Для древнейшего эстетического сознания П. мыслилось как неотъемлемое свойство мира, космоса. Для пифагореизма П. есть гармония, внутренне присущая вещам, источник которой усматривался в мистически понимаемых количественных отношениях. По Гераклиту, «прекраснейший строй мира» и «прекраснейшая гармония» являются результатом единства и борьбы противоположностей. Гераклит говорит также об относительности П.: «... Самая прекрасная обезьяна безобразна по сравнению с родом людей» (Платон, «Гиппий Больший», 289А). По Сократу, относительность П. обусловлена тем, что «все хорошо и прекрасно по отношению к тому, для чего оно хорошо приспособлено» (Ксенофонт, Воспоминания о Сократе, III, 8,5). Платон проводит чёткое различие между тем, «что прекрасно» и тем, «что такое прекрасное» (Гиппий Больший, 287 Е), т. е. между сущностью П. и его проявлениями. Сущность П. Платон трактует как вечную, безотносительную, божественную идею, от которой зависит существование всех прекрасных явлений (см. «Пир», 211 А— В). Человек же, «видя здешнюю красоту, вспоминает красоту истинную» («Федр», 249 D).
Отвергая теорию платоновских «идей», Аристотель полагает, что должно быть единым «прекрасное и бытие прекрасного» («Метафизика», VII, 6, 1031 в). В соответствии с этим Аристотель рассматривает П. как объективное свойство самой действительности, как проявление её закономерностей: «... самые главные формы прекрасного, это — порядок <в пространстве>, соразмерность и определенность...» (там же, XIII, 3, 1078а 34); в живой природе П. связано с целесообразностью (см. «О частях животных», 645а).
Объективно-идеалистическое понимание П. развивается в эстетических учениях неоплатонизма и христианства. Согласно Плотину, П. в телах возникает благодаря приобщению к высшей красоте, исходящей от Единого (см. «Эннеады», 1, 6, 1—9). Августин писал, что бог сотворил «прекрасные разнообразные формы, блестящие и приятные цвета» («Исповедь», X, 34). Фома Аквинский, усматривая конечный источник П. в боге, условиями П. считал целостность, или совершенство, должную пропорцию, или созвучие, и ясность (см. «Summa theologiae» 1, qu. 39, art. 8).
Мыслители эпохи Возрождения были убеждены в объективности П., которое определяется Л. Б. Альберты как «... строгая соразмерная гармония всех частей, объединяемых тем, чему они принадлежат...» («Десять книг о зодчестве», т. 1, М., 1935, с. 178). Для Леонардо да Винчи и других теоретиков и практиков искусства Возрождения гармонически и многосторонне развитый человек — высшая мера П.
Классицизм трактовал П. и его оценку рационалистично и нормативно. В эпоху Просвещения эстетика вычленяется в самостоятельную дисциплину (у А. Баумгартена ) именно как «наука о прекрасном». Анализ П. у просветителей связан с их поисками гармонических общественных связей, преодолевающих противоречия современной цивилизации. П. рассматривается как посредствующее звено между разумом и чувствами, отвлечённым долгом и естественными влечениями, как «свобода в явлении» (Ф. Шиллер), как единство правды и идеала в искусстве (Д. Дидро, Г. Э. Лессинг). Дидро, считая, что «... восприятие отношений есть основа прекрасного», различает «реально прекрасное» и «прекрасное, которое мы воспринимаем», или «относительно прекрасное» (см. Избранные произведения, М., 1951, с. 382, 378). Английская сенсуалистическая эстетика 18 в. детально исследовала психологию восприятия и переживания П. (Ф. Хатчесон, Г. Хом, Э. Бёрк). Абсолютизация субъективной стороны П. привела к идеалистическому отрицанию его объективности в эстетических воззрениях Д. Юма и И. Канта. По мнению Канта, «эстетическое свойство» — «то, что в представлении об объекте чисто субъективно...» (Соч., т. 5, М., 1966, с. 188) и «... суждение вкуса не познавательное суждение...» (там же, с. 210). Предмет может считаться прекрасным, если отношение к нему будет незаинтересованным, если он без понятия представляется как объект всеобщего «необходимого удовольствия» и если он воспринимается как обладающий «формой целесообразности» «без представления о цели» (там же, с. 245, 240). Г. Гегель при исследовании П. отвергает кантовское «... ошибочное представление о существовании прочной противоположности между субъективным мышлением и объективными предметами...» (Соч., т. 12, М., 1938, с. 61). Для Гегеля П. объективно как «чувственная видимость идеи» (там же, с. 115). Поскольку же в природе идея проявляется лишь смутно, то и П. в ней несовершенно. Только искусство, по Гегелю, способно осуществить необходимое для истинно П. полное соответствие идеи и образа; П. в искусстве и есть идеал . Ценнейшее достижение гегелевской эстетики — диалектический подход к изучению П. и понимание исторического развития П., хотя и на объективно-идеалистической основе.
Материалистическая эстетика 18—19 вв. доказывала объективность П., рассматривая его как свойства, качества, отношения самой материальной действительности. «Под красотой я понимаю, — писал Э. Бёрк (Великобритания) в книге «Философское исследование происхождения наших идей о возвышенном и прекрасном», — качество или качества тел, благодаря которым они (тела.— Ред. ) вызывают любовь или подобную страсть». Н. Г. Чернышевский выступил против упрощённой трактовки этой объективности у Бёрка, критикуя его за то, что тот принял «прекрасное и возвышенное прямо за качества самих тел, производящих на нас такие впечатления» (Полное собрание соч., т. 2, 1949, с. 136). Согласно Чернышевскому, «прекрасное есть жизнь» и «прекрасно то существо, в котором видим мы жизнь такою, какова должна быть она по нашим понятиям» (там же, с. 10).
В буржуазной эстетике конца 19 — 20 вв. проблема П. рассматривается с идеалистических позиций. Согласно субъективно-идеалистической теории вчувствования (Р. Фишер, Т. Липпс, Верной Ли и др.), П. образуется проецированием на предмет человеческого чувства. По определению Дж. Сантаяны (США) «... красота есть наслаждение, рассматриваемое как качество вещи» («The sense of beauty», N. Y., 1955, p. 51). Для Б. Кроче П. — «адекватность выражения» (см. «Эстетика как наука о выражении и как общая лингвистика», ч. 1, М., 1920, с. 106). В эстетике прагматизма П. трактуется как качество «опыта» в идеалистическом его понимании; Дж. Дьадм (США) сводит П. к «обозначению характерной эмоции» («Art as experience», N. Y., 1934, p. 129). Ряд представителей современной буржуазной эстетики стирает границы между П. и безобразным.
Марксистская эстетика раскрыла закономерную связь между П. и трудовой деятельностью человека, на основе которой вообще возникло его эстетическое отношение к миру. К. Маркс отмечает, что «... человек формирует материю также и по законам красоты», поскольку он в практическом созидании предметного мира утверждает себя в своей общественно-человеческой сущности и, в отличие от животного, «производит универсально... будучи свободен от физической потребности...», «... свободно противостоит своему продукту», умеет производить по мерам любого вида и всюду умеет прилагать к предмету соответствующую меру (см. К. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних произведений, 1956, с. 566). Многообразные явления природы и общественной жизни обладают свойством П. в той мере, в какой они в своей конкретно-чувственной целостности выступают как общественно-человеческая ценность, свидетельствующая об утверждении человека в действительности, предметно воплощающая свободное развитие человека и общества. Поэтому восприятие и переживание П. вызывает бескорыстную любовь, чувство радости и ощущение свободы.
Определенные закономерности (правильность, симметричность, гармония, ритм, пропорциональность, «целесообразность», мера в звуковых и цвето-световых отношениях), характеризующие внешний облик явлений, стали обладать эстетической значимостью, поскольку через познание и использование их человек материально и духовно утверждает себя в мире. Свойством П. обладает сам человеческий труд как свободная, творческая, общественно значимая деятельность, доставляющая наслаждение «... игрой физических и интеллектуальных сил» (Маркс К., см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 23, с. 189), а также её результаты, несущие на себе «отпечаток» большого мастерства и высокой культуры. В продуктах человеческой деятельности П. выступает как проявление и, следовательно, как свидетельство целесообразности и совершенства.
Значение П. для человека и общества носит духовно-практический характер. Восприятие П. бескорыстно, т. е. чуждо вульгарному утилитаризму, но это не есть «незаинтересованность». Напротив, переживание П. потому и бескорыстно, что в нём сливаются личные и общественные интересы, человек ощущает себя лично причастным к общественному значению П. Т. о., эстетическое отношение к П. имеет и этический аспект, соответствующий единству эстетических и нравственных ценностей.
П. в искусстве — его художественная ценность — обусловлено правдивым отражением жизни (красота истины), выражением гуманистических идеалов, а также мастерством, создающим форму, гармонически соответствующую содержанию.
