— О’кей! — Он сделал ручкой. — Теперь и я вижу, что все в порядке.
Другую руку он держал за спиной, но Римма заметила это лишь после того, как перед ней вспенилась шикарная ветка белой сирени.
— Ворованная, — строго предупредил ее он прежде, чем она успела как-то к этому отнестись.
Она радостно засмеялась:
— Спасибо. Ты все помнишь…
— Может, и не все, но то, как мы воровали сирень, помню точно.
— Мы? — удивилась она.
— Мы, — сказал он твердо. — Я — как исполнитель. Ты — в роли соучастника и вдохновителя.
— Согласна, — кивнула она.
Потом чуть отодвинулась и стала разглядывать Юрку в упор, словно собиралась его стричь и прикидывала, что нужно сделать для начала.
Он понял ее взгляд.
— Мы ничуть не изменились, — заявил он с усмешкой. — Ничуть.
Она кивнула, впрочем, без грусти.
— Ничуть. Ты прав.
Он тоже кивнул. Сказал, осматриваясь, будто что-то искал:
— У нас есть повод выпить. Даже причина.
— Д-да? — изумилась она.
— Да-да. Но о причине ты не догадаешься ни за что.
Она посмотрела на него из-под пряди волос, с хулиганским видом, так, как это обычно делал он. Все это были их прежние игры юности.
— А ну, говори!
Он молча показал ей язык — так, как это обычно делала она. Потом он вдруг поднялся и вынул из объемистых карманов замшевого пиджака по бутылке пива.
— За папарацци.
Жестяные крышечки упали на асфальт.
Над бульваром сгущались сизо-сиреневые майские сумерки. Огней становилось больше. Воздух слегка посвежел.
— Ну, так что… Редакция материала не убоится?
Он сделал несколько солидных глотков и кивнул.
— Не убоится. Я переговорил… ну, так, предварительно и вкратце. Без имен и подробностей.
— И?
Шопик неопределенно качнул головой.
— Пока реакция неплохая. Но это политика, сама понимаешь.
— Договаривай.
— Договариваю. На момент «здесь и сейчас» удача обеспечена где-то на семьдесят процентов. Если же попадутся «хреновые тридцать» из остатка, — Юрик отпил из бутылки и поглядел сквозь нее на огни каруселей, — тогда мы просто спихнем это какой-нибудь другой газетенке. Благо, их сейчас развелось множество превеЛикое. Кто-нибудь да напечатает.
Она вздохнула и поцарапала ногтем этикетку.
— И тут свои сложности.
— А как же без них, без родимых…
— А если нигде не возьмут?
Юрка кивнул.
— Не есть повод грустить. А есть повод поискать клиента.
— Не поняла?
Он хмыкнул:
— Сразу видно, не политический ты человек. Не образованный, не подкованный, темный. Одно слово — Европа… — Юрка довольно заржал и прикончил пиво одним глотком. — Это значит, — принялся пояснять он, — что нужно найти подходящего политикана, желательно еще грязнее Ше… Стоп-стоп, без имен!.. Ну, ты поняла, кого грязнее… Ну, вот, найти, значит, такого типа, но только в стане его врага. И с кристально чистой совестью сдать ему твоего старого знакомого. Можно даже за деньги, но тогда совесть не будет кристально чистой.
Они немного посидели молча.
— А сумеешь найти грязнулю-то? — спросила Римма, возвратившись к недавней теме разговора.
Юрка приподнял и опустил плечи.
— Нелегко, конечно, найти кого-то, кто еще гаже, ну да и не обязательно. Чистые, они в действительности не так уж и чисты… Ну а в самом-самом-самом крайнем случае просто дать на лапу шеф-редактору. Наскребешь?
— Да уж наскребу… А кому?
— Да вообще, не обязательно именно «кому»… Но я думаю, мы слишком далеко с тобой заехали. — Он повертел пустую бутылку и аккуратно опустил ее на Асфальт. — Думаю, все решится гораздо проще.
Римма протянула ему кассету и посмотрела на старого приятеля с легкой грустинкой.
— Будем прощаться?
В этот момент у Шопика запищал телефон. Он вынул его, посмотрел на номер на табло, но отвечать не стал. Потом рассеянно спрятал мобильник в карман и медленно развернулся всем корпусом к Римме.
— Вот что… — задумчиво произнес он. — Похоже, что покупатель твоего любительского ролика, уважаемая папарацци, нашелся сам.
— Да? — с сомнением спросила она.
— Это один гастрономщик, Чудинов, мне сейчас звонил его исполнительный директор.
— Гастрономщика? — подняла брови Римма.
Шопик усмехнулся:
— Это я его так зову… Он собирался построить супермаркет в одном людном месте, а твой знакомый его туда не пустил, ну, и они не на шутку сцепились. Разразился даже маленький скандальчик, это все года полтора тому назад произошло… Видишь, как полезно иногда собирать сплетни.
Она насмешливо сощурилась.
— Ох и продажная же у вас пресса…
— А как же, — невозмутимо согласился Юрка и тут же передразнил ее: — «У вас!..» Она, кстати, и у вас такая.
Римма поглядела на часы и качнула головой:
— О, время не ждет… Отвези меня в гостиницу, а?
9
Гастрономщик оказался вполне компанейским мужчинкой средних лет. Юра познакомил с ним. Римму на следующий день в послеобеденный час. Встреча состоялась в его офисе на Павелецкой набережной.
Офис, собственно говоря, таковым не являлся. Это была спортивная школа по горному туризму, которую Чудинов финансировал и всячески опекал. Когда Римма с Юрой вошли в холл, там стояли деловитая суета и шум — кто-то кого-то звал или искал, переносил куда-то лыжи, рюкзаки, палатки, взад-вперед ходили юноши и девушки в спортивных костюмах.
Андрей Борисович, коренастый мужчина с жестким, обветренным лицом, не был похож на бизнесмена. Он, скорее, напоминал тренера, хоть и вышел встречать гостей в безукоризненном темном костюме, несколько неуместно смотревшемся в сборно-спортивной обстановке. Римме он понравился: несмотря на железную хватку бизнесмена, в нем явно присутствовало желание кому-то помогать. Скалолазание Чудинов любил с детских лет. Что же касается Шерстяка, то с ним они действительно враждовали и судились. Чудинов отметил это вкратце, высказав мысль, что депутат Государственной Думы — практически недосягаемое для закона лицо.
— Прошу вас, присаживайтесь, где удобнее, — пригласил он в кабинет своих гостей. — Что-нибудь выпьете?
— Чаю, — согласилась Римма.
Юрка молча развел руками, давая понять, что желание дамы является также и его искреннейшим желанием.
Андрей Борисович склонился над селектором:
— Лена, принеси чаю… Нет, который для особых случаев. — Он распрямился и поглядел на Римму. — Я хочу угостить вас чаем, которым меня поили в Маньчжурии.
— Нечто изысканное? — улыбнулась Римма.
— Да. Отведаете?
Юрка был непривычно молчалив, наконец, как бы между прочим, спросил:
— Мой друг в поход собрался?
Чудинов развел руками.
— Увы… А хотя, может, вырвусь-таки… — Он сел за стол и посмотрел на гостей так, будто решал, достойны ли они того, чтобы посвятить их в свою мечту. Решил, что достойны. — Я с юности хотел побывать в Альпах. Там, где родилось и пошло по другим горам это слово: альпинизм. У меня был друг, он погиб в девяносто втором на Тянь-Шане, там был его третий семитысячник… Мы с ним мечтали обойти Альпы в Италии, в Швейцарии… Ну, потом все поменялось. Но группу я туда отправлю, а может, и сам брошу дела — и в горы!.. Посмотрим.
В утреннем телефонном разговоре Юры с Чудиновым, свидетелем которого она была, прозвучало название некоей фирмы — «Интертур». Это было туристско-экскурсионное агентство Ольги, жены Виктора. Воображение включилось у Риммы мгновенно. Она решила, что сама судьба посылает ей одну козырную карту за другой. Впрочем, сказать что-либо с уверенностью и на этот раз было пока слишком рано и самонадеянно. Чтобы прояснить для себя обстановку и иметь возможность строить дальнейшие планы, Римма и поехала на встречу с Чудиновым…
Сейчас она ощутила намекающий взгляд Юрки, но выдержала полагающуюся паузу и спросила:
— Вы напрямую едете или договорились с турагентством?
Чудинов кивнул:
— «Интертур»… Мы хотим… — начал было он, но в этот момент в кабинет принесли видеомагнитофон.
Юрка включил аппаратуру и вставил в приемное устройство диск с копией записи. Оглянулся на Чудинова, кивнул Римме и запустил просмотр.
Должно быть, элитный китайский чай был действительно хорош или даже отменен, но Римма, признаться, этого не заметила. Глядя на экран, она вся находилась там, в Зимнем Саду, вчера…
Съемка оказалась достаточно хорошей, это ей сказал Юрка еще утром, после того как сделал перезаписи. Но ей казалось, что внимать экрану нужно будет с полчаса, а все закончилось минут за пять.
Однако эти пять минут, поняла она по реакциям Чудинова, сыграют в жизни Шерстяка совсем не сиюминутную роль.
Андрей Борисович высказался проще.