Валтасар нахмурился. Он и сам понимал, какую непростую задачу предложил ему Кир в своем завещании. Однако сейчас от мудрейшего из советников он ожидал услышать совсем иное.
– Ступай! – разочарованно и даже резко бросил он. – И поразмысли над моим вопросом еще.
– Но ты обещал отослать гонца в Вавилон.
– Ступай! – отворачиваясь, бросил Валтасар.
«…Да не посмеют они судить и казнить его, доколе я, Валтасар, сын Набонида, царь Вавилона, не вернусь в стены дворца своего». – Амердат вывел последнюю букву и, дождавшись, когда царь прокатит валиком печати по горячему воску, вынес рескрипт из шатра. Даниил нетерпеливо дожидался его прихода. Впервые он о чем-то просил Валтасара и получил в ответ не то чтобы отказ, но совсем не то, на что надеялся.
– Проклятие! – скривился он, пробегая взглядом по ровным строчкам царского распоряжения. – Здесь ни слова не сказано ни о ком и ни о чем, кроме Иезекии.
– Валтасар не может отсрочить суд над теми, кто даже не взят под стражу, – резонно проговорил Амердат, заинтересованно поглядывая на пророка.
– Об этом никто ничего не знает, – раздраженно проговорил Даниил, подергивая губами. – Быть может, Гаумата уже схватил и Сусанну, и всех тех, до кого смог дотянуться. Даже если сейчас мы пошлем в Вавилон самого ловкого гонца на самом быстром коне, он домчится туда еще не скоро. Кто знает, что произойдет за эти дни.
– А ты, стало быть, – насмешливо проговорил Амердат, – тот, кого люди величают Даниилом, хотел бы оказаться в Вечном городе прямо сейчас?
– Да, именно так, – не замечая издевки в голосе, отчеканил Намму.
– Занятно. Очень занятно, – улыбаясь одними глазами, поинтересовался хронист. – Что бы стал ты там делать, пусть даже и с этим пергаментом, но без царя, без его воинов, без всего того, что придает легковесному слову силу закона?
– Я… – Даниил замялся. Грамотей был прав. Но собственное бессилие и невозможность изменить то, что представлялось ему ужасным и несправедливым, доставляли ему боль, не меньшую, чем удары бичом. – Я верю, что Господь всевеликий не оставит меня.
– Вот как? – Амердат улыбнулся, и эта неожиданно молодая улыбка на его старческом лице выглядела странно, точно проглядывала из-под актерской маски. – Слова, воистину достойные пророка Даниила. Стало быть, ты готов предстать, как есть, пред врагом своим, повинуясь лишь божьей воле и уповая на милосердие его? Не ропща? Не убоявшись?
– Да, это так! – запальчиво отчеканил царский советник. – Я верю, что истина восторжествует, ибо бог мой и есть истина!
– Что ж, – насмешка исчезла с изборожденного морщинами лица старца, – тогда вот тебе моя рука!
Гаумата слушал доклад, не сводя глаз с пылающего огня. Жрец, предсказатель по внутренностям жертв, с видом, полным достоинства, сообщал о результатах гадания на желчном пузыре.
– Когда я в первый раз глянул на него, то увидел, что желчный пузырь тонкий, словно игла.
– Это означает, что сбежит пленник, – неспешно растягивая слова, проговорил Верховный жрец.
– Истинно так, – подтвердил гадатель. – Но я счел это предзнаменование неблагоприятным и захотел проверить вышние знаки, осмотрев желчный пузырь иного животного.
– И что же?
– Левая сторона его набухла снизу.
– Уж лучше бы сверху, – вздохнул Гаумата. – Если память не изменяет мне, сие бы значило, что падет дворец врага.
– Все так, – вновь подтвердил созерцатель внутренностей. – Но и то предзнаменование, которое было явлено моему взору, тоже может почитаться хорошим. Оно недвусмысленно говорит о тяжелой заботе, которая лежит на сердце у врага.
– Да, я помню. – Верховный жрец задумчиво кивнул. – Стало быть, невзгода для врага перекрывает побег. – Он минуту, не отрываясь, глядел на пламя в жертвеннике, глядел молча, точно и не было рядом никого. Затем неожиданно повернулся к застывшим поодаль жрецам его свиты. – Что там Иезекия?
– Молчит или твердит, что Господь поможет ему.
– Прекрасно. Что говорят в городе?
– Кое-кто верит, что Иезекия убил жреца, и это часть заговора эбореев, стремящихся отринуть милость Мардука от Вавилона.
– Кое-кто, Халаб? – переспросил Гаумата.
– Да, – подтвердил жрец, докладывавший ранее, – многие полагают, что Иезекия зарезал жреца, ибо тот обесчестил его дочь, и не видят в этом особой крамолы.
– Понятно.
– Иные же вовсе твердят, что такой добряк, как Иезекия, не способен убить человека.
– Умники, – зло усмехнулся Верховный жрец. – Они судачат о Иезекии-лавочнике, но еще ничего не знают о Иезекии-мятежнике, о вожаке мятежников. Вернее, – он задумался, – одном из вожаков. Что же, все ступайте! – Гаумата сделал жест рукой, удаляя свиту из своих апартаментов.
– Останься лишь ты!
Халаб послушно склонил голову.
– Итак, – вновь заговорил наместник Мардука, когда они наконец остались одни. – Ты сделал то, что я велел?
– Да, о тень величайшего, – гордясь проделанной работой, отрапортовал жрец.
– Кто же это?
– Его зовут Арье. Он в дальнем родстве с Иезекией бен Эзрой. Он молод, силен и, что важнее для нас, горяч. Мой человек посвятил его в заговор. Он сказал, что Даниил – их великий предводитель, все приготовил к тому, чтобы эбореи могли захватить трон Вавилона. Чтобы не одно Иерусалимское царство, но и вся земля, издревле принадлежавшая их предкам, отныне была под властью эбореев и их бога.
– Прекрасно, – хищно оскалился Гаумата. – Он поверил?
– Всецело, – склонил голову его подручный. – Далее я рассказал Арье под большим секретом, что Иезекия – один из вождей будущего восстания, что именно через него Даниил поддерживает связь с общиной, а потому его во что бы то ни стало необходимо освободить. Мои слова нашли живой отклик у этого юнца. Как и многие силачи, он склонен переоценивать значение силы. Этот глупец уже собрал вокруг себя дюжину таких же отчаянных дурней, как он сам, и воспламенил их затеей напасть на тюрьму и освободить вожака. Я тайно встречался с ними и убедил, что влияние Даниила столь велико, что даже среди жрецов Мардука есть те, кто в большом секрете готов поддержать ЙаХаВа. Они готовы открыть проход, ведущий из храма Мардука в подземные застенки. Нынче же ночью эти несчастные попытаются отбить Иезекию.
– Что ж, пожелаем им удачи! – глумливо проговорил Верховный жрец. – Во всяком случае, на первых порах.
– Кроме того, – продолжал Халаб, – я распорядился спрятать оружие в укромных местах. Его достаточно, чтобы вооружить несколько сотен повстанцев. Во главе же их, как мы и думали, станет некто Раппа.
– Я помню, это старый вояка, – наморщил лоб Гаумата. – Кажется» он водил эбореев в бой еще против Навуходоносора.
– Да, тот за храбрость помиловал военачальника и предложил сражаться на его стороне.
– И Раппа принял это предложение. Но ведь сейчас ему не меньше восьмидесяти лет.
– Восемьдесят три, – уточнил собеседник Гауматы. – Он слеп и почти не ходит.
– Что ж, тогда будем просить Мардука, чтобы этот трухлявый обломок эборейского царства не умер ранее, чем отпадет в нем надобность.
Крик ночной стражи вдалеке заставил Арье прижаться к стене. Он сделал знак спутникам приготовить оружие к бою и затаиться. Ждать оставалось недолго. Если все сложится так, как было задумано, то дверь сейчас откроется. Он ждал, стараясь ничем не потревожить тишину. Пальцы сами собой впивались в рукоять длинного кинжала, упрятанного под темным плащом. Он знал, как легко выходит из ножен это смертоносное оружие. Знал и любил то непередаваемое ощущение, когда упрятанный в деревянных ножнах клинок вдруг разом являл миру свою восхитительную, совершенную форму, точь-в-точь прелестница, сбрасывающая у ручья никчемные одеяния. Арье любил свое прозвище Сиккарий, что означало кинжал, гордился тем, что был из лучших в Далие – отряде, который эборейская община должна была выставлять по приказу вавилонского царя. Всего месяц назад он проклинал свою участь, ибо весь его отряд был оставлен в гарнизоне крепости. Теперь же он понимал умысел Даниила и радовался, что может быть полезным его великому делу.
Едва заметная дверь в стене тихо скрипнула, выпуская из мрачного здания храмовой темницы группу людей. Впереди, окруженный четверкой телохранителей, шествовал Верховный жрец, за ним – он, тот, кого помощник Иезекии вчера представил как тайного сторонника бога Единого.
Арье тогда предлагал одним махом напасть и на Верховного жреца, и на темницу, и до сих пор не мог смириться с запретом. Подумаешь, стражники успеют закрыть двери тюремной башни. Имея в руках Гаумату, не сложно будет открыть любые двери!
– Ты взял запись допроса? – послышался в темноте голос воплощения Мардука.
– Я оставил их у переписчика, – извиняясь, проговорил его спутник.
– Так принеси их!
– Сей же час.
Процессия Верховного, жреца продолжала свой путь, а «тайный союзник повстанцев» вернулся к заветной двери, постучал условным стуком и назвался в ответ на окрик часовых.
