Не чуя под собой ног, я метнулся к лестнице и в мгновение ока взлетел наверх, проклиная все на свете и дрожа как осиновый лист. «Какого черта вы меня не предупредили?» — накинулся я на своих товарищей. Но они даже не услышали! Повернувшись ко мне спиной, они напряженно вглядывались в чащу леса — оказывается, один из них заметил где-то там огонек, и оба тотчас же напрочь позабыли о моем существовании.
Здешние кабаны были размером с крупных свиней, но кроме внушительных габаритов и веса, у них вдобавок имелись здоровенные клыки и свирепый нрав. Злобные они как черти, особенно когда выкармливают потомство. Один местный лесник приручил кабана и весьма уместно нарек его Мордоворотом, поскольку тот был невероятно агрессивен. У меня были веские причины для опасений. Местные детишки, привыкшие ходить в лес, больше всего боялись не волков, а диких кабанов. Ни один волк не смог бы противостоять такому монстру в честном бою. Если повезет, целая стая может завалить молодую особь. Однажды я видел, как трое волков решили напасть на кабаниху. Так вот — стоило ей развернуться и двинуться в их сторону, как незадачливые охотники поспешно растворились в чаще леса, будто их тут и не было! В темноте я не раз, обмирая от страха, слышал треск сухих веток под мощными копытами, но, к счастью, мне больше ни разу не пришлось встретиться с диким кабаном лицом к лицу.
Примерно через неделю я собрал всю необходимую информацию, и можно было начинать работу с записями. В лесу жили четыре стаи. Эти волки отличались от североамериканских: их семьи были значительно меньше, и они не так много времени проводили вместе — возможно, из-за активных поисков пищи. Две из четырех семей оказались просто парами. Самая большая стая насчитывала пять волков, включая щенков. Я исследовал границы территорий между ними, что было совсем несложно — аммиачный запах их желез в некоторых местах аж глаза ел. Но, судя по всему, они часто покидали свои владения и уходили за русскую границу. Последняя представляла собой линию белых столбов с красными верхушками, всего сантиметров в семьдесят высотой, зимой целиком погребенных под снегом. В таких условиях ничего не стоило заблудиться, и я неоднократно попадал в нелепые ситуации, пытаясь объяснить горячим русским пограничникам с винтовками, кто я такой и что я здесь делаю. Однако вскоре я привык — надо было просто кричать: «Wilk! Wilk! Wilk!», то есть «волк» по-польски, и стараться как можно быстрее извлечь из-под многочисленных слоев одежды документы, выданные мне польскими властями и подтверждающие, что я — мирный исследователь, изучающий волков.
К сожалению, лесники не разрешили мне ставить магнитофонные записи на территории леса. Они не возражали, когда я выл сам, но на звуковое оборудование наложили вето. Поэтому мои ассистенты установили его на ферме Станислава. Волки слышат отдаленные сигналы за пятнадцать километров. Не знаю, подействовала ли наша уловка, но вскоре поблизости раздался одиночный вой волчицы. Я ответил, и она повторила призыв, уже не угрожая, а выясняя, где я нахожусь. Она просила о помощи, и я выказал готовность присоединиться к ней. Так мы перекликались добрых две с половиной недели. Все это время я оставлял ей сообщения, помечая территорию своим запахом и выедая из остатков их добычи то, что подобает есть среднему по рангу члену стаи: мясо и содержимое желудка. Меня не покидало ощущение, что волчица не спускает с меня глаз. Казалось, она следует за мной повсюду. Я то и дело улавливал краешком глаза движение среди деревьев.
Однажды утром я, как обычно, брел по лесу и вдруг чуть не наткнулся на волчицу. Она стояла на тропинке, не дальше чем в шести или семи метрах, и смотрела на меня. Это продолжалось секунд сорок, почти минуту. Слишком долго для зверя, знакомого с охотничьим ружьем. Потом она исчезла. Это было прекрасное животное, на вид в самом расцвете сил, сытое и довольное жизнью. Несомненно, именно ее зов я слышал все это время. А как-то утром, склонившись к реке, чтобы попить воды, я вдруг почувствовал рядом чье-то присутствие. Медленно обернувшись, я вновь увидел свою красавицу, на расстоянии всего нескольких шагов.
К сожалению, я не мог дольше оставаться в Польше, и мне так и не удалось выяснить, смогу ли я подойти к ней еще ближе и стать членом волчьей стаи, как в Айдахо. Но все равно для меня это было важным достижением. Я понял, что, сколько бы зла люди ни причинили волкам, если прийти к ним на их условиях — как много лет назад я впервые приблизился к лисам — и показать им, что ты не представляешь опасности, они непременно ответят тебе доверием.
Настало время для следующего эксперимента с записями. Я обещал Станиславу, что найду способ отвадить волков от его фермы. Теперь, вооруженный новыми знаниями, я мог попробовать выполнить свое обещание.
Мой план был очень прост. Я собирался снабдить фермера обыкновенным магнитофоном с динамиками — точно таким же, как тот, что я использовал сам, когда пытался установить границы территорий между стаями. Все, что требовалось сделать, — это создать у волков иллюзию, что ферма Станислава и прилегающие к ней земли уже захвачены другой, более сильной группировкой. Если записи будут достаточно убедительными, то, согласно моей теории, набеги прекратятся.
Я показал Станиславу, как обращаться с магнитофоном, — благо я привез с собой совсем примитивный аппарат. Глупо было бы тащить в эту глушь мощную стереосистему, способную вызвать землетрясение на Ямайке. Моя же конструкция была недорогой и легкой в обращении — как раз то, что нужно бедной крестьянской семье. Я дал им кассету с записью воя стаи, насчитывающей пять самцов — больше, чем в самом многочисленном из местных волчьих семейств. Это была нешуточная угроза. Они подавали сигнал всем непрошеным гостям, что ферма Станислава — это их угодья и сюда лучше не соваться. Я рассказал ему, в чем состоит различие между звуковыми сигналами у волков. Когда во время охоты стая вступает на новую территорию, они издают сигнал-ориентир, дабы удостовериться, что они при этом не нарушают границы чужих владений. Фермер тут же ответил, что он и сам не раз удивлялся, почему вой иногда звучит так, а иногда иначе. Приятно было работать с человеком, столь чутким к окружающему миру. Он сообщил мне, что перед нападением волки обычно воют высоко, а после — низко. Я объяснил, что низкий вой — это сигнал защиты территории. Совершив убийство на новом месте, волки сообщают окружающим, что теперь они здесь хозяева.
Я сказал, что как только он услышит высокий вой, нужно сразу же включить запись и не выключать, пока и ответ из лесу не прозвучит сигнал отступления. Я не сомневался, что все пройдет именно по этой схеме. Станислав сразу уловил логику моих рассуждений, и ему не терпелось опробовать план в действии. И когда два года спустя я снова приехал в Польшу, чтобы снять документальный фильм о местных волках, он был вне себя от радости. Наш замысел полностью удался, и с тех пор на его ферме воцарились мир и покой.
