- Будем ли мы венчаться еще в церкви, Тоня, или нет, это дела фактически не изменит. Брачные цепи будут нас связывать только до тех пор, пока в наших сердцах сохранится взаимное чувство. Если ты когда-нибудь разлюбишь меня, ты будешь свободен от первой половины клятвы... Но не от второй! - добавила она твердо. - Того из нас, кто изменит родине, кто перестанет трудиться для ее освобождения, пусть судьба покарает жестоко, как предателя! Пусть он лучше погибнет!
Варя мрачно сдвинула брови и подняла руку, словно угрожая предателю. Антону стало даже жутко от этого конца клятвы, он опустился на колени перед своей невестой и произнес взволнованным голосом:
- Ты будешь меня поддерживать в этой борьбе, ты будешь моим добрым гением, Варя. Я чувствую, что без твоей помощи я ослабею и изменю клятве.
Она поцеловала его в лоб, как нежная мать, потом повернулась лицом к востоку и сказала:
- А теперь постой здесь и не смей оборачиваться, пока я тебя не окликну.
- Что ты хочешь сделать? - спросил Антон, все еще встревоженный.
- Ничего страшного, мой любимый, не бойся. Я хочу только надеть свой брачный наряд, а жениху не полагается смотреть, как одевается его невеста.
- Это все по древним обычаям, которые ты собиралась не признавать, пытался протестовать Антон.
- Когда я стану уже твоей женой, ты будешь видеть, как я одеваюсь. А теперь стой смирно и не оглядывайся. Если оглянешься - я брошусь вниз, в бездну!
- Ой, как грозно! Ну ладно, я слушаюсь тебя, моя повелительница...
Антон стоял, выделяясь черной тенью на ярко освещенном небе, а Варя, отойдя от него на противоположный край площадки, поспешно начала раздеваться. Много времени не понадобилось, чтобы сбросить с себя простой дорожный костюм, развязать ботинки и снять чулки. Наконец с плеч соскользнула рубашка, и, перешагнув через нее, Варя крикнула прерывающимся от волнения голосом:
- Теперь можно. Тоня!
Антон повернулся. Озаренная яркими лучами солнца, с венком на голове, с рассыпавшимися по плечам золотистыми волнами волос, к нему медленно приближалась маленькими шагами обнаженная девушка, закрывшая глаза одной рукой, а другую протягивавшая вперед. Это была сибирская Венера, поднявшаяся из зеленых волн дремучей тайги на голую красную скалу, молодая, божественная, шествовавшая к своему возлюбленному... Легкий ветерок развевал пряди ее волос, солнечные лучи змеились в них золотистыми переливами, целовали оба маленьких нежно-розовых бутона, поднимавшихся над упругими белыми полушариями, слегка вздрагивавших при каждом шаге, скользили по мягким линиям живота и крепких бедер, щекотали стройные колонны ног и падали на маленькие ступни, осторожно подвигавшиеся по голому шероховатому камню.
Антон стоял безмолвно и неподвижно, пораженный и очарованный этим зрелищем. Он чувствовал невольно, что такие мгновения слишком хороши, чтобы тянуться долго, и наслаждался ими в экстазе. Он понимал, что не бесстыдство и не похоть побудили молодую девушку обнажиться перед ним, а именно сознание красоты и божественности этих мгновений, желание предстать перед возлюбленным в образе богини любви в этой замечательной обстановке; и эти чувства заставили ее отбросить девичий стыд без всяких колебаний.
И только когда Варя подошла к нему совсем близко, он принял ее, зардевшуюся, но ликующую, в свои объятия, и уста их слились в жгучем поцелуе страсти, ожидавшей близкого удовлетворения.
VIII
Солнце поднялось почти к зениту, когда новобрачные наконец собрались спускаться со столба, сделавшегося "приютом их любви". Так сказала Варя, оставляя на площадке свой брачный венок, словно жертву на алтаре Венеры. Она вынула из него только четыре цветка и, отбирая их, промолвила, обращаясь к мужу:
- Эти цветы я уношу на память о минувших часах блаженства; белая фиалка - это символ моей чистоты, которую я принесла тебе в дар, мой возлюбленный; голубой ирис - знак моей веры в тебя, мой дорогой; жгучий огонек - обозначает нашу горячую молодую любовь, а белый с кровавыми пятнами сапожок - нашу торжественную клятву верности друг другу и делу освобождения родины!
Еще два дня провела молодая парочка в одиночестве на столбах, отдаваясь, впрочем, больше восторгам любви, чем восхождениям на кручи. И побуревшие стенки балагана, освещенные отблесками костра в тихие вечерние часы, и мшистые площадки под высокими зелеными сводами леса, и изумрудные лужайки, в траве и цветах которых Варя и Тоня скрывались, слышали их страстные речи, видели их долгие поцелуи и сохранили тайну их любовных ласк.
А когда миновали эти дни и истощился запас провизии до последней крошки, молодая парочка, утомленная, но счастливая, вернулась в город. Через месяц, когда отец Вари приехал с приисков, они повенчались, а в начале августа уехали в Россию учиться.
Часть II. Ангел Смерти
I
Быстро пролетели четыре года и принесли молодым супругам больше горя и печали, чем радостей; только первые месяцы совместной жизни в столице протекали благополучно, и Варя чувствовала себя на седьмом небе, устраивая свое гнездышко, знакомясь с достопримечательностями столицы, посещая не виданные никогда театры, вступая в общение с товарками на курсах, упиваясь лекциями. Но в половине осени она начала уже чувствовать недомогание, которое вскоре объяснилось беременностью, оказавшейся в первой половине очень неприятной, доставлявшей Варе не только много мучений, но и мешавшей ей часто бывать на курсах, а тем более в театрах или в гостях. Только к весне ей стало легче, но пополневшая и отяжелевшая фигура все-таки заставляла ее сидеть больше дома. Тоня оказался не очень нежным мужем и под предлогом лекций, практических занятий, а также работы в подпольной организации часто оставлял жену одну.
В конце мая Варя родила довольно хилого и болезненного мальчика, и, конечно, супруги не могли везти его в далекий Красноярск на короткое летнее время; пришлось провести лето на даче в окрестностях столицы, и Варя посвящала ребенку, которого сама кормила, почти все свое время. Она была привязана к дому и могла отлучаться только на короткое время, а Тоня часто уходил на далекие прогулки, на охоту и рыбную ловлю, ухаживал за другими дагницами, не связанными младенцами, и Варя опять-таки часто оставалась одна. Она часто жаловалась, что ребенок совершенно перевернул все ее планы жизни в столице, в которые этот новый член семьи не входил, так как ей почему-то казалось, что у нее не будет детей, несмотря на пророчество кукушки. Но он явился, и приходилось отдавать ему и свое время, и свои силы, и свою любовь и заботу, отнимая все это от мужа, которому скоро надоело помогать при купании, пеленании, лечении и слушать писк. Таким образом, отношения между молодыми супругами, расхоложенные тяжелой беременностью Вари, мало поправились за лето; бывали и маленькие сцены ревности, упреки и слезы, после которых Тоня на некоторое время становился более внимательным и чаще оставался с женой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
