угрожали не только райшманы. Само время было против замысла фраматов — на века сохранить неизменным этот мир.
— А вы показали Жанне Изумрудных Любовников, сенс?
Сэф неслышно, как кот, подкрался к нам и оперся о борт рядом со мной.
— О, друг мой, с этим вы справитесь лучше меня, — с неожиданным лукавством отозвался сенс, — а я вас покину.
— Сенс, пожалуйста, останьтесь! — воскликнула я.
— Не задерживай нашего досточтимого сенса, — тут же вмешался Сэф. — Его наверняка ждет таинственная записная книжка! Хотелось бы мне знать, что в ней, — вкрадчиво шепнул он, пощекотав бородкой мне шею.
— Сэф! — я настороженно отодвинулась.
— Что — Сэф? Так ты хочешь посмотреть на Изумрудных Любовников или нет?
— Ну, допустим, хочу, — засмеялась я.
— Тогда пошли.
— Куда?
— Отсюда их не видно. Пошли! — Сэф потянул меня за руку и потащил на нос корабля. — Вставай сюда!
Он заставил меня залезть к самому форштевню, и я схватилась за шершавый канат. Ночной ветер неожиданно ударил мне в лицо, сорвав шарф. Светлая полоска ткани, трепеща, исчезла в темноте.
— Отпусти, не бойся, я тебя держу! — Сэф обнял меня за талию.
— Что еще за сцена из «Титаника»? — нахмурилась я, но отпустила канат. А потом огляделась.
Под ногами была бездна. Вокруг была бесконечность — я была наедине с ней, я больше не чувствовала поцелуев, которыми Сэф покрывал мой затылок. Космос обрушивался на меня, превращая в одну из сверкающих точек. Как говаривал старина Кант, звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас… Но Сэф вернул меня на палубу «Мотишты».
— А вот и они. Смотри!
Сэф показывал на два зеленых огонька на небосводе. Они, то мерцали поочередно, то вспыхивали вместе, окружаясь ореолом. Казалось, две звезды, взявшись за руки, кружились в танце.
— Это и есть Изумрудные Любовники? — спросила я. — А почему их так называют?
— Есть одна легенда.
— Расскажешь?
— Не сейчас, — Сэф развернул меня к себе. Я опустила глаза под его жадным взглядом.
— Сэф, не надо. Я же говорила, что сама не знаю…
— А я тебе помогу разобраться, — невозмутимо сказал он и осторожно провел пальцем там, где жесткая туника соприкасалась с кожей. Я сглотнула слюну. Теплые губы припали к ямочке между ключицами, руки скользнули под тунику, вдоль позвоночника, почти не касаясь… Звезды слепили глаза. Ноги слабели, становились ватными…
