Они долго стояли, тесно обнявшись, — два темных силуэта на фоне пасмурного неба. Затем, словно Ашгарот увидел их страхи и решил придать им сил, серые облака начали рассеиваться, в просветах стали проглядывать синие лоскутки и пробиваться лучи золотого вечернего солнца. Внезапно луч солнечного света изловил их у входа в пещеру и искупал в золоте; подняв глаза, они увидели, что туман рассеялся и море засверкало на солнце. Все их сомнения и страхи показались теперь нелепыми; с чего это они вдруг заколебались? Дети переглянулись и радостно засмеялись, а потом выбежали из пещеры и бросились по гальке вниз, туда, где о берег разбивались волны. Рука об руку пошли они вдоль прибоя, шлепая по воде и позволяя ветру с моря дуть им в лица и лохматить волосы.
Они вернулись и увидели, что все остальные слоняются у пещеры снаружи. У Брока, который сквозь пелену сна смутно слышал плач Бет, отлегло от сердца, когда он увидел их смеющиеся лица. Странствие давалось непросто каждому из зверей; но Брок понимал, что Бет труднее всего, и сквозь сон его изводила и не давала покоя мысль, что девочке плохо. Барсук проникся к ней почти такими же любовью и уважением, как к Набу. Он подбежал к детям, и те наклонились, чтобы погладить его. Затем все трое присоединились к остальным у входа в пещеру.
— Ну что, — сказал Перрифут, — пойдем, найдем эльфов? В пещере их нет — мы тут поискали, пока ждали вас.
Путешественники прошлись по скалистому острову и обнаружили, что эльфы собирают водоросли по другую его сторону. Еще там были тюлени, они играли в воде или грелись на камнях, и эльфы переговаривались с ними на языке моря. Аурелон сидел немного в стороне от других и, увидев странников, подозвал их к себе. Он поинтересовался, как прошел их день, как они себя чувствуют, и попросил Наба рассказать ему побольше о Викноре, Повелителе Лесных Эльфов.
— Много, много сезонов минуло с тех пор, как мы виделись, — сказал Аурелон. — Он был молод тогда, и могучи были его силы. Не было никого более достойного, кому было бы под силу исправить весь ущерб, нанесенный Аммдаром, и навести порядок в хаосе, оставшемся после него. Ашгарот вызвал меня вместе с Малкоффом и спросил, кто, по нашему мнению, преуспеет после низвержения Аммдара. То была бурная ночь. Он призвал нас в Леса Смуу, это на востоке; хлестал ливень, все вокруг промокло. Мы стояли, ожидая, под тамошними огромными деревьями, заросшими лозой и лианами, а с листьев стекала вода, и в небе грохотали раскаты грома. Тогда перед нами явился Ашгарот. Тогда я видел его всего лишь во второй раз. Мы говорили о Дреагге и Аммдаре и о зле, которое они породили. Его переполняла скорбь, но он поклялся нам тогда, что однажды пошлет Спасителя. «Будьте терпеливы», сказал он, и мы были терпеливы. — Он посмотрел на Наба, сидевшего рядом с ним, и положил руку на плечо мальчика. Наб ответил взглядом, и Аурелон улыбнулся. — Мы были терпеливы, — повторил он, скорее говоря сам с собой.
Они немного посидели в тишине, пока солнце почти не исчезло за горизонтом. Затем все вернулись в эльфийскую пещеру, где наелись и напились досыта. Когда с едой было покончено, Аурелон принялся рассказывать истории и легенды о землях на далеком замерзшем севере, откуда он прибыл, где огромные белые медведи бродят по ледяным пустыням, а гигантские киты играют в стылых водах среди айсбергов. Великое волшебство вложил он в повествование, и так зачаровал зверей, что они, слушая саги, переживали рассказанное в них и сами становились их частью. Наконец, когда луна поднялась высоко в ночном небе и прилив готов был залить их, они проползли через маленький туннель в собственную пещерку, где сразу уснули, спокойные и довольные, и все их сны были белым-белы.
Наверное, времен счастливее пребывания в Шейгре не знавал никто из друзей. Мгновения, которые они там проводили, казались особенно драгоценными, потому что, в некотором смысле, они их словно бы украли у судьбы. Не могло быть и речи о том, чтобы задержаться здесь надолго; они знали, что, уйдя, снова будут жить в непреходящей тени страха. Но покуда звери чувствовали себя в безопасности, чувствовали себя укрытыми от любого зла Дреагга, и поэтому пользовались каждым дарованным им мигом: лазили по заводям в камнях, или бродили по берегам, или просто сидели, глядя на могучее море. Один или два раза они отправлялись на мыс на спинах морских котиков, и там бродили среди дрока, вереска и мертвого коричневого папоротника, разговаривая о прошлом, о Серебряном Лесе и о тех, кого знали. Потом они ложились на мягкую траву, глядя на утесы и скалы внизу и на Элгол, очертания которого смазывали брызги от волн, и на тюленей, греющихся на скалистых выступах. Когда наступал вечер, Наб дул в раковину-рог, которую дал ему Фарайд, и они видели, как кто-то из тюленей плюхается со скалы в море. Затем животные спускались вниз, встречались с пловцами, и вскоре возвращались на их спинах в свою пещеру, где были расставлены миски с теплой морской капустой и кубки игристого напитка, чтобы они подкрепились, прежде чем присоединиться к эльфам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Каждый вечер кто-нибудь из эльфов брал на себя роль сказителя, а прочие слушали. Иногда сам Аурелон рассказывал им о Древних днях, о днях До Человека, когда эльфы сражались с Дреаггом. Могучи были эльфийские герои тех времен, но велика была их трагедия. Он рассказал им об Эмбо и Друиме, об Уригилле и Мауэн, но больше всего он рассказывал им об Аммдаре, Серебряном Воине, еще не павшем тогда, и животные слушали с удивлением и трепетом, внимая рассказам о его величии и борьбе против Владыки Зла. Затем, все еще блуждая мыслями в тех туманных далеких днях, они возвращались в свою маленькую пещеру и спали, пока их не будило врывающееся в нее утреннее солнце.
Они оставались на Элголе почти до конца весны. Погода стояла в основном ясная, но холодная, а с утра часто бывала очень влажной и туманной, проясняясь к середине дня. Некоторое время животные пытались проникнуться идеей ухода, но это оказалось нелегко, поскольку пускаться в путь никому не хотелось. Наконец Аурелон поговорил с ними и мягко, но решительно объявил, что, если они полностью оправились, им следует идти дальше, к Малкоффу и горным эльфам. Затем он отвел Наба в сторону и уложил маленький, похожий на ракушку, флакон с Фарадоуном морей в футляр на Поясе Аммдара.
— Выйдете завтра, — сказал он. — Погода для путешествия вполне сносная, а времени в обрез. Задерживаться больше нельзя. Когда увидишь Малкоффа, передай ему мои приветствия.
Это было вчера, и вот звери проснулись утром своего последнего дня на Элголе. Над морем нависла влажная туманная морось, из-за чего все вокруг казалось серым и печальным, и море покрылось мелкой рябью и кругами там, где над водой сеялся дождь. Хуже дня для отъезда они бы не смогли выбрать даже нарочно. Они как раз собирались выйти из пещеры на берег, когда услышали странные звуки, разносящиеся над водой. Они доносились как бы издалека и, секунду-две внимательно прислушавшись, животные поняли, что они шли со взморья на мысе, и смогли различить в шуме моря среди других, менее знакомых тонов, голоса уркку. Внезапно шум стал громче — там явно шла какая-то потасовка и что-то таскали по булыжникам. В голосах уркку появились уже знакомые грубые ликующие интонации, а в их крики стал вплетаться чей-то негромкий плач, стоны и поскуливание. Самым же неотвязным звуком, однако, было тяжелое трескучее буханье, пробивавшееся сквозь прочий шум. После каждого из этих отвратительных ударов разражался шквал криков и повизгивания, за которым следовал хруст гальки, словно по ней что-то волочили.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Странники уставились в сторону мыса, но ничего не могли рассмотреть. Отчего-то, однако, у них похолодело на сердце, и страх, о котором они забыли за дни, проведенные на Элголе, вцепился в них ледяной хваткой. Загипнотизированные шумом животные стояли и прислушивались, не зная, что делать, пока Наб не заметил приближающихся к ним Фарайда с Аурелоном.
— Что это? Что происходит? — спросил Наб, когда эльфы остановились рядом с ним.
