Мы потому так долго остановились на органе зрения, что этот орган из всех других органов представляет наиболее приспособлений, и при том в условиях наиболее заметных. Но аналогические наблюдения можно сделать и на органе слуха. Конечно, этот орган не может в рассматриваемом отношении сравниться с глазом.
Чтобы обеспечить воспроизведение образов, и после зрения рассеянного достигнуть зрения раздельного, необходим особый, в высшей степени сложный аппарат. Но чтобы сделать возможным слышание звуков, нужен только какой-либо проводник звука, и так как всякое вещество в известной мере способно проводить звуковые волны, то функция слуха возможна и при какой бы то ни было структуре органа. Однако ж и тут природа должна была взять не мало предосторожностей, из которых важнейшие касаются различия той среды, в которой предназначено жить животному. Вот что говорит об этом Мюллер. «У животных которые живут на воздухе, звуковые волны приближаются, прежде всего, к твердым частям организма, и в частности органа слуха, и отсюда уже идут к водянистой жидкости ушного лабиринта. Сила слуха у этих животных зависит, таким образом, прежде всего от той степени, в какой твердые части слухового органа способны воспринимать воздушные волны, потом — от степени сжатия, которое испытывают сотрясенные мускулы этих частей в тот момент, когда им передаются вибрации воздуха, и, наконец, от степени, в какой лабиринтная вода способна воспринимать вибрации, происшедшие во внешних частях слухового органа. Вся наружная часть органа слуха, таким образом, рассчитана на то, чтобы сделать передачу вибраций воздуха твердым частям, которая сама в себе представляет немало трудностей, наиболее легкою. Что же касается животных которые живут и слышат в воде, то здесь задача слуха совсем иная. Средою, передающею звуковые вибрации, служит здесь вода; она проводит их к твердым частям тела животного, откуда они идут еще раз в воду ушного лабиринта. Здесь интенсивность слуха зависит от степени той силы, с какою твердые части слухового органа способны воспринимать сотрясения водяных волн произведенными волнами воздуха, с тем, чтобы снова передать их воде, и от степени сжатия, испытываемого сотрясенными мускулами во время этой передачи. И здесь вся наружная часть слухового органа рассчитана на то, чтобы облегчить эту передачу»79.
Таким образом, оказывается, что условия слуха повсюду вполне приспособлены к тем двум различным средам, в которых должно жить животное.
Пусть объяснят теперь защитники слепого механизма природы, каким это образом одна чисто физическая причина, которая вовсе не могла иметь в виду различных свойств той или другой среды, тем не менее, в устройстве органа слуха так верно приспособлялась к этим свойствам? Почему это две различные системы слухового органа не встречаются вперемежку, случайно, в той и другой среде вместе, а напротив система, приспособленная к воздуху, встречается только в воздухе, а приспособленная к воде встречается только в воде.
Нам могут сказать на это, что животные, у которых не оказалось бы такого приспособления, как лишенные средств зашиты и самосохранения, неизбежно должны были погибнуть, и что поэтому-то мы и не видим нигде следов их. Но мы вовсе не понимаем, почему же животные, лишенные слуха, должны бы непременно погибнуть, когда многие из них и ныне живут без слуха. Этот недостаток мог бы быть вознагражден каким-либо другим средством защиты и сохранения. Таким образом, вопрос: «вследствие чего же структура уха находится в согласии с его употреблением?» — остается в полной силе. Ясно, что причина чисто физическая и механическая никак не может быть достаточною причиною такого верного соответствия.
Мы боимся утомить читателя, входя в такое же подробное обозрение всех частей организации, хотя между ними весьма мало найдется таких которые не привели бы к подобным же выводам и считаем достаточным указать только на факты наиболее разительные и решительные, именно:
Во-первых, на формы зубов — режущих, разрывающих и растирающих, которые так приспособлены к образу жизни животного, что для Кювье служили самыми решительными и характеристическими признаками животного, на способ их прикрепления и прочность основания, так хорошо соображенные и с законами механики и с их употреблением на покрывающую и охраняющую их эмаль, взамен той костной плевы, которая покрывает все другие кости, но для зубов не годится по причине своей чувствительности и нежности.
Во-вторых, на надгортанник, служащий как бы дверью к дыхательному горлу, который опускается наподобие моста, когда пища входит в пищеприемное горло, и поднимается сам собою как на пружине, когда пища пройдет, чтобы не прерывалась функция дыхания.
В-третьих, на закругленные и продолговатые волокна пищеприемного горла, которые своим перистальтическим движением определяют движение пищи, — феномен из одного закона тяжести решительно необъяснимый: только благодаря этой механической комбинации глотание оказывается возможным, несмотря на горизонтальное положение пищеприемного горла80.
В-четвертых, на структуру сердца, так удивительно приспособленную к той великой функции, которую оно выполняет в организации. На его разделение на две полости правую и левую, без всякого сообщения друг с другом, чтобы кровь не переходила из одной в другую, и подразделение их в свою очередь на две другие — ушки и желудочки, движения которых взаимно соответствуют, так, что сокращение ушек вызывает расширение желудочков и наоборот. На концентрические и лучистые фибры, из которых состоят перепонки сердца, — фибры, действие которых не вполне еще известно, но которые, без всякого сомнения, содействуют тому двойственному движению расширения и сжимания (diastola и systola), которое служит движущим принципом кровообращения. Наконец на различные заслонки, из которых трехстворчатый клапан препятствует крови возвращаться из правого желудочка в правое предсердие, а полулунные клапаны не допускают ей возвращаться сюда же из легочной артерии. Точно так же как на другой стороне митральный клапан препятствует возвращению крови из левого желудочка в левое предсердие, а полулунные клапаны пропускают кровь в аорту, но не позволяют ей оттуда возвращаться.
Чтобы разъяснить без конечной причины столь сложный и в то же время столь простой механизм — простой по единству принципа, сложный по множеству действующих частей, нужно допустить, что некая физическая причина, действуя по данным законам, случайно натолкнулась на самую совершеннейшую из всех возможных — систему обращения крови, что в то же самое время другие причины, такие же слепые, произвели самую кровь и в силу других законов заставили ее течь в сосудах, так хорошо расположенных и, наконец, что эта кровь, обращающаяся в этих сосудах, вследствие нового стечения обстоятельств по непредвиденной случайности, оказалась полезною и необходимою для сохранения живого существа.
В-пятых, на аппарат человеческого голоса. «Изучая человеческий голос — говорит Мюллер — изумляешься бесконечному искусству с которым устроен его орган. Ни один музыкальный инструмент, не исключая даже органа и фортепиано, не может выдержать сравнения с ним. Некоторые из этих инструментов, как например, духовые трубы, не допускают перехода от пиано к форте, а у других, как например, у всех ударных недостает средств поддерживать звука. Орган имеет два регистра — регистр труб духовых и регистр труб с язычками, и в этом отношении похож на человеческий голос с его регистрами — грудным и фальцетным. Но ни один из этих инструментов не соединяет в себе всех выгодных условий звука, как человеческий голос.
Голосовой орган имеет то преимущество перед всеми инструментами, что он может передавать все звуки музыкальной шкалы и все их оттенки посредством одной духовой трубы, между тем как «самые совершенные инструменты с язычками требуют особой трубы для каждого звука»81. Но кроме этого важного преимущества человеческий голос обладает другим еще более важным, а именно — способностью артикуляции, которая стоит в такой тесной связи с выражением мысли, что мысль, по-видимому, даже невозможна без слова: связь эта имеет не одно только философское, но и физиологическое основание, ибо известно, что паралич мозга всегда сопровождается более или менее полным отнятием языка.
(из книги Гр. Дьяченко «Духовный мир»)
ЭВОЛЮЦИОНИРУЕТ ЛИ ЯЗЫК?
«Творение» фактически является «антипонятием» для многих ученых, в том числе занимающихся социальными науками, — например, психологов, отвергающих самое понятие Творения лишь потому, что оно вводит концепцию Бога. Однако же при попытках объяснить человека с точки зрения эволюционных процессов возникают действительно глубокие проблемы. В этой статье мы рассмотрим ту часть этих проблем, которая имеет отношение к развитию языковых навыков у детей. Мы возьмем за основу ряд утверждений, относящихся к эволюции языка, сделанных профессором Ноамом Хомски из США — известным во всем мире авторитетом в области лингвистики. Его вряд ли можно назвать креационистом: он ведущий представитель рационалистической философии, которой яростно противостоят бихевиористы, нападая и даже высмеивая гипотезы Хомски, относящиеся к схеме врожденного механизма постижения языка. Их критика никак не относится к эволюционизму или креационизму, и наша позиция совершенно нейтральна по отношению к их полемике. Рассмотрим восемнадцать утверждений Хомски по поводу «языковой эволюции». Полемизируя с профессором У. Г. Торпом (W.H. Thorpe), который доказывал, что эволюция языка имеет несколько стадий, Хомски заявляет:
