— внезапно выдал он, вгоняя меня в ступор.
— Э-э... Даже не знаю что и сказать тебе, дружище... Ты пойди посиди пока где-нибудь, скоро кормить будут, а там глядишь и рассосется как-то... — по-отечески похлопал я его по плечу, абсолютно не желая брать на себя роль психиатра.
Серьёзно посмотрев на меня, он кивнул, и неуверенно поплёлся куда-то в сторону выхода. Сбежать конечно не сбежит, за периметр его не выпустят, сейчас с этим строго, но вот из школы драпануть вполне может. Но это не страшно, побродит по колхозу, на людей поглядит, проветрится, глядишь и осознает что-то. Я бы осознал на его месте. Деваться-то некуда...
Из столовой тем временем одуряюще запахло, и люди стали как-то оживать. Поднимались со своих мест, осматривались, и тихонько переговариваясь друг с другом, даже иногда улыбались.
Высокая женщина в длинной норковой шубе шепталась с подругой, или попутчицей, то и дело показывая пальцем на одного из дежурных бойцов, сурового немолодого казака из нашей дружины. Тот заметил что его разглядывают, но виду не подавал, только грудь колесом выгнул, и лицо сделал ещё серьёзнее.
Рядом с подружками притулилась целая семья: Отец — мужчина лет сорока в короткой кожаной куртке, сидел на чемодане с колёсиками, и держал на руках маленькую дочь. Напротив стояла сердитая женщина — видимо мать семейства, и двое очень похожих друг на друга подростков. Мать явно нервничала, подростки боялись, и только папаша о чём-то весело болтал с дочерью.
— Вот ты где! — как чёрт из табакерки появился Олег, и подойдя ближе, торопливо продолжил, — надо собрать группу и смотаться до паровоза по-быстрому.
— Боишься украдут? — съязвил я, не понимая к чему такая спешка.
— Можно и так сказать. — не принял шутку Олег. — Ты просто не представляешь сколько добра в этом поезде!
— А ты, можно подумать, представляешь... — усмехнулся я, поправляя съехавшую шапку.
— Представь себе, представляю и разбираюсь. — снова строго посмотрел он, и добавил, — в общих чертах разумеется...
А вот я совсем не разбирался ни в паровозах, ни в тепловозах. Знал только что в одном котёл, а в другом огромный и мощный мотор, который с лёгкостью тащит целую кучу вагонов. И конечно я прекрасно понимал что там присутствует ещё куча всяких штук, но конкретики, — типа чем отапливается вагон, углём, или электричеством, у меня не было никакой. В детстве я частенько катался на поезде, и вот там точно топили углём, во всяком случае именно углём грели «чайник», или как его ещё называют — титан. В его топке горел огонь, это я точно помню, а в каком-то железном ящике держали уголь. Я и запах этот помнил: запах угля, металла, и какой-то незнакомой мне дряни. Там всё так пахло, даже вода, и та какая-то специфическая получалась, с привкусом запаха, если можно так выразиться. И ещё сахар, в малюсеньких пачках, по два кусочка помню, вечно закопчённые окна, и съезжающие матрасы. Вот кстати за матрасами можно было смотаться. Прямо на тех же тракторах, на которых сегодня людей возили. Там по-любому на каждого имелся постельный комплект. Матрасы, простыни, одеяла, подушки. Оно вроде и кажется не особо важным, но на деле, найти такое количество спальных принадлежностей в мире где отсутствует своё производство, невероятно сложно. Во всяком случае сколько мы ходили по базарам, я ни разу не видел ничего подобного.
— Ну так отправь туда кого-нибудь. — ответил я, — или тебе моё одобрение нужно?
Олег усмехнулся, и глядя куда-то в сторону, неуверенно предложил,
— А ты не хочешь смотаться на уазике?
Глава 21
Выслушав аргументы Олега о необходимости немедленного марш-броска к оставленному нашими гостями поезду, ехать я отказался. Во всяком случае прямо сейчас, с бухты-барахты.
«Надо подготовить технику, собрать инструменты, набрать людей. Поговорить с машинистом, начальником, проводниками. Выяснить что там и как, решить что нужно в первую очередь сделать, а что может и подождать.» — сказал я ему.
А вообще, чем дальше я думал о пользе такого трофея, тем больше убеждался в его бесценности, как в прямом, так и в переносном смыслах. Если смотреть на приобретение — а я уже считал этот паровоз нашей собственностью, как на то, что оно из себя представляет в целом — собственно на полноценное средство передвижения, получалось что использовать его по назначению мы не можем, и ценность его, как средства передвижения, теряется. То есть вроде вот он, настоящий современный поезд, со всеми своими многочисленными достоинствами. Но нет, все эти достоинства сводятся на нет всего одним недостатком — отсутствием железнодорожных путей.
Поставить его на колёса? Так это бред. Когда-то давно, возможно ещё учась в школе, я читал про тепловоз на колёсах. Но, если мне не изменяет память, это была не самоделка, а что-то военное. То есть на шасси какой-то крупной техники, попросту одели тепловозную шкурку. А так было бы неплохо, конечно; «околесить» его, брони наварить, пушек поставить, пулемётных гнёзд. Настоящий бронепоезд получился бы. Жаль что это всё можно было сделать лишь в моём воображении, а в реальности, максимум что мы имели — огромный конструктор, с которого нужно было скрутить по максимуму полезных вещей.
По-хорошему, тепловоз бы целиком утащить, но я слабо представлял как это можно сделать. На лыжи как-то поставить? — Так он весит тонн сто, если не больше. Тут даже на лыжах сложно протащить. В общем, без консультаций со специалистами, моего воображения хватало лишь на потрошение всего что плохо лежит. Ну и топливо конечно. По словам машиниста, в баках тепловоза оставалось около пяти тонн солярки и чуть меньше полутора тонн масла.
Так что выезд назначили на завтрашнее утро, а сегодня весь день посвятили размещению вновь прибывших в наш расчудесный мир. И я не покривлю душой, если скажу что несмотря на трагедию — а другим словом произошедшее с этими людьми назвать нельзя, был рад их появлению.
По первой переписи, возможно пока не совсем точной, — мужское пополнение составило сто семьдесят три человека. А это практически полностью перекрывало все наши потери. И пусть оружие смогут взять лишь две трети из них, но даже в таком случае мы получали огромный бонус. Плюс много было подростков которые через два-три года достигнут совершеннолетия, и тоже вольются