Корницкий собирался уже заглянуть на ферму, когда услышал автомобильный сигнал. По улице мчалась "Победа". Поравнявшись с Корницким, свернув немного в сторону, машина остановилась. Из нее вылез человек в коричневом драповом пальто с каракулевым воротником и в каракулевой шапке. Корницкий только на один момент подозрительно взглянул на приезжего и потом вдруг расплылся в улыбке:
- Осокин! Батька крестный!
И бросился навстречу.
Осокин, как заметил Корницкий, постарел, но глаза по-прежнему оставались молодыми.
- Здорово, здорово, крестничек! - весело воскликнул Осокин. - Скажи ты мне, что у вас здесь за конспирация?
- Например?
- Спрашиваю в конторе, где председатель, так там сначала все переглянулись, а потом стали расспрашивать, кто я и по какому делу приехал. Только через некоторое время сказали, что ты можешь быть либо в поле, либо на фермах.
- Не сердись, крестный. Мы просто спасаемся от комиссий и расследователей.
- Вот как? А в чем дело?
- Ты знаешь, что до революции в Белоруссии было восемьдесят процентов неграмотных?
- При чем тут история?
- А при том, что теперь у нас все грамотные, и они знают, где райком, Верховный Совет, ЦК. Не дало правление коня на рынок съездить, либо постановили на собрании отчислить в неделимый фонд тридцать пять процентов вместо двадцати... Ну и пишут. Нарушение устава! Самоуправство! А если есть жалобы, так на них надо реагировать. Приезжают комиссии за комиссиями.
- И правильно делают. На письма трудящихся надо реагировать.
- К сожалению, эти письма трудящихся пишет, как мне кажется, один человек.
- Кто?
- Есть такой... Лопырь Ефим. Председатель "Перемоги". Ты через этот колхоз проезжал.
- Проезжал, и, признаюсь, что у меня есть его заявление на тебя. Ты сказал на партийном собрании, что обком мало уделяет внимания сельскому хозяйству?
- А что, много? За несколько лет ты первый из области, да и то по заявлению заглянул. А почему нельзя было приехать раньше? Посмотреть, что у нас плохо, а что хорошо. Подсказать, посоветовать...
- Ладно... Ну, веди, крестничек, показывай.
ВЕСТЬ ИЗ КРЕМЛЯ
Миновала зима, незаметно пролетело лето. Корницкий в прекрасном настроении шел полем. "Партизан" первый год сеял кукурузу, а она уродилась на славу. Теперь чуть заметно шевелились широкие темно-зеленые ленты листьев от легкого дыхания ветра. Всюду были видны крупные початки. Калита протянул руку и обломал один початок.
- Смотри, Антон, что тут творится! Зерен-то, зерен! Надо подсчитать...
Корницкий ответил в задумчивости:
- Их, Андрей, подсчитают зимой коровы и свиньи... Пойдем дальше.
Показался кукурузоуборочный комбайн, рядом с которым шла грузовая машина. С элеватора густо сыпалась в ее кузов силосная масса. Кузов как раз наполнился, и, дав газ, грузовик отошел. Покуда подъезжала другая машина под элеватор, масса густо валилась на землю.
Глаза Корницкого округлились, гневно заходили желваки. Он бросился вперед и поднял перед комбайном руку.
- Стой! Стой, разбойник!
Комбайнер приостановил машину.
- Что такое, Антон Софронович?
- Что такое?! Ступай подбери, что рассыпал.
- Это не мое дело. Борисевич приказал не останавливать машину во время замены грузовика. Я подчиняюсь ему.
- Можешь подчиняться хоть черту лысому, а делай так, как нужно колхозу.
Сзади подошел другой агрегат. Заглушив мотор, с комбайна сошел Костик.
- Ты, Костя, тоже вываливаешь силос наземь? - строго спросил Корницкий.
- Бывает... - уклонился от прямого ответа Костик.
- Что это значит?
- Ну, если тут директор эмтээс...
- Вот как! Ты в дипломаты полез. Так передай своему директору, что я заставлю его собирать силос в шапку. Ясно?
- Ясно, - нахмурившись, отвечал Костик.
- По машинам!.. А это что там?
Все обернулись. К ним приближалась полевой дорогой "Победа".
- Драпеза едет, - уверенно промолвил Калита.
Корницкий и Калита отошли от комбайна. "Победа" остановилась, и из нее вылез озабоченный Драпеза.
- Добрый день, хлеборобы.
- Добрый день, товарищ секретарь.
- На охотника и зверь бежит. Садитесь в машину, подкину в хату, а там и дальше, - вытирая платком пот на лице, промолвил Драпеза. - Нас вызывают в обком.
- Ого! - встрепенулся Калита. - Разве я тебе не говорил, Антон, что нас туда обязательно позовут рассказать о нашем опыте? Недаром инструктор обкома сидел здесь целую неделю.
С фермы Таисия вернулась, как обычно, когда стемнело. Включив электрический свет, она осмотрела комнату. Антона еще не было. Надолго он задержался в городе. Таисия поспешно начала хватать из буфета тарелки, достала хлеб. Наконец послышались знакомые долгожданные шаги. Она взглянула на часы. Антон был голодный. Зайдя в хату, он поздоровался и внимательно посмотрел на нее.
- Ты чего такая, Таиса?
- Какая?
- Ну, словно торопишься на пожар.
- А то нет? С колхозной работой еле-еле справляюсь, а тут еще свое, чтоб оно затонуло, хозяйство. Ты посмотри на мои руки, Антон!
- Хорошие трудовые руки.
- А пальцы какие!
- И пальцы хорошие.
- Хорошие?! Как грабли. Попробовал бы ты сам надоить столько цистерн молока за год, так узнал бы, что это значит!
- Я знаю. Через неделю установим доильные аппараты. Обо всем договорились.
- Да я не про это.
- А о чем же?
- На какое лихо мне своя корова? Вместо того чтоб отдохнуть после фермы как человеку, я должна забивать голову еще этим своим хозяйством! Разве мне нужно столько молока? Вот возьму да сведу корову на ферму.
- Рано еще об этом говорить. Придет время, что одними деньгами будем оплачивать работу. Построим свою пекарню, столовую. Хочешь - готовь дома, а нет - ходи в колхозный ресторан.
- Ну и выдумщик ты! Вот ешь тут, а я побегу корову доить.
Она исчезла за дверью, а Корницкий сел за стол и, прежде чем начать есть, достал из кармана конверт. Глаза его стали веселыми. Он с довольным видом покачал головой. Взял ложку и начал есть суп. Проглотил одну, другую ложку и стал нетерпеливо поглядывать на двери. Снова прочитал письмо, которое положил было на край стола.
Таких писем он еще никогда не получал. Раньше, особенно после семинара, проведенного в "Партизане" обкомом, ему писали многие. Корреспонденты газет, рассказывая своим читателям про новое в Пышковичах, приводили кое-что из биографии Корницкого. Через неделю пришло первое письмо. Капитан Краснознаменного Балтийского флота поздравлял Корницкого и желал многих лет здоровья и успешной работы на пользу социалистической Родины. Другое письмо было от учеников одной дальневосточной средней школы. Затем он уже ежедневно получал не меньше четырех писем. Ему писали секретари райкомов и доярки, инженеры, строители и сталевары, геологи и председатели колхозов. Одно письмо пришло из далекой Арктики от гарпунера китобойной флотилии "Слава"...
Оказался живой и здоровый Микола Вихорь. Он после войны окончил аспирантуру, защитил кандидатскую диссертацию и хотел бы переехать на постоянную работу в "Партизан". Корницкий послал ему телеграмму: "Приезжай немедленно..."
Как жалел Антон Софронович, что нет теперь с ним Надейки! Как недоставало ему Анечки! Они радовались бы теперь вместе с ним большому человеческому вниманию, которое придает тебе силы, они б помогали отвечать на письма. А то приходится ему просить Мишку Голубовича, Костика, уставшую за день Таисию...
В кухне забренчала посуда.
- Это ты, Таиса?
- Я. А что?
- Меня, Таиса, вызывают в Москву.
Она ответила только через некоторое время. И то каким-то не своим голосом:
- Что ж, это хорошо. Значит, ты кому-то там нужен.
- Поеду завтра утром.
Сколько с того времени прошло дней? Таисии казалось, что целый век. Она в задумчивости шла по улице Пышковичей. В мыслях ее звучал голос Корницкого, когда он выступал на первом собрании колхозников: "Все твое и твоих детей, Миколай... Из руин и пепелищ поднял ты красивые фермы, конюшни, гаражи, жилые дома..."
Ее догнала Ванда:
- Подожди, Таиса...
Они шли в скотный городок, огороженный и обсаженный кругом кленами, липами, с которых временами срывается и падает жухлый лист. Таисия нагнулась, подняла только что сорванный легким ветерком кленовый лист. Положила на ладонь.
- Вот и прошла его молодость!.. - словно сама с собой промолвила Таисия.
- Зато ты расцвела, когда Антон к тебе перебрался. Только смотри, что-то он часто начал ездить в столицу...
Она уже входила в коровник.
Таисия шла походкой усталого человека мимо сытых костромичек. Две доярки смотрели ей вслед, пока она не скрылась в боковых дверях.
- А кто теперь будет у нас председателем? - спросила одна молодица у другой.
- Наверно, Калита.
Вечером Ванда сидела за столом и что-то записывала, заглядывая время от времени в развернутую книгу. Андрей Калита еще не вернулся из конторы. Из репродуктора лилась тихая музыка, которая совсем ей не мешала. Вдруг музыка прекратилась. Послышался какой-то торжественно-праздничный голос диктора:
