— Они идут на Париж, — отвечал он. — Наш король поймает их там в ловушку и перебьет.
— Вы действительно так думаете? — спросил его Томас после одного из подобных заверений.
— Я молюсь об этом, — зло сказал мессир Гийом. — Ведь для этого короли и существуют, не так ли? Чтобы защищать свой народ. А видит Бог, мы нуждаемся в защите. Мне говорили, что, если подняться на ту башню, — он кивнул в сторону церкви Святого Иоанна, куда они шли, — можно увидеть дым от сожженных вашим войском городов. Они проводят зачистку.
— Зачистку? — переспросила Элеонора.
Ее отец вздохнул.
— Зачистка, дитя мое, — это когда идешь по вражеской стране и сжигаешь, уничтожаешь и разрушаешь все на своем пути. Цель такого варварства — заставить противника выйти из крепостей и дать сражение, и я думаю, наш король клюнет на это.
— И английские лучники выкосят его войско, как траву, — сказал Томас.
Мессир Гийом бросил на него сердитый взгляд, но потом пожал плечами.
— Войско на марше устает. Кони начинают хромать, сапоги изнашиваются, стрелы заканчиваются. И ты еще не видел всей мощи Франции, мальчик. На каждого вашего рыцаря у нас шесть. Вы можете стрелять из луков, пока не сломаете их, но у нас все равно хватит солдат, чтобы перебить вас всех.
Он выудил из кошелька на поясе несколько монет и раздал нищим у церкви, стоявшей близ свежей братской могилы, где покоились пять сотен тел. Теперь над ней выросли одуванчики, но от могилы по-прежнему смердело. Когда англичане копали ее, то вблизи от поверхности наткнулись на источник, отчего яму вырыли неглубокую, и слой земли был слишком тонким, чтобы сдержать смрад разложения.
Зажав рукой рот, Элеонора поспешила вверх по ступеням в церковь, где в свое время лучники торговали захваченными женами и дочерьми горожан. Священники трижды изгоняли из церкви нечистую силу молитвами и святой водой, но здесь все равно царило уныние: статуи были сломаны, окна разбиты. Мессир Гийом преклонил колена перед главным алтарем, потом провел Томаса и Элеонору в боковой неф, где роспись на беленой известью стене изображала спасение святого Иоанна из котла с кипящим маслом, приготовленного ему императором Домицианом. Святой был изображен бесплотным существом, наполовину дымом, наполовину человеком, плывущим по воздуху мимо пораженно смотрящих на него римских солдат.
Мессир Гийом подошел к боковому алтарю и встал на колени у огромной черной плиты. К своему удивлению, Томас заметил, что из единственного глаза француза текут слезы.
— Я привел тебя сюда, — сказал мессир Гийом, — чтобы поведать о твоей семье.
Томас не возражал. Он не знал, что принадлежит к Вексиям, но йейл на серебряном значке предполагал, что так оно и есть.
— Под этой плитой, — сказал мессир Гийом, — покоится моя жена и двое моих детей. Мальчик и девочка. Ему было шесть лет, ей — восемь, а их матери — двадцать пять. Здешний дом принадлежал ее отцу. Он отдал мне свою дочь в качестве выкупа за захваченный мною корабль. Это было пиратство, не война, но в результате я получил хорошую жену.
Слезы полились ручьем, и он закрыл глаз. Элеонора подошла к отцу и положила руку ему на плечо. Томас ждал. Через какое-то время мессир Гийом спросил: — Тебе известно, почему мы пришли в Хуктон? — Мы думали, что прилив увлек вас от Пула.
— Нет, мы приплыли в Хуктон намеренно. Мне заплатили, чтобы я причалил там, — заплатил человек, называвший себя Арлекином.
— Похоже на эллекин, — сказал Томас.
— Это то же самое, только на итальянский манер. Дьявольская душа, насмехающаяся над Богом. Он даже был похож на тебя. — Мессир Гийом перекрестился и протянул руку, чтобы провести пальцем по краю плиты. — Мы отправились в Хуктон, чтобы забрать из церкви реликвию. Ты, конечно, уже понял это? Томас кивнул.
— Я поклялся вернуть ее.
Ему показалось, что мессир Гийом усмехнулся.
— Я счел это чушью, но в те дни и сама жизнь казалась мне глупостью. С чего бы это жалкой церкви в ничтожной английской деревне хранить драгоценную реликвию? Но Арлекин настаивал, и когда мы захватили деревню, то действительно нашли там реликвию.
— Копье святого Георгия, — сказал Томас.
— Копье святого Георгия, — согласился мессир Гийом. — Я заключил с Арлекином договор. Он заплатил мне небольшую сумму, а остальные деньги отдал на хранение монаху здешнего монастыря. Этому святоше все доверяли, он был высокообразованный, истово верующий человек, о котором говорили, что он станет святым. Но когда мы вернулись, я узнал, что брат Мартин сбежал и прихватил с собой мои деньги. И я отказался отдать Арлекину копье. «Принеси мне девятьсот ливров чистым серебром, — сказал я ему, — и копье твое». Но он не заплатил. Поэтому я оставил копье у себя и держал его в Эвеке. Проходили месяцы, об Арлекине я ничего не слышал и решил, что он забыл про копье. Но через два года, весной, Арлекин вернулся. Он пришел с латниками и захватил мое поместье. Он перерезал всех — всех до единого — и забрал копье.
Томас посмотрел на черную плиту.
— А как вы выжили?
— С трудом. — Мессир Гийом поднял свой черный камзол и показал страшный рубец на животе. — Они нанесли мне три раны — одну на голове, одну на животе и одну на ноге — и сказали, что на голове — за то, что я безмозглый дурак, на животе — за мою жадность, а на ноге — чтобы я ковылял в ад. И оставили меня умирать у трупов моей жены и детей. Но благодаря Мордехаю я выжил.
Он встал и сморщился, опершись на левую ногу.
— Я выжил, — мрачно проговорил рыцарь, — и поклялся найти человека, сотворившего это, — он указал на плиту, — чтобы послать его гнусную душу в преисподнюю. Мне понадобился год, чтобы узнать, кто он такой. Знаешь, как я это узнал? Придя в Эвек, он велел своим солдатам прикрыть щиты черной материей, но я распорол ткань мечом и увидел йейла. Потом я стал расспрашивать людей об этом странном звере. Я спрашивал в Париже и Анжу, в Бургундии и Дофине и в конце концов нашел ответ. И знаешь где? После расспросов по всей Франции я нашел его здесь, в Кане. Один здешний человек знал этот герб. Арлекин — человек из рода Вексиев. Не знаю его подлинного имени, не знаю титула, а знаю только, что дьявол — это и есть Вексий.
— Значит, копьем владеют Вексий?
— Да. И человек, убивший мою семью, убил и твоего отца. — Мессир Гийом словно устыдился на короткое мгновение. — А я убил твою мать. Во всяком случае, думаю, что убил. Она набросилась на меня, а я был зол. — Он вздохнул. — Но это не я убил твоего отца, а убив твою мать, я не совершил ничего такого, чего ты сам не делал в Бретани.
— Верно, — признал Томас. Он посмотрел в глаз мессира Гийома и не смог вызвать в душе ненависти к человеку, убившему его мать. — Значит, у нас один враг.
— И этот враг — дьявол, — сказал мессир Гийом.
Он мрачно перекрестился. А Томасу вдруг стало холодно. Он нашел своего врага, и враг этот был Люцифер.
* * *
В тот вечер Мордехай натер Томасу шею какой-то мазью.
— Шея, кажется, почти зажила, — сказал он, — и боль пройдет, хотя, возможно, иногда будет возвращаться, чтобы напоминать, как близко ты был к смерти. — Еврей вдохнул ароматы из сада. — Значит, мессир Гийом рассказал тебе про свою жену?
— Да.
— И ты оказался родственником человека, убившего ее?
— Не знаю, — ответил Томас. — Точно не знаю, но, судя по йейлу, это так.
— А мессир Гийом, вероятно, убил твою мать, а человек, убивший его жену, убил твоего отца, а сэр Саймон Джекилл пытался убить тебя. — Мордехай покачал головой. — Еженощно проливаю слезы, сожалея, что не родился христианином. А то мог бы с оружием в руках присоединиться к этому веселому занятию. — Протянув Томасу бутыль, он велел: — Давай. А кстати, что такое йейл?
— Геральдический зверь, — объяснил тот. Лекарь фыркнул.
— Господь в Своей бесконечной мудрости, создав на пятый день рыб и китов, на шестой создал наземных животных. И, посмотрев на содеянное, Он увидел, что это хорошо. Но недостаточно хорошо для герольдов, которым пришлось к Его неудовлетворительной работе добавить крылья, рога, клыки и когти. — Мордехай усмехнулся. — Это все, на что ты способен? — через минуту спросил он, принимая от Томаса бутылку с мочой.
— В настоящий момент.
— Из грецкого ореха я и то выдавлю больше сока, — проворчал еврей и зашаркал прочь.
Элеонора, видимо, следила за ним, поскольку сразу появилась из-под грушевых деревьев, что росли в конце сада, и указала в сторону ворот на реку. Томас последовал за ней на берег Орна, где они полюбовались на разгоряченную троицу мальчишек, пытавшихся пронзить щуку английской стрелой, оставшейся после захвата города.
— Ты поможешь моему отцу? — спросила Элеонора.
— Помогу?
