Кроме валькирий Жанну сопровождали двое верных спутников противоположного пола – влюбленный рыцарь Григораш, в свете иноземных увлечений Жанны получивший ирландское имя Григ о'Раш, и доподлинный немец Конрад, тевтонский воин католического вероисповедания.
Жанне пришлось расстаться со своей лучшей подругой Юлькой. Ее муж капитан Шорохов никак не мог бросить Тимура Гарина, а Юлька не могла бросить мужа и потому осталась командовать валькириями, которые предпочли не покидать Белый Табор.
Юлька даже всплакнула немного, прощаясь, а Жанна держалась, как истинная воительница, сурово и гордо.
– Не навсегда расстаемся. Подумаешь, какие-то триста километров. Я вообще подумываю о кругосветном путешествии.
– Это же все-таки золотая лихорадка, – возражала Юлька. – Бандиты, голодные толпы, солдаты… Каждый день сообщают об убийствах и столкновениях. А солдаты вообще расстреливают всех, кто попадает к ним в руки.
– Ничего, я везучая, – ответила на это Жанна, теребя ремень автомата и поглядывая на притороченный к седлу подсумок с запасными магазинами и гранатами.
* * *
Когда пешая колонна валькирий во главе с Жанной на лошади и Женькой Граудинь на верблюде двинулась на север, чтобы обойти Москву стороной, Вера Красных трижды перекрестила то ли Жанну, то ли Королеву и шепнула: «Я буду молиться за вас».
Как раз в этот момент Жанна оглянулась и, увидев жест подруги, подумала: «Лучше бы патронов побольше».
Патронов было мало и, нарвавшись на более хорошо вооруженных людей, отряд мог здорово пострадать. Так здорово, что вполне могли оправдаться мрачные пророчества Веры и предчувствия Юльки.
«Я везучая!» – повторила про себя Жанна, но рука ее непроизвольно потянулась ко лбу, и предводительница валькирий размашисто перекрестилась, неизвестно почему сложив пальцы по-староверчески.
51
Бунт в Лефортове назревал с того дня, когда в Шамбале нашли золото. Сидеть в камере в то время, когда другие богатеют за считанные дни, просто нестерпимо.
А когда Лефортово осталось единственным действующим следственным изолятором в Москве – на другие не хватало охраны – ситуация осложнилась еще больше. Сюда бросали всех – от мелких нарушителей, арестованных только потому, что так захотела левая нога патрульного офицера, и до серьезных бандитов, которые уверовали в то, что власть в Москве уже перешла в руки мафии – а это оказалось не совсем так.
Однако к тому было близко, и Шаман – самый авторитетный из бандитов, отдыхающих в лефортовских камерах – просто бесился оттого, что кто-то на воле проворачивает такие дела, а он остается в стороне.
И тут в Лефортове появился молодой человек спортивного вида в штатском, который попал туда не как арестант, а через парадный вход, предъявив удостоверение сотрудника возрожденного комитета государственной безопасности.
Этот молодой человек вызвал Шамана на беседу и как бы между прочим сказал негромко:
– Пантера передает тебе привет.
– Он у вас? – удивился Шаман, считавший Пантеру неуязвимым.
– Он с нами, – поправил молодой человек.
– То есть? – не понял Шаман.
– Есть одно хорошее дело, – еще тише произнес чекист.
– Какое еще дело?
– Прибыльное. Золото. Пантера уже собирает дань с некоторых приисков, но работы – непочатый край. Он хочет тебя в партнеры.
– И что?
– Охрана тюрьмы ослаблена. Если будет совершен налет снаружи и одновременно начнется бунт внутри, охрана ничего не сможет поделать.
– А кто будет налетать снаружи? – поинтересовался Шаман уже с явным оттенком интереса.
– Пантера со своими людьми. Думаю, ты понимаешь, что когда он начнет акцию, охране будет совсем не до вас.
– Но мы ведь заперты в камерах.
– В нужное время я вызову тебя на допрос. Я работаю в оперативной бригаде по твоему делу, и допуск у меня такой, что ни один вертухай не посмеет меня остановить. К тому же в следующий раз я буду не один. Мы разоружим охрану в этом коридоре, а потом откроем камеры.
– Заманчиво… – пробормотал Шаман. – И когда это будет?
– Когда все будет готово. Не беспокойся, скоро. Но имей в виду – дело может сорваться от любой мелочи. Если хоть одна живая душа узнает о плане, оно сорвется наверняка. От вас не требуется никакой подготовки, а следовательно, знать заранее об акции никому не надо. Чем больше неразберихи будет, когда все начнется – тем лучше. Думаю, твои люди пойдут за тобой без лишних рассуждений и уговоров?
– Это точно, – кивнул Шаман.
– И этого достаточно. Повторяю категорически – о плане не должен знать никто. Абсолютно. Даже самый верный человек может оказаться стукачом. Это понятно?
– Ясно.
– Отлично. Возможно, мы еще встретимся до операции. Или, может быть, к тебе придет вот этот человек, – оперативник показал Шаману фотографию три на четыре и тут же быстро спрятал ее. – Но может так случиться, что никаких дополнительных встреч не будет, и я приду уже непосредственно в день операции. Так что будь готов.
– Всегда готов, – ответил Шаман и сам усмехнулся, потому что в школе его так и не приняли в пионеры. В своем классе он единственный ходил без красного галстука и ужасно этим гордился, как и регулярными двойками, колами и одной единицей с минусом, которую поставил юному Боре Шамшурину учитель математики, доведенный до отчаяния.
На самом деле Боря, конечно, знал, сколько будет дважды два. Он вообще отличался умом и сообразительностью, как выяснилось впоследствии. Однако ему ужасно нравилось выводить учителей из себя, демонстрируя абсолютное отсутствие знаний.
Даже неизбежная домашняя порка не могла затмить этого удовольствия – особенно если учесть, что Боря Шамшурин был единственным за всю историю своей школы, кто получил единицу с минусом.
Однако это было очень давно.
В прошлой жизни.
52
Володя Востоков не ушел с Гариным во время его поспешного бегства из Москвы. Он предпочел и дальше оставаться в гуще событий и наблюдать, как творится история.
Тем более, что ему самому вроде бы ничто не угрожало. Представитель «революционного студенчества» нужен был Казакову, чтобы его правительство окончательно не потеряло лицо.
Востоков давно понял, что его используют, чтобы разбавить слишком уж полицейский имидж нового руководства, и больше никакой роли у него в этом правительстве нет – однако Володя был не тот человек, которого это могло смутить. Он считал себя в первую очередь ученым и уже начинал догадываться о том, чего все остальные даже не подозревали. Он замечал некоторые интересные закономерности там, где все остальные видели только нагромождение случайностей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
