– Мы долго думали и совещались. Имя наемника это то, что он заслужил, то, что дала ему судьба… Сегодня, здесь, на этой поляне, родятся совсем новые люди, которые начнут свою жизнь с чистого листа. Отныне, вы будете носить новые имена… - Штырь посмотрел на братьев. – Теперь вы – наемники «Чук» и «Гек», – братья улыбнулись, ожидая чего-то подобного, ведь так их уже называли в группе ни раз. – Катя, теперь ты – «Рыжая»… - девушка улыбнулась, закатив глаза. Надо же, как оригинально… - Сашка… - Штырь прищурился, и в груди парня сердце застучало с утроенной силой. – Тебя теперь будут звать Домовым… Данные мной имена это отражение ваших душ. Если вы считаете иначе, назовитесь сейчас иначе… - подростки переглянулись, отрицательно покачали головами. – Что ж, тогда так оно и будет…
Той же ночью Рыжая и Домовой уединились в дальнем коровнике, чтобы наконец-то совершить то, о чем они так давно мечтали. Трепетно, дыша, Сашка дрожащими руками коснулся майки подруги. Рыжая облизнула внезапно пересохшие губы. Тело ее дрожало в предвкушении, дыхание было частым и горячим. Ее руки коснулись шеи парня, губы приоткрылись, в ожидании поцелуя. Майка, шурша, взметнулась вверх, обнажила хозяйку. Худое, бледное девичье тело прижалось к мужскому, губы впились в губы. В коровнике было темно и лишь бледная струйка серебряного лунного света освещала брошенную поверх соломы куртку.
- Домовой, - горячо прошептала Рыжая, оторвавшись от губ Сашки.
- Рыжая, - улыбнулся Сашка, привыкая к новому имени…
Выстрел, донесшийся откуда-то со стороны лагеря наемников, заставил их вздрогнуть, оторваться друг от друга. Раскат грома еще не затих, а уже раздался второй, третий, а следом за ними донесся женский крик. Кричала Галка…
К моменту, когда Домовой и Рыжая добежали до места, все уже было кончено. Три-четыре десятка незнакомых людей в черном, крича, и улюлюкая, стреляя в воздух, грабили лагерь. Домовой насчитал с десяток мертвых «черных», валяющихся тут и там, видимо, им удалось застать наемников врасплох, но те, все же, смогли дать отпор. Черных было слишком много и потому солдатам удачи удалось продержаться совсем не долго. Налетчики быстро расправились с новой семьей Сашки и теперь, гогоча, собирали оружие и припасы, складывая их в грузовик.
- Саша, кто это? – испуганно прижалась Катька к его плечу.
Они укрылись за обломком забора в десятке метров от полыхающей техники наемников, наблюдая за разграблением.
- Я не знаю, - шепотом ответил Сашка и замер.
В круг света вышел высокий мужчина. Движения, поза и надменный взгляд выдавали в нем главаря. Домовой впился взглядом в его лицо, пытаясь запомнить урода, убившего его друзей... Парень сжал кулаки, скрежетнул зубами, ощутил, как Катька чуть не взвизгнула, сильнее впиваясь пальцами в его плечо, когда рядом с главарем появился… Игорь. Парнишка расхаживал среди трупов, заглядывая им в лица и что-то при этом рассказывал главарю налетевших на лагерь бандитов. Теперь-то стало ясно, как этим гадам удалось обойти все ловушки и сигнальные растяжки, застать наемников врасплох и так быстро отыскать все тайники… Бывший друг осмотрел трупы лежащих наемников, затем перевел взгляд на лица избитых и связанных людей, которых поставили на колени перед большим костром… То, что произошло дальше, Сашка запомнил на всю жизнь. Это событие отпечаталось в его памяти словно древняя восковая печать на письме.
Они просидели под завалом из плит до утра. Бандиты уехали уже давно, но никто из ребят не рискнул покинуть своего укрытия. Лишь когда солнце поднялось над горизонтом, Домовой рискнул выбраться и осмотреться. Лагерь был разбит, разграблен и сожжен. Тут и там лежали тела убитых. Сашка приведением ходил между остовами палаток, обожженных тел, не веря собственным глазам. Мир снова перевернулся, оставляя на душе гадкое, мерзкое ощущение пустоты.
Хоронил тела он один, запретив Катюхе даже близко подходить к месту бойни, опасаясь за ее душевное состояние. Копая тугую, перемешанную с корнями землю, он думал о своем. Как теперь быть, что делать, как жить?.. С каждым новым метром выкопанной братской могилы, он становился все более хмурым и суровым. Когда все тела, заботливо уложенные рядом друг с другом, в голове уже сложился четкий план дальнейших действий, а когда на месте ямы сформировался холмик, и в изголовье появился крест, он принялся его реализовывать...
* * *
Темно. Холодно. Страшно. Домовой опять связан. Опять кошмар. Снова к нему тянутся руки мертвяка, а он не может ничего сделать… Снова тяжелое, болезненное пробуждение. Наемник вздрогнул, приходя в себя, успокаивая дыхание.
- Вставай, с-с-с-сука, - донеслось откуда-то слева и, тут же, чей-то ботинок врезался ему под ребра.
Дыхание опять сбилось, отрезвляя сознание. Он лежит на холодном сыром, бетонном полу. Рука, покусанная волком, гудит адской болью. Он раздет. По спине бежит холодный ручеек сквозняка, а сверху кто-то матерится, нанося удары ногами наугад.
Домовой инстинктивно поджал ноги к груди, закрыл локтем голову. Удар, второй по ребрам, пинок в ухо. Наемник взрыкнул, высвободил из под тела свободную руку, схватил избивающего за штанину, дернул на себя. Мат усилился, рядом упало чье-то грузное тело, которое истошно завизжав, принялось отползать. Сашка попытался вскочить на ноги, чтобы накинуться на обидчика, втоптать урода в бетон, сломать все кости, но собственное тело отказывалось его слушаться. Мышцы, задеревеневшие, тугие, не хотели работать и вместо задуманного, все, что смог сделать наемник, это лишь снова вяло дернуть жертву за штанину. Раздался топот и в небольшую камеру вбежало еще несколько человек. Сверху посыпались новые яростные удары, увернуться или закрыться от которых было просто не возможно. В почку, под солнечное сплетенье, в ухо, в нос, куда-то в область паха, по ногам… Домовой завыл от боли, но новый удар, прилетевший в нос, вновь выбил дух и он опять потерял сознание.
Второй раз пришел в себя он все в той же камере. Тело болело, словно его перекрутили и отжали, как мокрую тряпку. Хрипя, сплюнув выбитый зуб вместе со сгустком крови, он даже не смог подняться. Картинка перед глазами плыла. Тошнило. Внезапно наемника вырвало вонючей желчью. Сил не хватило даже выбраться из рвотной лужи. Сашка, тяжело дыша, подтянул руки к груди, поджал ногу. Вторая почему-то не слушалась. Нужно было сэкономить тепло. Одежды на нем нет, в камере темно, сыро и холодно. Легкие жгло и царапало, но кашлять было нельзя, иначе избитое тело тут же отзовется на это адской болью. Терпеть! Дышать поверхностно, лишь слегка расширяя и сокращая
