Красной площади? Конечно, я спрашивал себя, что же будет с нами, прежде всего с Викторией Петровной, что ее ждет, как она будет жить дальше?
Официально своим преемником Леонид Ильич никого не называл. Он, как я уже говорил, не собирался умирать. Но если он и думал о преемнике, то это был именно Андропов. Многие из нас уже тогда понимали: если с Леонидом Ильичом что-нибудь случится, к власти придет именно этот человек. Суслов лишь номинально являлся вторым лицом партии. Он не мог быть Генеральным секретарем ЦК КПСС, Леонид Ильич — другие товарищи в Политбюро — никогда бы этого не допустили. И не случайно, конечно, что, когда Суслов скончался, главным идеологом партии стал именно Андропов. Это было мудрое решение. Да и по тому «раскладу», который сложился в Политбюро после смерти Леонида Ильича, предпочтение было бы отдано либо Андропову, либо Устинову. А Черненко на пост Генерального секретаря ЦК КПСС тогда просто не претендовал. Это был человек невысокого полета, безусловно работоспособный, но очень больной, хотя это, как говорится, не его беда, — тем не менее он никогда бы не смог подняться до реального осмысления тех сложнейших процессов, которые происходят в партии, в народе и за рубежом. Константин Устинович стал Генеральным после ухода из жизни Андропова лишь в силу политической «раскладки». Ни Романов, ни Алиев, ни тем более Гришин не могли конкурировать с авторитетом и коэффициентом полезного действия Юрия Владимировича. Романов мог бы, наверное, претендовать на вторые роли в партии — это ведь не только идеология, это еще и кадровые вопросы, административные, вопросы партийного строительства и т. д. Только Политбюро решало, кому и чем заниматься. Лигачев, скажем, был вторым, а занимался сельским хозяйством. Если же говорить об Андропове, то Леонид Ильич абсолютно ему доверял, может быть, даже чуть больше, чем другим членам Политбюро, хотя Дмитрий Федорович Устинов и Андрей Андреевич Громыко тоже пользовались у него искренней симпатией. Со своей стороны Юрий Владимирович платил Леониду Ильичу тем же и ничего от него не скрывал, держал его в курсе — я его знаю — по всем наиболее важным позициям.
После похорон, 15 ноября утром я буквально на несколько минут зашел к Юрию Владимировичу в кабинет, чтобы от имени Виктории Петровны, Галины Леонидовны и всех родственников покойного Леонида Ильича поблагодарить его за внимание и поддержку, проявленные к нам в эти дни. Юрий Владимирович был очень усталый, он сидел за столом в рубашке и галстуке, у него в этот день были многочисленные встречи с руководителями государств и партий, прибывшими на похороны. Я высказал ему слова благодарности, и тут Юрий Владимирович, даже не обращаясь ко мне, а просто как бы рассуждая сам с собой, сказал: «Да, Виктория Петровна — очень мужественный человек. Юра, пока я жив, никто вашу семью не тронет…» Он сдержал свое слово. Став Генеральным секретарем, Юрий Владимирович постоянно оказывал Виктории Петровне знаки внимания: если ей было нужно, ей выделялся специальный самолет, чтобы она имела возможность побывать в Карловых Варах и хоть чуть-чуть поправить здоровье. Константин Устинович тоже относился к вдове Генерального секретаря ЦК КПСС с должным уважением. А потом пришли другие времена…
* * *
После похорон мы приехали на одну из небольших подмосковных дач, где были организованы поминки. Собрались родственники, по-моему, чуть больше двадцати человек. От партии и государства присутствовал один Капитонов. Больше никого не было. Виктория Петровна не хотела, чтобы поминальный обед проходил шумно и помпезно, с бесчисленными речами, — мы с Галиной Леонидовной были за столом недолго, чуть больше часа, потом уехали и увезли с собой Викторию Петровну. Где-то через час разъехались и другие гости. Вот так похоронили Леонида Ильича Брежнева…
В день рождения и в день смерти Леонида Ильича мы каждый год всей семьей приезжали на Красную площадь и возлагали на могилу цветы. С годами Виктория Петровна чувствовала себя все хуже и хуже, даже от ГУМа до могилы ей было очень трудно дойти. Где-то в 1987 году Виктория Петровна совсем ослепла. В этот момент, как мне писала Галина Леонидовна, ее в двадцать четыре часа выгнали с дачи, на которой она жила последние тридцать лет, и она переехала в Москву. Потрясенная несправедливостью и клеветой, обрушившейся на Леонида Ильича, она уже плохо понимала, что происходит вокруг нее, а с учетом той страшной болезни, которая у нее давно прогрессировала, ничего кроме слез все эти статьи у нее не вызывали. Не знаю, как ее выгоняли с дачи, я уже был в колонии, знаю только, что три комнаты в московской квартире она отдала племянникам, чтобы рядом с ней кто-то находился, хотя бы для того чтобы сходить в магазин.
Я думаю, что пройдет время и история, конечно, еще скажет свое объективное слово. Очень может быть, что мы еще многое пересмотрим из того, что движет нами сейчас, еще не раз оглянемся в прошлое, чтобы спросить себя, как все-таки мы прожили те годы, все ли было «в застое», как нам сегодня об этом говорят. Время воздаст справедливость.
Вспомним мы и Леонида Ильича Брежнева. Количество статей о Леониде Ильиче в последнее время не уменьшилось, наоборот, их стало больше. Пусть робко, но зато сейчас все чаще и чаще высказываются уже не такие однозначно-отрицательные оценки, как это было в первые годы перестройки. Тем не менее голос людей, которые действительно знали Леонида Ильича и в силу служебной необходимости видели, как он работает, все еще звучит очень осторожно. Правда пробивается по капле. Ведь кто в основном пишет о Леониде Ильиче? Только журналисты. Это они у нас знают все на свете, все абсолютно. Есть публикации, которые — сразу скажу — вызывают лишь чувство отвращения. С ними я спорить не буду. О них нельзя говорить всерьез. В других статьях есть, наверное, какие-то крупицы правды, но они, эти крупицы, все равно густо смешаны с разного рода догадками, слухами или просто сплетнями, часто выходящими за границы здравого смысла. Ну о чем, скажем, говорить, если даже такой человек, как Борис Ельцин «вспоминает» в своей книге «Исповедь на заданную тему», что Брежнев был не в состоянии сам наложить резолюции на разного рода служебные бумаги? И это пишет Ельцин — кто же, как не он должен отвечать за свои слова! А таких бумаг, естественно, великое множество, они наверняка сохранились в архивах, их можно посмотреть. Кто же работал за Брежнева, если не сам Брежнев? С другой стороны, нынче
