— Поразительное открытие, — подыграл ей он. — Если это правда, ты точно прославишься.
Она кивнула, но он видел, что она не слушает. В ночи провыла сирена. Где-то упала крышка с мусорного бака и катилась, дребезжа, невероятно долго, пока не рухнула, изобразив гром литавр. Больше пяти утра — скоро взойдет солнце. Усталость наваливалась, глуша какие бы то ни было мысли. Эдвард встал, выключил свет и опять улегся.
Маргарет лежала отвернувшись. Ее конский хвост щекотал ему щеку. Он распутал резинку, натянул между двумя пальцами и запустил в темноту.
— Тебе здесь нельзя оставаться, — шепотом сказала она.
— Почему это? — спросил он, поглаживая ее волосы.
— Утром ко мне придут.
— Кто это к тебе придет?
— Ты не знаешь.
Она повозилась, устраиваясь под одеялом.
— Ну и пусть себе, — сказал он.
Молчание. Он чувствовал, что засыпает.
— Только пару часов, — попросил он. — А потом я уйду. Обещаю.
Она молча завела будильник.
21
— Эдвард, что происходит?
Он, даже не садясь, перевернулся на спину и придвинул телефон к себе. Маргарет, как и обещала, выставила его на рассвете. После долгих и безуспешных поисков такси на пустынной, усеянной мусором Флэтбуш-авеню он сдался и поехал домой на метро. Он успел урвать полчаса на сон, восхитительные, окутанные облаками, радужные полчаса, а потом зазвонил телефон.
— Эдвард, — с легким нетерпением повторила герцогиня, — вы меня слышите?
— Слышу.
— Какой у вас странный голос. Что-то случилось?
Прежде чем ответить, он взвесил обе стороны вопроса, принимая во внимание всю сложность сложившихся обстоятельств.
— Все в порядке.
— Вы оставили сообщение. — Она была настроена властно и говорила стальным голосом. — Что случилось? У вас появился новый след?
Он еще не до конца проснулся, и она имела над ним преимущество.
— Бланш, кодекс у меня, — откашлявшись, сказал он. — У нас. Мы нашли его прошлой ночью.
— О, слава Богу!
Трубку на том конце положили на что-то твердое. Он услышал театральный вздох облегчения, а следом истерический смех, сильно напоминающий рыдания. Эдвард сел. Через полминуты герцогиня опять взяла трубку.
— Слава Богу. Я уж думала, мы никогда его не найдем. — Теперь она щебетала так, точно он сообщил ей, что нашел потерянную контактную линзу. — Хотя от меня немного было помощи, правда? Вы сейчас где?
— У себя дома. — Он снова лег. — Вы же мне звоните сюда.
— Да, конечно. Я просто теряю голову. Ваша девушка с вами?
— Кто-кто?
— Кто-кто, — передразнила она с не слишком приятным смехом. — Маргарет, кто же еще. Она с вами?
— Она не… — Хотя ладно. — Нет, я здесь один.
— И что вы собираетесь делать?
— Не знаю пока. — Это вопреки его намерению прозвучало немного жалобно, но он правда не знал. Вчера произошло столько всего, что он не успел подумать как следует. — Скажите сами, что мне делать. Я должен прилететь в Англию?
Она, видимо, прикинула что-то в уме и сказала:
— Да… почему бы и нет.
— Разве вы этого не хотите? — Он двигался ощупью в темноте.
— Ну конечно, хочу, — ободряюще сказала она. — Как скоро вы сможете это сделать?
— У меня уже заказан билет. Через пару дней. «Эсслин и Харт» оплачивают дорогу. Давайте прервемся на минутку, я узнаю номер рейса.
— Через пару дней? Нет. Мне нужно быстрее.
— Хорошо, я попробую пораньше.
— Не трудитесь. Я позабочусь об этом.
Игривые девичьи интонации вновь сменились командными — интонациями человека, привыкшего с помощью денег сжимать время и пространство так, как удобно ему. Легко было представить, как она гоняет туда-сюда легионы горничных.
— Ждите моего звонка и ни с кем больше не разговаривайте. Это возможно? — спросила она и повесила трубку, не дожидаясь ответа.
— Есть, сэр, — сказал он в гудящий телефон, отключил звонок и снова улегся спать.
Кто-то дубасил в дверь.
— Иду, иду! — крикнул он, смакуя последние секунды сна, полежал еще немного и встал.
Он плеснул на лицо холодной водой, накинул белый махровый халат. В глаза точно насыпали сухого цемента. Автоответчик показывая пять сообщений. Он не сразу вспомнил, что было ночью, но потом все нахлынуло на него сразу. Думать было некогда. Он посмотрел в глазок.
Перед ним возникло длинное, веснушчатое, пылающее от волнения лицо Лоры Краулик, и он открыл дверь.
— Эдвард! — Она положила руки ему на плечи и продолжительно, звучно поцеловала в губы. — Ты нашел его!
Он отшатнулся, и она ворвалась в квартиру.
— Герцогиня мне позвонила. — Лора снова обняла его, как после долгой разлуки. — Я знала — ты тот, кто нам нужен! — бормотала она в его махровое плечо. — Всегда знала.
— Знали?
— Я на минуту, — отстранилась она. — У нас еще много дел.
Лора совершенно преобразилась и вместо высокомерия излучала маниакальное дружелюбие. Ее строгие черты не годились для таких восторгов. Она поставила на кухонный стол сумку из буйволовой кожи.
— Сейчас оденусь, — сказал Эдвард. Он взял пару чистых вещей и снова ретировался в ванную, прикрываясь ими, как щитом. Когда он вышел в майке и джинсах, чувствуя себя более-менее человеком, она уже поставила кофе. Он облокотился на кухонную стойку, не очень хорошо соображая от недосыпания.
— Так чем я могу вам помочь?
Она достала из сумки кремовый конверт и протянула ему.
— Билет на самолет.
Он посмотрел. Рейс на Лондон, в один конец, бизнес-классом. Вот что, наверно, имела в виду герцогиня, говоря, что обо всем позаботится.
— Господи, да он отправляется через пять часов.
— Это первый рейс, на который мы сумели вас устроить.
— Послушайте, вам не обязательно это делать, — терпеливо объяснил он. — Фирма уже оплатила мне дорожные расходы. Я вылетаю во вторник.
— Дело не терпит до вторника, — отрезала Лора. — Оно вообще ни минуты не терпит. Все начинается с этого момента, Эдвард. Если вы не можете, мы пошлем кого-то еще.
— Почему же, могу, — задетый, ответил он.
— Вот и чудесно. Лимузин заедет за вами в полдень и отвезет в аэропорт. В Хитроу тоже будет ждать машина.
Она вручила ему другой конверт, значительно толще первого.
— Тысяча долларов и тысяча фунтов. На расходы.
Эдвард не стал его вскрывать — не идиот же он. И так ясно, что упомянутая сумма лежит там. С деньгами в одной руке и билетом в другой он смотрел на раскрасневшуюся Лору. Разреженный отравляющий газ счастья наполнял его легкие и насыщал кровь. Наконец-то. Стоит переступить через порог, и он окажется в мире герцогини. Он деловым жестом отложил оба конверта, опасаясь сотворить какую-нибудь глупость: посмотреть их на свет или понюхать.
Сев за стол, он поскорей ухватил знакомый предмет — сувенирную кружку с горячим кофе. Он держался за нее обеими руками, как за единственную точку опоры в давшей опасный крен вселенной. Последние сутки, которые, словно массив непрочитанной электронной почты, никак не укладывались у него в голове, теперь обрушились на него разом. Деньги что, это чепуха. Их, конечно, куда больше, чем требуется, но для Уэнтов это все равно что состриженный ноготь. Главное — легкость, с которой они раздаются, легкость, намекающая на баснословные суммы, которые за этим стоят. Ему вспомнилась их единственная личная встреча с герцогиней, ее темные кудри под шляпой, бледное, поднятое к нему лицо, ранящий в самое сердце большой рот. Она ждет его — ждет с нетерпением.
Он смотрел в кружку и слышал, как стучит его пульс. События происходили слишком быстро, они улетали от него, размытые по краям. Надо бы сделать гигантский шаг назад и оценить ситуацию в перспективе. Нужен какой-то план. Он встретится с герцогиней в Уэймарше, на официальной основе. Отдаст ей кодекс — или лучше оставить его в Лондоне, в каком-нибудь сейфе, и явиться к ней с пустыми руками? Какой вариант для него выгоднее? Надо будет обсудить условия, вознаграждение, место, которое он займет. Хорошо бы посмотреть кое-какие документы, поговорить с адвокатом.
Потом, если все пройдет хорошо, назад в Лондон, чтобы приступить к работе у «Эсслина и Харта». А дальше? Он покривился. Слишком много переменных и мало постоянных. Это не его стихия. Ник был прав: герцогиня не давала ему никаких обещаний, которых не могла бы нарушить. Разумнее всего положиться на инстинкт. Он потратил немало трудов и денег, чтобы развить у себя первоклассные, супермощные инстинкты, и теперь они приказывают ему остановиться, пока не поздно. Даже Маргарет и та знает, что необратимых действий лучше не совершать.
Но что-то, несмотря на все эти рассуждения, все же влекло его вперед — то, чего он не сумел бы назвать или описать, нечто космическое, лежащее далеко за пределами знакомого созвездия желаний — голода, страсти, алчности, честолюбия. Брось свою карьеру, говорило ему это нечто, и он подчинялся. Он никогда не простил бы себе, если бы пошел сейчас на попятный. Он представлял себе, как ранним утром пьет кофе в одной из спален Уэймарша среди глубокой деревенской тишины. Прохладный каменный пол. Кровать, похожая на мраморную гробницу, живописно раскиданные льняные простыни, белый свет, льющийся в высокие окна, зеленые аллеи, уходящие в холмистую даль.
