влюблены в нее. Там, в руинах Сталинграда, она была незаменимой подругой в ближнем бою. Удобная, послушная, ее можно было швырнуть в узкий пролом стены, в темный угол, даже в форточку окна, и она успешно делала свое дело. В окопах и подвалах, днем и ночью мы не расставались с ней. Бывало, погладишь ребристые бока ее, назовешь поласковее — ну, «фенечка», выручай! — и она летит из твоей ладони точно в цель. Главным калибром «карманной артиллерии» считали ее. Это граната Ф‑1 — лимонка. Отличное оружие, не громоздкое, но грозное. Выдернул предохранительное кольцо — и бросай куда надо. Взрывается через шесть-семь секунд. Осколки разлетаются настильно, веером, сохраняя убойную силу до семидесяти метров в радиусе. Не забывай только укрыться после броска...
Пополнив противогазную сумку «феньками», я хвастливо показал этот запас Графчикову: дескать, теперь нам сам черт не страшен.
— Посмотрим, — ответил он, спускаясь в люк канализации.
С нами рация на салазках, карманные фонарики, по пистолету и сумка гранат Ф‑1. Ползем час, второй. Темнота — глаз выколи. Благо в трубах сухо. Графчиков впереди, я за ним, тяну салазки. Лямки врезаются в плечи. Перед колодцами отстойников и перемычками он возвращается ко мне, помогает перенести рацию, и снова вперед. Раза два упирались в непроходимые завалы от фугасных бомб и тогда возвращались к ближайшей перемычке. Освещая фонариком схему канализации, мы выискивали обходной путь к Людникову.
Выискивали, выискивали и, как мне показалось, окончательно заблудились. Куда ни сунемся — тупик. Мне уже трудно было скрыть тревогу за исход «путешествия» под землей.
— Где мы находимся? — спросил я.
— Там, где надо. Прислушайся...
К чему прислушиваться, когда земля гудела и тряслась как в лихорадке? Каждый взрыв мины и снаряда отдавался в трубах так, словно мы были в бочке, на которую насаживали дополнительные обручи. Уши захлестывало волнами упругого воздуха — значит, где-то недалеко труба выходит к открытому коллектору или просто обнажена взрывом фугаски. Так и есть. Уже улавливаются человеческие голоса. Речь незнакомая. Немцы!.. Они, похоже, приближались к нам или устроили засаду. С языка сорвалось:
— Нас как бы не заметили...
— Тихо, давай назад.
Графчиков не обратил внимания, да и я не помню, как в моей руке оказалась «фенька». Кольцо выдернуто. Теперь достаточно разжать пальцы, как это делается в момент броска, предохранительная скоба отскочит, и через шесть секунд сработает взрыватель. Но куда и как бросать гранату? Ни развернуться, ни повернуться. Швырнуть ее вперед — разнесет в клочья Графчикова, назад — меня самого... Нет, раскрывать ладонь нельзя. Держите, пальцы, держите «феньку», иначе она, бешеная, может оставить нас тут навсегда.
Прячу руку с гранатой за спину, а потом, когда повернули назад, прикрываю ее грудью. Салазки — впереди меня.
— Шевелись, что ты как безрукий, — упрекнул меня Графчиков.
— Устал, — соврал я.
— Ну, давай еще немножечко, до перемычки, там я подменю тебя.
Толкаю салазки с рацией левой рукой, в ладони правой — живая смерть. Пальцы крепко держат предохранительную скобу...
Каким нескончаемо длинным показался путь до ближайшей перемычки! На спине выступил холодный пот, во рту пересохло, зубы стиснуты, и, кажется, вот-вот затрещат скулы, затем... ослабнут пальцы, и тогда выкатится из ладони «фенька», будь она проклята в эту минуту. Ползу медленно. Графчиков то грудью, то плечом подталкивает меня вперед. Он невозмутим. Пока не знает, что его жизнь в моей ладони. Наконец ему удалось перебраться через меня. Накинув на плечи лямки салазок, он проворно стал удаляться от меня вместе с рацией. Я решил отстать от него, передохнуть и потом у ближайшего изгиба трубы попытаться отшвырнуть гранату назад. Пусть покалечит ноги, но руки сохранятся, и я на руках выползу на свет божий...
— Не отставать, — сигналит Графчиков.
— Догоняю, — лживо успокаиваю его, чтобы он не вздумал возвращаться.
Вот и ожидаемый поворот трубы. Тут чуть попросторнее. Встаю на колени, разворачиваюсь и, прижавшись к стенке, швыряю гранату. Швыряю, как мне показалось, далеко, даже не слышно, где она шлепнулась. Падаю на спину, жду взрыва. Проходит четыре, пять... десять секунд. Взрыва нет. Неужели скоба не отскочила? Может, пружина ослабла... Тем лучше. Однако где же правая рука? Руки вроде не стало. Нахожу ее левой рукой, ощупываю от локтя до запястья. Ладони нет. Она собрана в кулак, в нем — «фенька». Пальцы одеревенели, стали непослушными в мертвой хватке.
Что же делать?
Разворачиваюсь еще раз. Судорога стягивает руку в локте. Хоть зубами отнимай пальцы от тела «феньки» или отгрызай по одному, покуда она сама не выпадет из ладони. Выпадет — и тогда... взорвется перед лицом. Нет, пожалуй, надо просить Графчикова помочь избавиться от смертельно опасной «феньки».
— В чем дело? — спрашивает Графчиков. По трубе его голос долетел до моего слуха так, что мне подумалось — он вернулся сюда и сейчас же устроит мне трепку.
— Руку судорогой стянуло, — сознался я.
— Зубами прикуси. Отпустит.
— Ладно, только не подходи ко мне.
— Не собираюсь... Ползи, я уже возле люка.
— Ну вот и хорошо, — с облегчением выдохнул я. — Один взорвусь.
— Чего ты там бубнишь?
— Если доползу, узнаешь.
— Нашел время в загадки играть. Очнись... — доносит труба его ворчливый упрек. — Без твоих загадок на душе солоно.
Мне стало уже невмоготу, казалось, сил больше нет. Пришлось сознаться, что в руке граната на взводе, а предохранительное кольцо утеряно.
— С ума сошел! — встревожился Графчиков.
— Не знаю...
— Тогда ползи, ползи и не вздумай кольцо обратно вставлять.
— За кольцом далеко возвращаться.
— Понятно, — выдохнул опытный разведчик и замолк, вероятно обдумывая, как обезвредить «феньку».
И когда мое прерывистое дыхание стало доноситься до него, последовали подсказки:
— Мягче, мягче ползи, держи ее, собаку...
— Сама держится, хоть руку отрывай вместе с ней.
— Сейчас посмотрим.
Наконец я оказался рядом с Графчиковым. Мы вернулись к исходной точке нашей вылазки. Над открытым люком склонились разведчики. Они дежурили тут, как видно, не один час в готовности двигаться по нашему пути к Людникову с телефонной катушкой. Смотрю на них снизу пустыми глазами: похвалиться