Джек сжал губы, сложил листок и убрал его в карман. Он снял свои очки, и Шепли помог ему пройти на место под звуки одной из любимых песен Томаса, звучащей из динамиков.
Джек сел рядом со своим братом, и они стали утешать друг друга под музыкальный аккомпанемент. Даже Эбби с Трэвисом плакали. Эбби обняла Лииз, а Трэвис в это время укачивал Стеллу, касаясь ее лобика своей щекой. Я переплела пальцы с трясущимися пальцами своего мужа и сильно сжала руку. Он вытер щеки, втянув воздух между тихими всхлипами. Я осмотрела лица нашей семьи: мы выглядели такими сломанными, такими потерянными. Мое дыхание сбилось, когда я увидела, как местный пастор поднимается на сцену. Он предложит нам помолиться, чтобы найти утешение, но ничего не сможет забрать нашу боль. Даже Бог.
Я посмотрела на Трентона, который сбросил с себя маску крутого парня, совершенно не думая о толпе людей вокруг. Было невыносимо наблюдать, как мужчины вокруг меня разваливаются на части — мужчины, которые в любых других обстоятельствах даже не дрогнули бы. Сейчас же с каждым своим вздохом они выдавали свою боль, а я сидели среди братьев Томаса, желая хоть как-то унять их душевные муки. Было так сложно осмыслить происходящее. Играющая музыка делала все только хуже, и я постаралась оградиться от своих чувств так же, как делала это в детстве, когда мой отец бил маму.
Как я и думала, вокруг дома Джима на обочинах собралось множество машин. Чем больше расходились вести о смерти Томаса, тем больше людей приезжали, принося с собой запеканки и приятные воспоминания о нем.
Я сглотнула, внутренне подготавливаясь к соболезнованиям от всех этих людей. Джим был отцом, похоронившим своего первенца. Лииз была вдовой. Я же была невесткой и бывшей девушкой. Я чувствовала, что горюю сильнее, чем Фэйлин или Эбби, и чувствовала из-за этого вину. Меня тошнило, а нос уже горел.
Мне так не хотелось заходить в этот дом, играть роль жены-опоры и скорбящей невестки и в то же время игнорировать тот факт, что Томас был моей первой любовью, что мы не один раз засыпали и просыпались рядом друг с другом, и что мы почти что съехались. Он любил меня, а я должна была из уважения к его жене и своему мужу делать вид, что ничего этого не было.
Трентон сжал мою руку.
— Я знаю, — просто сказал он. Ему понадобилось сказать всего два слова, чтобы поддержать меня, выразить поддержку и безоговорочную любовь.
Накануне ночью он простил меня за то, что я скрывала правду. Он сказал, что это ненормально, но он все понимает, и все равно любит меня.
Целый океан друзей и родственников заходили в дом, проходя по ковру, который однажды выбрала Диана, и по которому бегал в детстве Томас — еще тогда, когда все они были счастливой семьей, не встретившейся со смертью. Именно поэтому Диана взяла с Джима обещание уйти из полиции. Именно поэтому она взяла с него обещание проследить, чтобы дети не пошли по его стопам. После того, как смерть забрала Диану, Джим и мальчики ждали, что она придет и за нами. Это казалось таким реальным, ощутимым, ведь смерть пришла не за кем-то другим, а именно за ней. Она забрала смысл их жизни, их солнце, их нерушимую основу. И оставила лишь воспоминания, стиравшиеся с каждым годом. Трентон рассказывал, что изо всех сил старался не забыть звук ее голоса и ее глаза. В тот момент, когда она умерла, все они видели смерть, а смерть видела их.
Тэйлор и Тайлер сидели за обеденным столом рядом с принесенной едой и горой чистых тарелок. Их жены сидели рядом, стараясь помочь им справиться с болью. Просто справиться, ведь она не могла исчезнуть. Никогда. Независимо от того, сколько раз бы они кричали, рыдали или били что-то, она не могла пропасть.
Как ни странно, Трэвис выглядел лучше всех. Он следил за тем, чтобы у братьев были вода и пиво, чтобы им было удобно. Трентон и Шепли все еще сердились на Трэвиса, а близнецы все еще оставались на его стороне, но сегодня они не могли друг с другом бороться. Они нуждались друг в друге, чтобы пройти через это.
Эбби выделялась на общем фоне, сидя в углу, где за пару дней до этого сидела Лииз, без Картера. Я наблюдала за тем, как она возилась со своим платьем, то одергивая его, то приподнимала квадратный вырез, чтобы прикрыть выпирающие груди только что родившей матери.
— Ты прекрасно выглядишь, — заверила я ее.
Она закатила глаза.
— Спасибо. Оно сейчас сидит на мне теснее, чем я себе представляла, но у меня не было ничего подходящего для такого случая.
— Оно отлично подходит, — сказала я. — У меня много черных вещей, тебе следовало позвонить мне.
— Ничего из твоего шкафа на меня бы сейчас не налезло, — ответила она.
— На самом деле, я немного удивлена, что Трэвис не носится вокруг тебя и не пытается закрыть тебя чем-нибудь.
Трэвис был известен своей нелюбовью к слишком открытым или обтягивающим вещам Эбби, ведь тогда он ревновал ее ко всему вокруг. Сначала он просто сильно старался, чтобы не драться со всеми вокруг, но после их свадьбы что-то в нем изменилось, и Трэвис стал спокойнее. И все же, Трэвис, не обращающий внимание на выпирающее декольте Эбби, был непривычен.
— Хорошо для тебя, — сказала я, сев и скрестив руки. Мрачные лица людей в комнате напомнили мне, почему мы все собрались у Джима, и тошнота, которая всю эту неделю почти не переставала меня мучить, снова вернулась. Это не было просто горем. Что-то было не так, и я никак не могла в этом разобраться. Трэвис с Лииз чуть наклонились друг к другу, а Эбби, хоть она всегда мужественно переносила все испытания, не выглядела так, будто она страдает из-за смерти Томаса. — Эбби, — начала я. — Если бы знала что-то еще... Про Томаса... Ты бы нам сказала, правда?
Эбби вздохнула.
— Когда мне пришлось уехать из больницы без своего сына, я плакала целый час. Мне так не хотелось делать это, но я должна была, и поехала. Я оставила его там одного, чтобы приехать сюда и быть с семьей. И я сразу же поеду в больницу, когда это закончится. Я делаю так каждый день всю эту неделю. Я держу своего сына, обвязанного разными проводами и трубками, беспокоюсь за него и наслаждаюсь временем с ним, и в то же время чувствую вину из-за того, что не нахожусь рядом со своими близнецами, а потом прощаюсь с ним и, рыдая, ухожу.
Я ждала, пока она ответит на мой вопрос, но, похоже, она не собиралась. Я подумала, что так она показывает мне, что мой вопрос неуместен, и что она будет говорить только о том, о чем сама захочет.
— Ему лучше, верно? — Спросила я.
— С каждым днем он все сильнее. Мы надеемся, что на следующей неделе можно будет его забрать.
— Ты хорошая мама. Я знаю, что это трудно.
