Само собой разумеется, информацией о правилах стрельбы, работе снайпера на огневой позиции, об оптических прицелах, о винтовках Мосина и СВТ-40, о приемах маскировки Людмила с автором повести «Сорок первый» не поделилась. Столь же скупо она обрисовала свои фронтовые будни и не ответила на его вопрос про первый выстрел по врагу.
— Придумайте что-нибудь сами, Борис Андреевич, — сказала она, легко поднимаясь со скамейки на бульваре на площади Коммуны, где они, разговаривая, провели примерно час.
— Вам неинтересно, что я о вас напишу? — спросил уязвленный ее советом литератор.
— Ну, вы же — классик советской литературы, и плохо не напишите. Вам не позволят, не так ли? — по ее губам скользнула усмешка. — А подробности, о которых вы спрашивали, не нужны. Моя служба не кончена. Кто знает, где и с кем в будущем придется иметь дело…
Ошеломленный концом необычного интервью, Лавренев шагал от площади Коммуны по Селезневской улице к станции метро «Новослободская». По дороге находилась «Рюмочная», заведение неброское, но с хорошей репутацией. Там буфетчица Матильда Ивановна по старому знакомству налила посетителю сто граммов настоящего, не разбавленного чаем армянского коньяка. Писатель выпил его залпом и немного успокоился.
Борис Андреевич был в два раза старше Людмилы, окончил Московский университет, поручиком артиллерии воевал на фронтах Первой мировой войны, из белой Добровольческой армии вовремя перешел в Красную Рабоче-Крестьянскую. В тридцатые годы написанные им пьесы «Дым», «Разлом», «Враги» с успехом шли во многих театрах Советского Союза. Обмануть бывалого «инженера человеческих душ» непросто, и Лавренев понимал, что Павличенко ему лжет, однако терялся в догадках: зачем?
Разве не ясно снайперу Люде, что из трех миллионов бойцов ее одну выбрали для почетной роли. После выхода брошюры в серии «Фронтовая библиотека краснофлотца» ее имя и биографию узнают тысячи и тысячи людей, она попадет в официальный пантеон героев Великой Отечественной войны. Это очень здорово и очень приятно. Но получается, младший лейтенант пехоты не ведает простой истины: слава приносит неплохие дивиденды. И девчонка упорно сопротивляется ему, создателю известных всему населению СССР произведений!
Но может быть, потому и лжет, что хочет раз и навсегда отделить выдуманную биографию от настоящей, сохранить инкогнито, избежать бесцеремонного вторжения чужих людей в собственную жизнь и жизнь своей семьи? Но что есть в ней тайного, в этой жизни? Впрочем, скорее всего ее даже не спросили, желает ли она стать фигурой этого пантеона. Идеальный солдат Люда лишь получила приказ, а приказы надо выполнять…
Придя к такому, на первый взгляд, парадоксальному выводу, Лавренев отправился в библиотеку, чтобы выписать из энциклопедии статьи про Богдана Хмельницкого, про город Белая Церковь, про историю украинского казачества. Дома он перелистал блокнот. Материала для заказанной ему брошюры в 38 страниц все равно не хватало. Зато Борис Андреевич придумал вопрос, на который Людмила обязательно ответит, и вновь набрал номер телефона в общежитии Наркомата обороны.
Сначала она говорила с ним неохотно, но, услышав вопрос, смягчилась и согласилась на третью встречу. Писатель расспрашивал об однополчанах, воевавших под Севастополем. Довольно много она рассказала о командире 54-го полка майоре, а затем подполковнике Матусевиче, с благодарностью упомянула командующего Приморской армией генерал-майора Петрова и произнесла несколько слов о снайпере Киценко, которого назвала «Леня». Лавренев внимательно наблюдал за ней и видел, как лицо Людмилы вдруг неуловимо изменилось. Но Павличенко, быстро взяв себя в руки, закончила фразу стандартно: «Отличный фронтовой товарищ, давний друг, в бою вместе мы, наверное, стоили целой роты…»
Если бы хоть кого-то интересовала правда, то Лавренев взялся бы писать новую повесть о великой любви, прошедшей испытание огнем. Его прежние персонажи: девушка Марютка и поручик Говоруха-Отрок — просто младенцы рядом с теми, кто сегодня противостоит немецкофашистским захватчикам. Это новое поколение, взращенное в новой, преобразованной стране, воспитанное в духе новой идеологии. Конечно, они победят, но не так скоро, как хотелось бы…
Член Союза писателей СССР Борис Лавренев наконец-то оставил в покое командира снайперского взвода 32-й гвардейской дивизии ВДВ и удалился дописывать заказанную ему агитационную брошюру про храбрую девушку Люду, верную дочь Родины, убивающую врагов без жалости. Работа спорилась. Потому он, еще до выхода брошюры, предложил этот очерк газете «Известия». Там согласились, и статья «Людмила Павличенко» увидела свет в № 209 (7895) за 5 сентября 1942 года. Как от камня, брошенного в тихий пруд, круги, то есть публикации, пошли по всем советским периодическим изданиям. Благоглупости, сочиненные Лавреневым, невероятно размножились и постепенно приобрели вид фактов.
А бывшая студентка Киевского университета, не подозревая об этом, вернулась к своим обязанностям. Она много времени проводила в учебном военном центре в Хамовнических казармах. Там соорудили стрелковый тир, подобрали помещение для хранения ручного огнестрельного оружия. Людмила занималась подготовкой новых заводских винтовок к прицельной стрельбе, читала лекции по баллистике будущим метким стрелкам, вела практические занятия. Поскольку столица являлась закрытым городом, то она подала рапорт командованию с просьбой о пропуске для ее матери Беловой Елены Трофимовны, ныне находящейся в эвакуации в Вавожском районе Удмуртской АССР. Таковое разрешение младший лейтенант получила, и 3 августа 1942 года Людмила, встретив свою дорогую Ленусю на Казанском вокзале, отвезла ее в общежитие на Стромынке. Комната была небольшой, всего 16 квадратных метров, но Елене Трофимовне она понравилась. В селе Вавож они вообще жили в холодной хате-развалюхе.
По удивительному совпадению в тот же день посол США в нашей стране господин Аверелл Гарриман передал товарищу Сталину телеграмму от президента Франклина Делано Рузвельта, в которой сообщалось, что со 2 по 5 сентября в Вашингтоне пройдет Всемирная студенческая ассамблея, где ведущее место должны занять делегации четырех союзных держав: Соединенных Штатов Америки, Советского Союза, Великобритании и Китая. Президент США выражал пожелание увидеть на ассамблее советскую студенческую делегацию в составе двухтрех человек, лучше всего — участников боев с немецкими фашистами.
На столе в кабинете Председателя Государственного Комитета обороны, которому ныне подчинялись все учреждения в стране, Главнокомандующего Вооруженными Силами СССР и Народного комиссара обороны бывало много разных бумаг, требующих незамедлительного его решения. Телеграмма Рузвельта с приложенным к ней русским переводом ждала своего часа. Только вечером Сталин перечитал ее снова и задумался над тем, что предлагает американец. Посланиями они обменивались довольно часто. Например, две недели назад в Кремле получили письмо союзников с отказом открыть в этом году второй фронт против Германии в Западной Европе.
Это было крайне неприятное известие.
Летом 1942 года обстановка на фронтах для Красной Армии складывалась тяжело. В первых числах июля пал Севастополь, и Крым оказался полностью захвачен немцами. Ясно, что освободившиеся силы они используют для броска на Кавказ, к той самой бакинской нефти, о которой Гитлер мечтал еще в начале восточной кампании. Кроме того, они хотят захватить плодородные районы Дона, Кубани, Нижней Волги. На Сталинград наступает Шестая германская армия под командованием генерал-полковника Паулюса. В ее составе — 13 дивизий, 500 танков, больше тысячи самолетов.
А союзники вознамерились собрать в Северной Америке какую-то непонятную для него Всемирную ассамблею студентов. Видимо, других, более важных забот у них нет.
О чем может говорить молодежь, тем более — советская, в такие суровые дни? Только о борьбе с фашизмом, об объединении усилий всего прогрессивного человечества против агрессора, развязавшего кровавую бойню на полях Европы. Естественно, можно и нужно задавать вопрос о втором фронте. Если эта тема будет главной на ассамблее, то тогда — пожалуйста…
Сталин потребовал уточнить повестку дня данного мероприятия. Американцы ответили: да, будет принята декларация, призывающая студентов, как самую передовую часть молодежи, выступить против нацизма. Далее последовало согласование условий пребывания в США советской делегации, обсуждение маршрута ее поездки, ведь добраться до Северной Америки можно было только на самолете и окружным путем, через Иран, Египет и Атлантический океан. Тут усиленно работали сотрудники Народного комиссариата иностранных дел.
В Главном политическом управлении РККА тем временем торопливо пересматривали сотни анкет студентов, призванных на службу. Представлялось совершенно невозможным в течение одной недели найти и вызвать кого-либо из дальних фронтовых частей. Решили ограничиться Московским военным округом. Свое веское слово сказал и первый секретарь ЦК ВЛКСМ Николай Михайлов. У него кандидатуры имелись. Он настаивал на том, что в США могут поехать не только военнослужащие, но и комсомольские работники, поскольку на ассамблее придется четко проводить линию Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков).
