К моей великой радости, поворот в сторону просеки был заасфальтирован, асфальт закончился лишь метров через пятьсот – семьсот, после того как мы проехали мимо большого полуразваленного здания вроде коровника. Там мы тормознули, срубили два молодых деревца и привязали их за «уазиком». Невелика помощь, но могут примятую машинами траву поднять, где она есть, затереть особенно явные следы на песке. До завтра следы немного выветрятся, а послезавтра их и видно не будет, погода стоит относительно сухая, с последнего дождика два дня прошло. Ну а уж если пойдет, то нам вообще за счастье, все смоет.
По просеке шли очень неторопливо, фары по-прежнему не включали. До самого конца ее я тоже доезжать не стал, нашли приличный съезд в редколесье по пути, свернули, разделились и медленно-медленно, на первой скорости, чтобы никуда не угодить, теперь уже с зажженными фарами, углубились в заросли. И там наконец встали.
Рассредоточили технику, начали маскировать ее валежником. Сразу же организовали наблюдение за путями вероятного подхода противника, а с утра я решил эти самые пути еще и заминировать, перекрыть растяжками и установить пару «монок», заведя их с электровзрывателя на «пээмки». Парный взрыв правильно установленных мин МОН-50 может очень много беды наделать.
Кое-как рассредоточив технику, сели завтракать. Или ужинать – кто знает… Пожрать, в общем. Мудрить не стали, на сухом спирте нагрели каши с тушенкой, проколов дырки в крышках, и принялись за еду. Устали все, как черти, даже жевали лениво.
– Серый, пока все здесь сидим, объясни людям, что ты задумал, – сказала Вика. – Шарахаемся из стороны в сторону, уже даже смысл наших действий я потеряла, если честно.
Судя по всему, Вика выразила не только свою мысль. На первый взгляд наши действия явно противоречили очевидному решению проблемы. Я прожевал очередную закинутую в рот ложку каши с мясом, затем ответил:
– У нас есть выбор между двумя тактическими схемами. Первая – действовать прямолинейно, то есть – прорвали заслон и поехали прямо, насколько успеем убежать. – Я провел ручкой ложки на песке прямую линию. – Результат будет такой, что, скорее всего, нас вынудят вступить в бой, где нам и трындец. Нас мало, а только у Крапа полторы тысячи, хоть отдельные группы и грызутся между собой. Блоками перекрыты дороги, в больших селах стоят гарнизоны, а ведь здесь есть еще и другие банды. Сегодня начнется суета на дорогах, нас начнут ловить. Это ты понимаешь?
– Понимаю, – с готовностью кивнула она. – И что предлагаешь?
– Предлагаю действовать по второй схеме. – Я нарисовал ложкой некую извилистую линию. – Вторая схема – затаиться там, где никто не будет искать, как тогда у Васильевского Моха. Разведать основную базу, дождаться, когда спадет активность противника, а при возможности грохнуть Крапа.
– Зачем это? – обалдевшим голосом спросила Татьяна. – Очистим мир от скверны? Санитар леса типа?
– Затем, что Гвоздь рассказал, что на его место есть еще кандидаты. Если Крапа не станет, то забудут обо всем, начнется драка за трон.
– Ну и как ты собираешься это сделать? – с оттенком ехидства спросил Шмель.
– Масса вариантов. Нам известна его база и примерно – схема поведения. Или снайперская засада, или, того лучше, минная. У них всего один выезд с хлебозавода на дорогу и с дороги один выезд на шоссе. Других маршрутов выдвижения нет, и в этом наша сила.
– А еще в чем наша сила? – пробурчал Шмель, явно не вдохновленный моими идеями.
– Если все правильно рассчитать, то можно на этом выезде его и… – Я изобразил руками нечто, долженствующее символизировать конец земного пути. – Возможно, что найдем иной способ, я не настаиваю на этом как обязательной задаче. Если повезет. Как я уже говорил, единственное, что у нас в достатке, – это время. Поэтому используем наш основной резерв на всю катушку. Надо будет – неделю понаблюдаем, посидим здесь, дождемся, когда страсти утихнут.
– Так понимаю, что мы с тобой опять в вечную разведку? – спросил Васька.
– Понимаешь правильно. С тобой, Большим и Лехой. Причем пешим порядком.
– Серый, пятнадцать верст, – опешил Леха.
– Именно, – злорадно подтвердил я. – Зажрались тут на машинах кататься, бояре. А сейчас я ни одну машину на дорогу не пущу, не хрен следы плодить. Пойдем пешком, через лес, по азимутам и джипиэсу. А всем остальным – маскировать транспорт, организовывать оборону. Старший – Сергеич. Как поняли?
Все и все поняли, вопросов и возражений не последовало. Это хорошо.
– Леха, Вася, спим четыре часа, затем выдвигаемся. Лохматый камуфляж, сухпай на три дня, Леха – снайперку, всем пистолеты с глушителями, каждый несет «монку» и ОЗМ. Я прихвачу еще «Муху». И будьте готовы волочь все ту пиротехнику, которую я сочту необходимым взять.
Перед тем как завалиться спать, я покопался в нашем ящике с пиротехникой, полученной в «Пламени». Есть целая куча тротила. Есть пластит. Есть средства взрывания, причем самые разные, с этим у нас все нормально. Есть мины. Немало, если есть фантазия и знаешь местность. Фантазия есть, а вот местность я пока не видел. Разведаем – и что-нибудь придумаем.
Александр Бурко
20 мая, пятница, утро
Разговор с Пасечником оказался неожиданно интересным. Бурко лишь изложил «пожелания» ученых по поводу выделения им жертв для опытов из числа хомо сапиенс, как тот сразу сказал:
– Троих пусть забирают. Людоедов.
– Кого? – опешил Бурко.
– Каннибалов, если угодно, – усмехнулся Пасечник. – Не доложили, что ли?
– Нет. У нас, видать, начальством манкировать стали. Не сочли необходимым.
– Мои с салеевскими возле деревни Тутань накрыли базу каннибалов. Думали, просто беспредельщики, а оказалось, что какой-то монах бывший и с ним десятка два последователей. Питались человечиной. Отбивались как бешеные, монашек сам себя сжег даже, но троих взяли живыми.
– И что? – совсем опешив, переспросил Бурко. – Голодали они там, что ли?
– Да нет, не голодали, – покачал головой генерал. – Еды хватало, там и скот у них, и все остальное. Монашек апокалиптическую секту сбил из дебилов этих, мол, кто человечину ясти начнет, тот обретет силу и скорость морфов.
– Вот как?
– Вот так. И, что самое интересное, есть подозрение, что в этом какая-то доля правды есть.
– В смысле? – спросил совершенно обалдевший Главный.
– В смысле того, что пленные – два мужичка не пойми каких, не служили и не спортсмены, и девка-наркоманка. А скрутить их и у моих бойцов проблема. И морды какие-то стали… не такие. Вроде и людские, но черт его знает, дальше уже мистика начинается.
– Так… тем более интересно, – задумался Бурко. – Думаю, что на опыты их уже нельзя. Точнее, можно, но на другие, я с Домбровским переговорю. А еще есть кто, кого не жалко?
– Да сидят несколько разных, но их на шахту планировали. Там рабочие руки нужны.
– Подождет шахта, давайте четверых научникам, для опытов.
– Как скажете, – пожал плечами Пасечник.
Поговорили и о делах других, после чего Бурко отправился к себе. Диск, что ему записали научники, смотрел уже на следующий день, перед сном, да и то не весь. Сразу не получалось, очень уж все мерзко выглядело, до тошноты и мурашек по телу. И последний ролик Бурко посмотрел уже вчерашним вечером, попутно разбираясь в бумагах у себя в кабинете. Название файла отличалось от остальных, чем привлекло внимание, и он смотрел его немножко внимательней, все остальное, что до этого, он уже так, краем глаза цеплял.
Привлекла внимание и сама картинка. Планы всех предыдущих съемок были стандартны – одна или две камеры, направленные на клетки за бронестеклом, и ничего другого, а в клетках кто-то кого-то ест или сидит, уже нажравшись. А тут появилась какая-то комната, и камера была поплоше, предназначенная для обычного наблюдения. Комната, в которой на столах стояло несколько компьютеров, полумрак, скрывавший лица двух человек, лишь над парой столов светились лампы.
Зато было видно, что на столе находилась открытая сумка и в нее укладывались продолговатые цилиндры, размером с баллончик дезодоранта каждый. Целый ряд их стоял на столе, и один человек поочередно брал их руками, что-то проверял и устанавливал в сумку стоймя. Это была даже не сумка, а скорее что-то вроде кофра, такого, какие бывают у фотографов. Звука не было, движение было дискретным, с частотой эдак кадра три-четыре в секунду.
Комната выглядела неуловимо знакомой. Точнее, даже не сама комната, а что-то в ней, какая-то деталь, которая притягивала внимание, задерживала взгляд на себе и в то же время оставалась незамеченной.
– Странно, – сказал сам себе Бурко.
Открылась дверь, и вошел еще один человек. Двое обернулись на него, затем вернулись к прерванному занятию. Свет упал на лицо вошедшего, и Бурко, обладавший хорошей зрительной памятью, узнал его почти сразу. Это был Боря, тот самый, которого он видел в компании Домбровского, когда забирал этот самый диск.
