– Ну вот, – говорит подстриженный мужчина, церемонно выбрасывая листовки в ближайший мусорный бак, – это было в последний раз. Больше никогда. Я снял с себя всякую ответственность. – Затем он предлагает вместе выпить кофе.

Она делает шаг назад, чтобы посмотреть на кипу рекламных листков среди мусора. Наклонясь над мусорным бачком, щелкает зажигалкой и поджигает груду бумаги. Оранжевое пламя оживает, расползается. Она стоит как пригвожденная к месту.

– Нам лучше уйти, пока тут все не вспыхнуло. – Мужчина берет ее за руку и ведет к маленькому кофейному бару в стороне от главной аллеи. Они глаз не могут отвести друг от друга. Кажется, что каждый ждет, когда другой нанесет удар. Официант приносит им кофе, переводит взгляд с одного на другого, ставит чашки, уходит.

– Вы верите в то, что человек может измениться? – спрашивает она. – По-настоящему измениться?

– Именно это со мной сейчас и происходит.

– Я имею в виду – полностью измениться. Стать другим человеком. Забыть свое прошлое. Начать все заново.

– Должен верить, что это возможно. Она кладет свою ладонь на его запястье:

– Чтобы изменить чью-то жизнь, потребуется соблюдать определенные правила.

– Правила?

– Да, правила. Первое: никакой лжи. Я сказала, что убила человека, а вы улыбнулись. Это значит, что вы мне не верите. Когда я говорю «никакой лжи», значит, помимо прочего, подразумевается запрет на изысканную ложь.

Он выдыхает тонкую струйку сигаретного дыма, щурится.

– Сложно.

– Но игра стоит свеч, если цель – спасение. Второе: никаких наркотиков.

– Похоже, мне придется весьма трудно.

– И мне тоже. Третье: никого, кроме нас.

– Самое суровое правило.

– Четвертое: никаких вымышленных имен, личин, масок, ряженых, камуфляжей…

– Четвертое похоже на несколько правил в одном.

– Но такова цена. И вы знаете награду: я спасаю вас от ваших демонов, вы спасаете меня от моих.

С улицы до них доносится вой сирены пожарной машины.

– Вы действительно верите в то, что возможно стать совсем другим человеком? Скажите правду.

– «Если я говорю языком ангельским, а любви не имею, то я – медь звенящая, – произносит она. – Если я не имею любви, то я ничто».

– Когда я смотрю на вас, смотрю в ваши глаза, вы выглядите чистой и сильной.

– Кто, черт возьми, вас обкромсал?

– Я сам.

Они уходят из бара и направляются к ней. Там они быстро раздеваются. Несмотря на то что время торопит, она просит его подождать, пока принимает душ. Она хочет как следует смыть с лица косметику. Смыть с себя последнюю ложь. Смыть с себя свое прошлое.

Он ошеломлен, увидев ее. Он едва может поверить тому, что скрывалось под гримом. Она роняет полотенце и предстает перед ним совершенно преображенной. Ее прежний облик отброшен, как прорезиненный костюм, в угол комнаты. Она усаживает его на кровать, наклоняется над ним, раздевает его, заставляет лечь, забирается рядом и усаживается сверху. Он взрывается в ней почти сразу. Он не может владеть собой. Но это не имеет значения, потому что через минуту он снова готов.

Они похожи на девственников, но страха не чувствуют. Торопливые, неуклюжие, но ласковые, как будто у них это действительно в первый раз. Когда она достигает оргазма, у нее вырывается: «Мэтью». Когда он взрывается в ней второй раз, он шепчет ее имя.

Позже она просит его встать перед зеркалом и взять ее сзади, так чтобы ей было видно его лицо, ставшее теперь ангельским, по-настоящему ангельским, без каких бы то ни было следов фиолетового дождя и серебряной грозы. Он выполняет ее просьбу, хотя иногда, когда он размеренно движется в ней сзади, она отводит взгляд от его лица и в эти умопомрачительные минуты любви смотрит на собственное отражение.

Бет наскучило играть гаммы, и она спросила Рейчел:

– Почему взрослые все время ссорятся?

– Вовсе они не ссорятся, – ответила Рейчел и подумала, откуда пошло это обыкновение обманывать детей.

– Нет, ссорятся. Мама и пала ссорятся. Папа и Мэтт. Крисси и мама. Ты и Мэтт. Все!

Рейчел вздохнула. Она посмотрела на клавиатуру пианино и подумала, не стоит ли объяснить все через аккорды и гармонические созвучия, но с негодованием отбросила это намерение.

– Разве вы с Джесси никогда не ссоритесь?

– Ссоримся. Но сразу забываем. А взрослые всю жизнь помнят.

– Послушай, Бет, что сказал мне как-то один мудрый человек. Он был грубым старым хиппи, еще в те дни, когда я жила в палатке. Все примерно так. Представь себе клубок ниток. Ты держишь его, а потом передаешь всем тем людям, которых я называю. Вот есть вы с Джесси. Вы можете хорошо ладить, а можете в один прекрасный день поссориться. Таковы человеческие отношения, мы еще называем их связями. Кроме того, у тебя возникает множество других отношений со всеми людьми, которые живут в этом доме, так что передавай клубок мне, маме, папе, Крисси и Мэтту. В доме еще целых шесть человек, то есть шесть связей, которые необходимо поддерживать со всеми одновременно. Затем не следует упускать из виду еще и мои отношения со всеми этими людьми. То есть еще шесть или пять, если не считать мои отношения с тобой: они уже сосчитаны. Одним словом, если сосчитать все существующие связи, то окажется, что в группе из семи человек их всего двадцать одна.

У Бет явно шла кругом голова, но ей было интересно.

– Дело в том, что любые отношения могут испортиться или запутаться в любую минуту. Это особенно касается новичков. Затем надо сосчитать твоих родителей как пару. Как пара они тоже связаны с другими людьми. Значит, прибавляются еще отношения как с отдельными лицами, так и с другими парами. И когда ты все это сложишь, даже в группе всего лишь из семи человек получится много-много связей, которые наматываются и наматываются на твой клубок ниток. Когда все идет хорошо, ты их просто не замечаешь. Но когда возникают сложности, ты тратишь большую часть своего времени на то, чтобы распутать узлы в своем клубке.

Верхняя губа Бет слегка подергивалась.

Рейчел пожалела, что отказалась от идеи с пианино. Тот грубый старый хиппи в палатке курил слишком много марихуаны, и теперь, глядя на Бет, она понимала, что допустила промах, пытаясь объяснить маленькой обеспокоенной девочке самую простую вещь.

– Ладно, – сказала Рейчел, – пойдем играть в бадминтон.

– Переводить небесный язык, пользуясь формами земного языка, бесполезно, – заметила наставница Джесси, когда ближе к вечеру того же дня они усаживались перед зеркалом в спальне девочек, – и не имеет смысла называть эти типы облаков грозовыми тучами. На самом деле они символизируют разлом между мирами; ты это увидишь позднее. Тебе действительно необходимо знать только одно: они порождают молнию – то слово небесного языка, которое вызывает к жизни существа в зеркале.

Джесси не понимала ничего из услышанного. Зато она понимала, что разум ее наставницы совсем соскочил с катушек. Она постоянно забывала о присутствии Джесси. Иногда даже создавалось впечатление, что она говорит сама с собой.

– Я часто вижу моего возлюбленного в зеркале позади меня, но не всегда, хотя и знаю, что он все время там, на своем месте, за моей спиной, занимается со мною любовью. Но иногда я вижу других, и именно в них, в их лицах, в их будущем и в их прошлом постигаю, какой я могла быть… А ты, Джесс, тоже должна научиться их видеть. Уточняю: ты должна позволить себе их увидеть, потому что даже сейчас они там, и, если бы у нас было время, мы бы выбрали для тебя будущее. Но времени мало. Оно расширяется, сокращается, изгибается.

Джесси и ее наставница теперь редко могли оставаться наедине. Однако Джеймс уговорил Сабину прокатиться в город, и Бет очень хотелось поехать с ними. Чтобы остаться дома, Джесси пришлось разыграть симптомы начинающейся истерики. У нее бывали и настоящие приступы, и мнимые – на сей раз приступ был мнимым. Потом Бет вдруг передумала и потребовала, чтобы ее тоже оставили. Сабина попыталась уговорить ее, но тщетно, затем метнула вызывающий взгляд в сторону Крисси и Мэтта, дремавших около бассейна, а другой злобный взгляд послала на прощание Рейчел, катившей из гаража велосипед, и наконец, все еще протестуя, села в машину вместе с Джеймсом.

– Я должна тебе об этом сказать, Джесси, потому что ты находишься сейчас на одном из переломных рубежей. Первый такой рубеж достигается в возрасте семи лет, когда начинает формироваться характер. Поскольку душа переселяется примерно каждые семь лет, следующий рубеж приходится где-то на четырнадцать лет; хотя ты и сейчас готова к началу кровотечений, тебе потребуется еще годик, чтобы понять, что это значит; но потом ты сформируешься и станешь женщиной – вот почему понятие о «брачном возрасте» оказывается таким несправедливым. Следующий рубеж – твой двадцать первый день рождения, который раньше означал, что ты получишь ключ от двери, но теперь, боюсь, принесет тебе лишь новый университетский жаргон и убеждение, что твои родители идиоты. В любом случае существует правило: семь плюс семь плюс семь; и каждый раз ты сможешь принять решение и стать новым человеком… Именно в этом – главная беда твоего отца: в прошлом году, когда ему исполнилось сорок два года, он не сумел использовать такую возможность – изменить себя. Тогда ему следовало принять решение, но теперь, вероятно, уже слишком поздно; но для твоей матери, может быть, еще не поздно. Джесси, я говорю все это не для того, чтобы тебя расстроить; просто спешу как можно короче объяснить, что здесь происходит; вот мне и понадобилось упомянуть про твои периоды и кровотечения, которые свидетельствуют лишь о прорастании твоей новой души. Кстати, я обещала тебе рассказать, как это случилось со мной?… Это случилось в кукурузе, Джесси, совсем недалеко отсюда, в другой части Дордони, где мы обычно проводили каникулы, когда я была в твоем возрасте. Мы ездили туда каждый год в течение трех лет – мама, папа, я и кузина Мелани, – и временами нам было так хорошо, что, казалось, эти дни никогда не кончатся… Мы часто убегали в кукурузу и играли среди стеблей, потому что там был свет, изумрудно-золотистый свет. Мы устраивали в кукурузе логова – потайные места, где можно было ото всех спрятаться и даже потеряться, и все это было так прекрасно и немного жутко. Потом однажды я увидела, как папа и Мелани играют в кукурузе. Они играли в ангелов, как мы называли эту игру, хотя даже своим детским умом я должна была бы понять, что это не просто игра, а нечто большее, потому что я ужасно ревновала Мелани. Я чувствовала, что она отбирает у нас папу – у мамы и у меня. Я знала, ему больше нравилось быть с ней, чем с нами. Как-то я увидела, что он целует и обнимает ее так, как никогда не целовал и не обнимал нас. Видеть это, Джесси, – настоящая мука. Ты же знаешь, как сильно дочь любит отца. Что бы ты чувствовала, если бы кто-то отнимал у тебя отца?

1 ... 48 49 50 51 52 53 54 55 56 ... 60

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Скоро будет буря - Грэм Джойс бесплатно.

Похожие на Скоро будет буря - Грэм Джойс книги

Королева Камилла - Сью Таунсенд - Современная проза
Запретное чтение - Ребекка Маккаи - Современная проза
Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
Исповедь моего сердца - Джойс Оутс - Современная проза
Стоунер - Джон Уильямс - Современная проза
Наш человек в Гаване - Грэм Грин - Современная проза
Библиотека литературы США - Кэтрин Энн Портер - Современная проза
Как все было - Джулиан Барнс - Современная проза
Имя мое — память - Энн Брашерс - Современная проза
Путеводитель по стране сионских мудрецов - Игорь Губерман - Современная проза

Оставить комментарий