— Да ладно тебе, Жорик, — улыбнулся Вредлинский, — любишь ты раздаривать титулы… Вот если нас с тобой вспомянут в каком-нибудь киноиздании за 2050 год
— значит, мы были по меньшей мере заметными ребятами. Ну, а если в какой-нибудь энциклопедии за 2200 год про нас будут небольшие заметочки на буквы «В» и «К» — тогда считай, что мы были гениальны.
— Да, двести лет — это приличная выдержка! — хмыкнул Крикуха. — «Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе…»
— Знаешь, — Эмиль Владиславович посерьезнел, — я вообще-то сильно сомневаюсь в том, что через двести лет в России, да и во всем мире, наступит некая прекрасная пора.
— Странно… Ты утратил веру в прогресс? Давно ли?
— Сложно сказать, но где-то в последние годы. Тут, если помнишь, перед встречей 2000 года в газетах было много публикаций ретроспективного плана, когда вспоминали о том, что писала пресса в последний год XIX столетия. Какие радужные надежды возлагались на этот, истекающий сейчас XX век! Особенно на технический прогресс…
«Нам электричество сделать все сумеет! Нам электричество мрак и тьму развеет! Нам электричество заменит всякий труд; Нажал на кнопку — чик-чирик! — и тут как тут!» — сипато пропел Крикуха припев из песенки, которая была популярна в дни их с Вредлинским студенческой молодости.
— Вот-вот! — покивал Вредлинский. — Никто и не подозревал, что будут две мировые войны, концлагеря, голодоморы, атомные взрывы, загрязнение окружающей среды, СПИД, наркомания, терроризм… Сейчас тоже — юные головы прямо-таки опьянены сознанием того, что будут жить в XXI веке, и ждут от него каких-то чудес, хотя потом многим из них до ужаса захочется переселиться в XIX или хотя бы в XX век!
— Прошлое кажется безопаснее настоящего и будущего, — согласился Георгий Петрович. — Тут ты прав. Боюсь, что ежели и впрямь изобретут машину времени, то народ толпами попрет куда-нибудь во времена фараонов, лишь бы только не жить в своем веке…
— «Хорошо там, где нас нет» — это великая фраза! — Эмиль Владиславович осушил бокал пива. — Где нет людей — там и хорошо!
— И тут ты прав! — Крикуха тоже допил пиво. — В сущности, человечество развивалось только потому, что ему было плохо. Было тепло, хорошо, жратва под ногами валялась — а люди были обезьянами. Потом началось великое оледенение, стало хреново — пришлось для выживания становиться людьми. Огонь добывать, сдирать шкуры с братьев-млекопитающих, выгонять из пещер медведей и саблезубых тигров. Они вымерли, а мы нет. Ну и в течение всей дальнейшей истории было примерно то же самое. Развивали технику, драли с других столько шкур, сколько совесть позволяла, выгоняли друг друга с обжитых территорий, и в результате одни выживали, а другие вымирали. И так продолжается до сих пор.
— То-то и оно, — мрачно заметил Вредлинский, — боюсь, что теперь наша очередь вымирать настала. Россия почти на миллион человек в год сокращается. При том, что большая часть родившихся — мусульмане. Так что наши внуки, Жора, будут, возможно, в исламской стране жить.
— Значит, на то была воля божья! — фаталистически заметил Крикуха. — Хотя у меня лично внуков нет и не будет. А у тебя, я слышал, дочка вообще в Канаду собралась — стало быть, и внуки там проживать будут. Вадим-то не прикинул еще, куда перебираться будет?
— Нет, ему пока и здесь неплохо, — буркнул Вредлинский.
— А нам плохо? — прищурился Крикуха. — Живем, кряхтим, болячками маемся, но все-таки живы и даже, с позволения сказать, при деле. Чего нам сейчас думать насчет внуков? Сами себе жизнь устроят как-нибудь. Ну, будут они там Ибрагимами и Ахмедами или вообще китайцами какими-нибудь — значит, захотели этого. Тем более что всем известно: отскреби с русского тонкий слой цивилизации — и увидишь дикого татарина! «Да, скифы мы! Да, азиаты мы, с раскосыми и жадными глазами!»… Ах, как же ты хорошо придумал насчет упавшего бюста! Ведь Петр I — он не просто символ империи. Он еще и символ европеизации России! И вот росчерк пера на роковом документе, нечаянное движение локтем царя-тяжеловеса — гипсовый бюст падает, раскалывается с треском и грохотом. Судьба определена! Запущен механизм чудовищной бомбы!
— По-моему, Жора, ты увлекся! — заметил Эмиль Владиславович. — Все-таки отклонение прошения Марии Ульяновой-старшей — это лишь частный эпизод. Ну, а представь себе, что император удовлетворил бы ее ходатайство. Заменил бы повешение, допустим, десятью годами каторги. Что, от этого Володя не подался бы в революционеры? Боюсь, что нет. Более того, я думаю, что даже вернувшийся с каторги эдак в 1897 году Александр Ульянов не смог бы отговорить его от этого.
— Это из разряда «если бы да кабы»! — проворчал Крикуха. — Я не хочу заставлять зрителя думать над тем, что было бы, если бы Александр удовлетворил ходатайство. Но он должен поверить в то, что именно та роковая виза на прошении — превышение меры отмщения стало мистической причиной гибели и династии, и империи. Ибо так было на самом деле, а история, как ты знаешь, сослагательного наклонения не терпит.
Вредлинский, конечно, не собирался оставаться в долгу и хотел было выступить с возражениями, но тут на веранду вышла Василиса и чинно доложила:
— Вас к телефону просят, Эмиль Владиславович!
ЗВОНОК ОТ БАРИНОВА
— Прости, Жорик, — развел руками Вредлинский, — я быстренько! Василисушка, проследи, чтоб у Жоры пиво не кончилось…
Вообще-то на даче у Вредлинских имелся телефон с радиофицированной трубкой, которую Василиса вполне могла принести на веранду. Но, поскольку Эмилю Владиславовичу звонили самые разные люди, в том числе и те, которые на дух не переносили Крикуху, Вредлинский предпочел отправиться в кабинет и разговаривать оттуда. Ему не хотелось бы после разговора с «нежелательным» абонентом услышать гневную тираду старого приятеля: «Господи, Милька! До чего же ты неразборчив в людях! С кем ты общаешься?! Это же не человек, а куча дерьма!» А уж если бы этот «абонент» по ходу разговора поинтересовался, не трудно ли Вредлинскому работать с этим «неизлечимым алкашом», то есть с Крикухой, Эмиль Владиславович вообще почувствовал бы себя ужасно неловко. Тем более что Крикуха имел свойство по одному выражению лица догадываться, что в данный момент говорят Вредлинскому из трубки. В прошлом бывали случаи, когда Жора, определив по смущенной физии Эмиля, что ему говорят гадости о Крикухе, вырывал трубку и поливал «абонента» трехэтажным матом. Иногда это было даже неплохо, например, если речь шла о людях, которые нуждались в дружбе с Вредлинским больше, чем он в дружбе с ними. Однако бывали случаи, когда несвоевременное вмешательство Жоры могло очень помешать нужным контактам. А Вредлинский старался иметь поменьше врагов.
Когда-то, еще в студенческие годы, покойный отец представил своего сына одному театральному критику. С этим типом Вредлинский-старший весело болтал весь вечер и рассыпал ему комплименты. Однако потом, когда гость ушел, просветил тогдашнего Милю: «Запомни! Этот тип — жуткая сволочь, но с ним надо дружить». Впоследствии, уже после смерти старшего Вредлинского, «жуткая сволочь» написал отличную рецензию на самую первую пьесу Эмиля. И, с благодарностью помянув родителя за мудрый совет, молодой Вредлинский продолжал дружеские контакты с критиком — он, между прочим, на своем веку «затоптал» немало «молодых-талантливых»! Даже пришел на похороны этого злодея, куда большинство театральной и литературной общественности явиться не пожелало. И сын критика — врач по профессии, наивный и добрый парень, как ни странно! — долго жал руку Вредлинскому: «Истинные друзья познаются в беде!» Пригодился потом и этот парень. Когда у дочери Вредлинского, тогда еще совсем маленькой, обнаружили признаки опасного заболевания крови, этот доктор — уже не юный, а весьма маститый, к которому было весьма не просто попасть на прием! — по первому же звонку Эмиля Владиславовича устроил девочку в свою клинику. И вот она, Лариса, — веселая, здоровая, вышла замуж за франкоканадца и уже ждет ребенка. В июле у ее Жака отпуск, и они полетят за океан. Скорее всего уже на постоянное жительство. Так что Крикуха прав — внуки у Вредлинского будут канадцами. Возможно, и Вадим с невесткой Оксаной окажутся там же. А что было бы, если бы Вредлинский не пошел на похороны «жуткой сволочи»? Даже думать не хочется… Истинно говорят: «Не плюй в колодец, пригодится воды напиться!»
