Внезапно Дэмон понял, что он рыдает: частые, икающие всхлипывания сотрясали его плечи. Он плакал, как десятилетний мальчишка. «О, Дев, — бормотал он невнятно, — прости меня. Ради всего святого, прости меня, Дев». Через две-три минуты, стыдясь самого себя, Дэмон успокоился, достал носовой платок и вытер им глаза и лицо. Потом он снова повалился на сено и долго смотрел на небо, отыскивая на нем первые мерцающие звезды.
Нет, он не годится для войны. Он недостаточно тверд. Ему бы надо быть таким, как Вейберн или Колдуэлл. А еще лучше, пожалуй, быть таким жестоким, как Меррик. Тот издевательски говорит об убитых из своей роты, дико хохочет, когда расстреливает пленных. Но это лучше, чем плакать вот так; каким бы ни быть, все равно это лучше, чем плакать. Нет, до настоящего солдата ему далеко. Он хорош только в бою, но бой ведь не вечен. А сейчас его сковал страх. В такие моменты он вспоминает каждую смерть, каждого потерянного в бою, как будто каждый из них — это оторванный от него самого кусок плоти. Один за другим они встают в его памяти; как на гребне волны, приближаются к нему в предсмертной агонии: задыхающийся в жарких сумерках ван Гельдер, медленно двигающиеся под веками полные невыносимой муки глаза Джейсона, развороченная грудь Кразевского, Фергасон, Тэрнер, Клей, Пеллитьер, Дев…
Дэмон крепко, до боли, зажмурил глаза. Слушая рассказы Джорджа Верни и дяди Билла, он представлял себе одинаковую для всех опасность, мечтал о благородных жертвах, о возвышенной привязанности, которой не страшны никакие превратности судьбы… Вместо всего этого он встретился с грязью, убожеством и тяжелыми потерями. Он увидел все своими глазами и многое понял. Подавленный грустными размышлениями, Дэмон шел по пустынной вечерней улице. Он немного дрожал: влажная от сена одежда неприятно холодила все тело. Из-за угла впереди неожиданно вынырнули два французских солдата. Уменьшив шаг и нахмурив брови, Дэмон рассеянно наблюдал за ними. Ему показалось, что они выпили больше, чем следует, и он не мог не удивиться этому, потому что пьяный французский солдат на улице — явление довольно редкое. Внезапно солдаты остановились; тот, что поменьше ростом, схватил своего товарища за грудки и сказал ему что-то угрожающим тоном. Дэмон продолжал приближаться к ним. Низкорослый солдат побежал, второй догнал его, и оба пошли дальше нетвердой походкой.
Что же они задумали? Что-то подозрительное. Дамой прибавил шагу, поравнялся с ними и крикнул:
— Soldats: attention! Qu'est-ce qui passe, hein?[21]
Солдаты покорно остановились и попытались, насколько это было возможно в их состоянии, принять стопку «смирно». Низкорослый неуверенно взял под козырек, но, не удержав равновесия, качнулся назад, стукнулся спиной о стену и проговорил заплетающимся языком:
— Франзе золдатч. Моах…
Это был едва стоявший на ногах Тсонка. Рядом с ним — непрерывно мигающий Рейбайрн, его лицо расплылось в широкую заразительную улыбку.
— Наше почтение, капитан, — с трудом выговорил он, коснувшись пальцами косо сидевшей на голове высокой французской пилотки. Его руки торчали из рукавов синего мундира как длинные белые трубы.
— Ради бога, что это такое? — удивился Дэмон.
Тсонка расслабился и бросил презрительный взгляд на Рейбайрна.
— Это все ты со своими дурацкими выдумками. В этом поганом городе пятьдесят улиц, а тебе понадобилась именно эта, и никакая другая…
— Вы что же, черт возьми, задумали? Куда вас несет?
— Ну давай, ты, способный мальчик, — угрюмо предложил Тсонка. — Давай рассказывай. Может, заработаешь еще какую-нибудь награду.
Рейбайрн проглотил слюну, его лицо снова расплылось в улыбке.
— Так вот, капитан, мы поменялись формой с парой здешних солдат. Они нисколько не возражали против этого.
— Я это и сам вижу, — сказал Дэмон. — Меня интересует, зачем это вам понадобилось?
— О, это военная хитрость, капитан. Чтобы пройти в какое-нибудь из этих французских заведений, туда, где все обито красным плюшем, где играют граммофоны и танцуют обнаженные кошечки.
— Ну и дураки же вы! Да вы знаете, что они сделают с вами, когда вы снимете форму и вас узнают?
— Да, но мы не собирались…
— Не спорить со мной! Представляете, что вам грозило, если бы вас забрала военная полиция?
— А нам эта идея показалась очень заманчивой, капитан.
— Да уж, конечно, заманчивой, — мрачно заметил Тсонка. — Все твои идеи заманчивые.
— Они же разоблачили бы вас в минуту, вы не успели бы и рта раскрыть. «Два американских сержанта — хорошо. А где эти два француза, которые отдали вам форму?» — спросили бы вас.
— Что спросили бы, капитан? — не понял Рейбайрн.
— Где французские солдаты, отдавшие вам свою форму, ты, простофиля! Вас бы спросили, где эти два болвана… А в самом деле, где они сейчас?
— Наверное, сидят там же, где и сидели, в кафе.
— В каком кафе?
— Где гонят джин, — мрачно пояснил Тсонка. — Домик с синими ставнями, около железнодорожной станции.
— Знаете что, капитан, — предложил Рейбайрн, — я сбегаю раздобуду для вас такую же, и мы…
— Никуда ты не сбегаешь. Мы пойдем к ним все вместе. Если вы, конечно, еще в состоянии идти.
— Ну что вы, капитан, старый служака — и вдруг такие слона, — обиделся Рейбайрн.
— А вам что, все еще мало? Хотите набраться по самое горло?
— А какой смысл жалеть это добро-то?
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то, что через семьдесят два часа нам опять на передовую, — спокойно пояснил Тсонка.
— Откуда это тебе известно?
— Сандерсон узнал это от Джоунси, а тот от Тиллмана из пункта сбора и отправки донесений. Он клянется, что это точные сведения. А что, разве это не так?
— Не знаю, — пробормотал Дэмон, — может быть, и так.
— А раз так, то какой же смысл оставлять это для каких-то паршивых новичков?
Они быстро шли к станции. Рейбайрн изо всех сил старался идти не качаясь, но его большие непослушные ноги то и дело скользили по мокрым булыжникам мостовой.
— Ох и не везет же мне, черт возьми, — мрачно заметил он. — Проклятая армия! Ну что это за жизнь? Ни за что не дадут тебе согрешить даже самую малость.
— Вы глупейшие болваны, — упрекнул их Дэмон. Он все еще не решил, то ли по-настоящему рассердиться и наказать их, то ли превратить все в шутку. — Неужели вы думали, что сможете спокойно пройти в этой форме мимо пары дотошных полицейских и пробраться к этим кошечкам? А не боитесь вы подхватить что-нибудь от них?
— Э-э, нет, капитан, у меня кое-что есть против этого. — Рейбайрн сунул руку в карман и вытащил из него какой-то маленький, едва видимый в темноте шарик. — Это конский каштан, его дал мне дедушка Клит, — пояснил он.
— Ну и что же, зачем он тебе нужен-то? — поинтересовался Тсонка.
— Э-э, Майк, ты ничего в этом деле не понимаешь. Он противобактерийный… Ну, знаешь, как корень хинного дерева. Видишь на нем пятнышко? Это… — Каштан выскользнул из его пальцев и покатился по булыжникам. Разыскивая его, Рейбайрн опустился на четвереньки. — Видишь, капитан, это он хочет попасть в почву, чтобы вырасти.
— Не дурачься, Реб, пошли, пошли!
— Не могу же я оставить здесь дедушкин талисман.
— К черту талисман, Рейбайрн, пошли!
— Капитан, я ношу его около сердца еще с того боя в Бриньи…
Дэмон проворчал что-то, достал из кармана фонарик и осветил булыжники, похожие на маленькие высохшие буханки хлеба.
— Ну вот он, поднимай и пошли, пошли…
Кафе было такое же, как и то, в котором они недавно сидели, безвкусно раскрашенное, переполненное народом, в клубах табачного дыма. Вокруг маленьких столиков множество солдат, они ноют песни, о чем-то спорят или просто сидят, нахмурив брони и устремив неподвижный взгляд в пространство. Позади стойки-мрачная, непривлекательная, холодная, словно каменная статуя, женщина.
— Здесь есть черный ход, давайте пройдем через него, капитан, — предложил Тсонка.
Французских солдат они нашли в одной из двух задних комнат, те сидели и пили вино прямо из горлышка бутылки. Дэмон узнал их сразу. В американской форме они чувствовали себя совершенно свободно, хотя она и висела на них мешком. Когда французы увидели подходивших к ним Дэмона и уже знакомых им Тсонку и Рейбайрна, в их глазах появился испуг. Они вскочили на ноги и замерли в ожидании.
— Та-ак, — протянул Дэмон и прикрыл ногой дверь, — ну что ж, давайте быстренько меняйтесь обратно.
Взгляд Рейбайрна остановился на бутылке с вином.
— Прямо сию же минуту, капитан? — удивился он.
— Нет, весной, в апреле. Тот из вас, кто потратит на все переодевание больше трех минут, будет наказан властью командира роты. — Он повторил то же самое в свободном переводе для французских солдат, посмотрел на часы и скомандовал: — Начали!
