Спешившие домой по Голиковскому переулку малыш с мамашей замерли.
– Я же тебе говорил, что в этом доме привидения живут! А ты не верила… – сказал маме карапуз, и они припустили со всех ног.
37
Вечером позвонила Люся. В ее голосе билась радость, и чувствовалось, что ей есть чем поделиться с подругой. Причем поделиться немедленно. Иначе лопнет. Маше было не до Люси. Она пыталась просчитать маршруты и маневры Передельского и переживала за успех своего первого самостоятельного дела на поприще обеспечения безопасности комьюнити.
– Я уже у твоего дома, открывай! – осчастливила Машу подруга.
Ввалилась заснеженная, раскидала одежды, плюхнулась на диван.
– Чаю давай!
Маша повесила на место подружкину куртку, заварила чай, дожарила сырники из оставшегося теста, пока Люся исполняла на диване песни народов мира, принесла на подносе угощенье и уселась рядом.
– Глазки горят, щечки розовые, грудь колышется… Влюбилась? – Марья зацепилась взглядом за нежно и трепетно пульсирующую вену на шее подруги.
– Не знаю, не решила еще, – смеялась Люся, – понравился просто. Тодес со мной пытался делать… Камасутра какая-то… Шапку мою хотел… Сфотографироваться… В ГУМе выгуливал. Смешной такой! Журналистом представился. Я еще удивилась, что не режиссером и не продюсером… Типа «девушка, хотите сниматься в сериале голой?». А кто ж не хочет?
– Подожди, так он – кто? Фотограф?
– При чем тут фотограф? Говорю же тебе – журналистом представился!
– А при чем тут сериал и сниматься голой?
– Маш, ну ты совсем меня не слушаешь! Где ты витаешь? И вообще, какая-то ты сегодня странная. Я тебе раз двадцать звонила. Телефон, что ли, разрядился?
– Да, наверное. Забываю все время. – Марья изо всех сил пыталась отвечать подруге «впопад».
– Маша, я тебе сейчас главное скажу! Слушаешь?
– Конечно.
– У нас ВСЕ было! Он – такой!..
И тут Машин телефон разразился мелодией из фильма «Телохранитель».
– Алло, нет, он ушел. Предмет сдан аукционистам. До связи.
– Ой! Ну-ка покажи телефон. Ничего себе… Это что? Это где? Это из чего вообще???
– Подарили. – Маша спрятала телефон в карман. – Ну, рассказывай толком, кто он, где познакомились?
– На катке познакомились, на Красной площади… Маш, ты не в себе вроде… Я, пожалуй, пойду?
– Нет-нет, что ты… Просто проблемы небольшие. Неприятности…
– Маш, я про неприятности сегодня слушать не готова. Я радостью пришла поделиться.
– Извини, Люсь. Пустяки. Делись, конечно, своей радостью, – улыбнулась подруге Марья.
В рассказе влюбленной подруги Маша так и не узнала своего перепуганного насмерть визитера. И немудрено.
– Ладно, побегу я, – засобиралась Люся, вдела ноги в сапоги и сняла с вешалки куртку.
Под курткой обнаружился знакомый рюкзак, из которого торчал помпон ее шапочки. Хватая воздух открытым ртом, точно рыба гуппи за стеклом аквариума, она переводила взгляд с помпона на Машу и обратно.
– Это же… Он здесь был? Ты его знаешь? – выдохнула Люся и с подозрением уставилась на Марью.
Машу бросило в жар. Теперь она поняла, в кого влюбилась ее подруга. Представив, чем это может обернуться, она вмиг пожалела о своем скороспелом экспромте и заставила себя улыбнуться. Погружаясь глубоко в зеленые, полные изумления глаза Люси, она сказала мысленно: «Не было тут никакого Пети». И надела на голову подруги злополучную шапку с помпоном.
Люся отмерла. Перекинула через плечо свою сумку и, чмокнув Машу в щеку, побежала вниз по лестнице. И каждый ее шаг отдавался в висках Маши. Она сглотнула. Приобщать подруг не следует, как говорил Параклисиарх, а пить – не комильфо. Так что ж теперь с подругами делать-то? Странно… раньше этот вопрос даже в голову ей не приходил. С подругами можно было без умолку трещать ни о чем, обсуждать других подруг, свою и чужую личную жизнь, коллег по работе. С подругами следовало забегать в кафе, пить кофе с пирожными, есть мороженое, пить шампанское, морща носики от пузырьков, ходить в кино, отслеживать скидки, делать покупки – как нужные, так и ненужные. Зачем все это? Неужели все эти бессмысленные телодвижения и разговоры были ей в кайф? Ну да, несомненно. Она это точно помнила.
38
Дверь распахнулась, и в приемную, рассекая встречный поток воздуха, как крейсер волну своих территориальных вод, уверенно вступила охваченная новой миссией Мать. Неожиданно возникшее в фарватере завихрение воздушного потока опрокинуло на нее стоящую в полупоклоне Мумию. И теперь прямо перед глазами Матери покачивалась высохшая рука, задевая нос и ресницы.
– Ай! – взвизгнула Мать, спихивая с себя Мумию и теряя от неожиданности благоприобретенное лицо босса. – Понаставили тут… антиквариат… рухлядь какую-то!.. – крикнула она куда-то в сторону двери.
И тут послышался глухой, полный достоинства голос:
– Рамзан Другий – не антикваріат. І не мотлох, як пані зволили висловитися. Рамзан Другий – секретар.
Мать, обернувшись на голос, проворчала раздраженно:
– Гастарбайтер, что ли?
Голос исходил из Мумии. Бросив взгляд на нештатный секретарский облик, Мать изумилась:
– …оссспади, ни кожи ни рожи… Болеешь, что ли? Производственная травма? Дома болей! Совсем обалдели… Я вам устрою тут… койко-места!.. – брюзжала она, копируя повадку своей бывшей директрисы и отряхивая пыль столетий с рукава кардигана из последней коллекции Армани.
– Не можна привнести порядок у всесвіт ззовні. Все живе вийшло з хаосу, – произнесла Мумия с достоинством.
– Только не надо прибауток и заклинаний! Ладно? Работать надо! Арбайтен! Компрене ву? – сварливо парировала Мать, выковыривая ошметки полуистлевшего полотна из прически от модного стилиста. И вдруг осеклась.
Она разглядывала Мумию как неодушевленный предмет, как товар, выставленный в салоне магазина. Целиком и фрагментарно. Обошла с тыла и стала шарить взглядом по его тщательно перебинтованной «елочкой» спине.
– Пані щось шукаэ? – поежилась от такого беспардонного интереса Мумия.
– Пани шукает кнопку «Выкл. пальцем». Или это работает дистанционно? От пульта? – Мать прошлась взглядом по горизонтальным поверхностям приемной. – Кто припер сюда этот артефакт? – не найдя искомого, закричала Мать, показывая на Мумию. – Кто разбирается в настройках? Смените ему языковую раскладку! Переключите его на русский! Где сисадмин? Дармоглоты!.. – продолжала кричать Мать в открытую дверь.
В дверном проеме вдруг как-то потемнело. Из него пахнуло холодом. Дверь медленно, со скрипом, не характерным для нового оборудования, захлопнулась. Как крышка гроба.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
